Жан-Мишель Генассия - Удивительная жизнь Эрнесто Че
Все объяснялось очень просто: Йозеф не запоминал лиц. Это было его ахиллесовой пятой.
Он без труда выучивал содержание толстенных неудобоваримых медицинских трактатов, но очень быстро, через несколько недель, забывал лица подруг по плотским утехам.
Как-то раз Маргарита – она была андалузкой, бежавшей в Париж от франкистов, – бросила ему в лицо:
– Проклятый мачо!
Она божественно танцевала танго и, заметив Йозефа в зале «Мулен де ла Галетт», взглядом приглашала его на танец (он единственный из парижан танцевал, как аргентинец), но разговаривать с ним не желала.
Йозеф не знал, как переводится слово «мачо», – он услышал его в первый раз в жизни. Но не в последний. Маргарита снизошла до объяснений и добавила, что так называют не только испанцев, но и французов, и чехов, и много кого еще. В те времена мужчины были мачо, и это не создавало им проблем. Йозеф пришел к выводу, что в словах его женщин есть доля истины, и решил искоренить в себе этот изъян. Он стал умолять Маргариту о помощи, но она только рассмеялась (идеальный мужчина – не более чем глупая фантазия). Йозеф так страстно хотел измениться, стать лучше, что пытался контролировать все свои жесты, слова, взгляды и действия.
Старания Йозефа не только не увенчались успехом, но и укрепили его репутацию законченного мерзавца, порочного, склонного к моральному садизму наглеца и… потрясающего танцора. Ты видела его левую ногу? Просто невероятно! Йозеф приглашал девушку выпить кофе с молоком – и не знал, о чем с ней говорить. Назначал свидание за ужином – и забывал прийти. Он мог спросить у Глэдис: «Как поживаешь, Симона?» – войти в кафе с букетом анемонов, где его ждала Ирен или Жюли, сесть за другой столик и время от времени нетерпеливо поглядывать на часы.
В результате Йозеф окончательно утвердился в мысли, что женщины хороши как партнерши в танце и сексе, в остальном же им почти невозможно угодить, они капризны и неискренни.
На балу в «Ла Куполь»[18] некоторые приятели Йозефа высказали предположение, что его проблема имеет психологическую подоплеку, следовательно, ее трудно разрешить. Двое полагали, что Йозеф страдает прозопагнозией[19], с чем он категорически не согласился. Двое других склонялись к нарциссизму и спорили лишь о том, как далеко зашла «болезнь». Один человек высказался в пользу начальной формы женоненавистничества, и остальные сочли этот диагноз слишком банальным, но простительным для студента первого курса. «Синдром вальсирующего» стал предметом нескончаемых споров. Ни в одном фундаментальном труде по психологии не упоминалось о том, что Эдип танцевал вальс или танго.
Помог Йозефу мэтр Мейер, симпатичный хитрован-адвокат, у которого стажировался Марселен. Он открыл ему способ, которым сам пользовался во Дворце правосудия, где каждый день встречал массу людей и не всегда мог определить, судья перед ним, секретарь, судебный исполнитель или коллега-защитник.
Денег юрист с Йозефа не взял: он обменял свою консультацию на урок танго. Йозеф показал ему, как нужно двигаться, чтобы не наступать на ноги партнерше (Мейер считал свою неуклюжесть причиной любовных неудач). Теперь, если лицо женщины вызывало у него в памяти легкое «шевеление», он кидался к счастливой избраннице и радостно, с открытой, почти дружеской, улыбкой восклицал: «Боже, сколько же мы не виделись! Как поживаете?»
«Улыбайтесь широко, пусть собеседник видит ваши зубы, – наставлял Йозефа мэтр Мейер. – Ваши слова должны звучать искренне и естественно».
Он немедленно проиллюстрировал свой «рецепт», и у Йозефа создалось ощущение, что они с адвокатом лучшие друзья. Иногда эта мефистофельская хитрость срабатывала, но бывали случаи, когда его сухо обрывали:
«Мы не знакомы! За кого вы меня принимаете?»
Или так: «В последний раз мы были на „ты“, поросеночек».
Все лучше, чем прилюдные оскорбления и скандал… Йозеф находил утешение в словах девушек своих приятелей, уверявших, что по сравнению с ними он просто ангел: ну, помнят ухажеры их лица и имена, и что с того?!
Когда Вивиан вошла в прокуренный зал «Балажо»[20], Йозеф кружил Ольгу в английском вальсе. Он не очень любил этот танец, считая его движения слишком размеренными и чопорными. Йозеф не сразу заметил, что все мужчины разинули рот и смотрят на нее голодными глазами. У Вивиан были стройные ножки, тонкая талия и кудрявые волосы. Серая саржевая юбка плотно обтягивала бедра, а круглый воротничок блузки подчеркивал красоту шеи.
