Максим Кантор - Хроника стрижки овец
Философия жизни, произведенная сегодняшним средним классом, – это философия релятивизма, ее иногда называют также философией постмодерна. Этот тип рассуждений прямо противоположен категориальной философии Просвещения, и человек, сформированный философией релятивизма, совсем не похож на человека, воспитанного на незыблемых критериях и моральных абсолютах.
У моральных абсолютов много недостатков – но есть одно достоинство: это сильное противодействующее против гниения коллектива.
От дидактики современный средний класс старательно убегал последние полвека. И убежал далеко, обратно дороги нет. Казалось, что убегаем от тоталитаризма, а убегали от морального критерия. То есть, по сути, – убегали от того самого Просвещения и пуританской морали, которая будто бы и рождала капитализм.
В этом нет парадокса: мораль возникающего общества и мораль умирающего общества различны.
Пуританство среднего класса XIX века было чревато ханжеством – но это была моральная скрепа общества тружеников, семейного идеала, той морали, которую Вебер считал образующей капитализма. Сегодня скрепа обществу не нужна. Прислушайтесь к сленгу так называемых интеллигентов – грязнее языка не услышите среди рыбаков Мурманска, но те хоть рыбу ловят, устают.
Скажете: так было всегда, богема, мол. Да, так бывало часто; и когда так случалось, это обозначало простую вещь – гниение общества. Когда ставропольский механизатор сказал: «Процесс пошел» – он, бедняжка, имел в виду процесс гниения. Так случилось некогда в Риме, историками описано, как западная цивилизация себя пропила и прожрала. Не надо обольщаться, будто сегодня не так. Так было и во времена, предшествовавшие Французской или Русской революциям, – общество сгнило.
Средний класс мутировал необратимо, и пикантная пакостность стала нормой нашей жизни. Не притворяйтесь, будто это не так.
Мы листаем тысячи дрянных журналов, описывающих безнравственную глянцевую жизнь, – и вы всерьез думаете, что наша нравственность чего-то стоит? Лидер оппозиции грязно ругается – вы всерьез можете представить себе политического мыслителя, имеющего такую сточную яму во рту? Думаете, Бакунин или Карл Маркс, Грамши или Ганди, Брут или Гракх – были столь же вульгарны? Журналист подпускает грязное словцо, чтобы казаться мужественным, – вы серьезно считаете, что хамство сочетается с информацией? Или вы цените журналиста за то, что этот вульгарный тип разогревает вам кровь хамством? Рантье матерится при дамах, ах, это теперь принято, он такой милый! Он клянется идеалами морали капитализма – но в дом с лютеранскими принципами его не пустили бы на порог: место жлобу в подворотне. Дама полусвета не скрывает блудливости, она является героиней наших баррикад – и отчего-то мы не в состоянии сложить эти примеры, чтобы получить общую картину общества. Общество давно стало борделем, вот и все.
Разврат, возведенный в критерий успеха, – это совсем не то, ради чего третье сословие штурмовало Бастилию. Вы ошиблись, господа. Вы – не тот «средний класс», вы совсем другой средний класс.
Думали, что прыщи – возрастное? Нет. В данном случае – сифилис.
Некогда «средний класс» был объявлен самой революционной стратой общества – ныне это вовсе не так.
Современный средний класс является наиболее реакционной частью общества, «средний класс» сегодня не только не продуцирует социальную эволюцию – напротив, эволюцию отменяет. Это наиболее безнравственная, холуйская, лакейская масса – торжество «среднего класса» в обществе обозначает распад общества.
Несостоятельность демократической формы управления (что доказано опытным путем, демократия повсеместно выродилась в олигархию) обусловлена мутацией «среднего класса». Формула «Средний класс есть гарантия демократии» верна: проституция есть гарантия сифилиса.
Покаяние отменяется
У всякого социального явления (революция, война, реформация) есть символическое начало.
Главная тема обозначена сразу – а потом начинается действие.
Как правило, в качестве пролога преподносят символ: апрельские тезисы, сказанные с броневика, тезисы, прибитые к дверям церкви.
И потом все вспоминают этот великий жест, эти судьбоносные обещания. Сдержали слово – или врали?
Был великий символ и в нашей истории.
Когда советское общество устало от несправедливого социалистического строя – и перестройки возжаждали все, – то самым явственным символом стал фильм Тенгиза Абуладзе «Покаяние».
Фильм посмотрели все – и по нескольку раз.
И рецензии на него написали все свободолюбивые журналисты.
В газетах тех лет (свободная пресса еще не была вполне свободной, у нее не было отважных собственников) цитировали заключительную фразу этого фильма.
Эту фразу повторяли все – то был пароль перестройки.
«Зачем та дорога, которая ведет не к Храму?»
И повторяли, как заклинание, как обоснование того, что социалистическое развитие – ложно.
«Зачем та дорога, которая ведет не к Храму?»
И