Сидевший на эстраде Марселен тоже заметил Вивиан и оценил ее красоту: «О-ля-ля-ля-ля-ля…»
Девушка стояла на балюстраде и с явным восхищением следила за движениями пары. Йозеф поблагодарил Ольгу и вернулся за свой стол. Аккордеонист заиграл вальсок, и танцоры закружились по площадке. Вивиан молча, одним едва заметным движением подбородка, отклонила три приглашения, привстала на цыпочки, нашла глазами Йозефа и медленно направилась к нему. Он смотрел на фигурку в мерцающем наряде и думал: «Боже, какие же красивые у нее волосы…»
Вивиан была совершенно особенной. Он и подумать не мог, что такая потрясающая красавица вдруг обратит на него внимание. Даже самый спесивый из всех живущих на свете мужчин не мог бы на такое рассчитывать.
И все-таки это случилось!
Она стояла, не говоря ни слова, потом протянула ему пухленькую теплую ручку с позолоченным браслетом-змейкой в позднеготическом стиле на предплечье. Йозеф затрепетал и повел Вивиан на площадку. Остальные танцоры расступились, и Йозеф не сумел – хотел, но не сумел! – скрыть, что это тешит его тщеславие. Вивиан танцевала не слишком хорошо и то и дело наступала ему на ноги острыми каблучками, но Йозеф этого не замечал. Женщины обменивались многозначительными понимающими улыбочками.
Йозеф и Вивиан останавливались, только когда оркестр делал паузу, через каждые сорок пять минут. Он пригласил ее в бар выпить шампанского, говорили они мало – обменялись несколькими ничего не значащими фразами: «Вечер сегодня ужасно жаркий…», «Сколько же здесь народу…», «Вы часто сюда приходите?». Вокруг было так шумно, что приходилось кричать. Вивиан промокнула лоб платком, и Йозеф вдруг подумал: «Ее я вряд ли забуду».
Оркестр заиграл «Белые розы». «Моя любимая песня», – сказала она. Йозеф посторонился, пропуская ее на дорожку, и почувствовал нежный запах духов – мимоза, жасмин? – аромат напоенного солнцем Средиземноморья. Вивиан тихонько напевала себе под нос. У нее была совершенно особенная манера обнимать партнера. Другие дамы касались руки и плеча кавалера, а Вивиан так тесно прижималась к Йозефу, что он чувствовал через шелк одежды ее соски и упругие ноги. В танце Вивиан неподражаемо покачивала бедрами, ее волосы щекотали Йозефу лицо, томный взгляд обволакивал и возбуждал. «Как вас зовут?» – спросил он. «Вивиан». – «Чудесное имя…»
Они ушли, не дожидаясь закрытия.
– Слушай, старик, переночуй сегодня у кого-нибудь из приятелей, идет? – шепнул Йозеф Марселену.
– Как скажешь… – кислым тоном ответил тот.
Глядя вслед парочке, закоренелый атеист Марселен не удержался и воззвал к милосердию Творца:
– Боже, защити нас от курносых женщин с упругой попкой, которые ходят на высоких каблуках и красятся, как звезды экрана.
Вивиан относилась к тому типу женщин, которых невозможно забыть. У нее была восхитительно-скандальная репутация «пожирательницы мужчин», которую создали завистливые сплетницы. Эти посетительницы танцполов, бóльшую часть времени просиживавшие на банкетках, утверждали, что бессердечная распутница Вивиан погубила множество любовников, которые валялись у нее в ногах, умоляя остаться. Ходили сплетни о попытке самоубийства торговца обувью из Невера и сошедшем с ума нотариусе из Руана. Слух появился после того, как Вивиан сказала Мади, что раньше была слишком чувствительной и кое-кто злоупотреблял этой ее слабостью. Однажды вечером она разоткровенничалась и посоветовала подружке обходить стороной морских лейтенантов и не верить ни одному их лживому слову, а потом заявила, что все мужчины – олухи и слабаки, даже богачи, бросающиеся деньгами направо и налево, и ей ни одного из них не жаль.
Наутро после ночи любви Йозеф впервые в жизни спросил девушку, увидятся ли они снова. К его огромному удивлению, она тут же, с непосредственностью хористки, согласилась, а потом испарилась, пожелав ему хорошего дня.
Вечером они встретились в кафе на площади Клиши. Вивиан оказалась сладкоежкой – она обожала венский шоколад. Йозеф упивался общением со своей новой пассией, хотя ничего особенно интересного она не произносила, да и голос у нее был высокий и не слишком приятный для слуха. Йозеф перехватывал взгляды, которыми другие мужчины награждали Вивиан, и его сердце переполнялось счастьем (глупое, но ужасно приятное тщеславие!).
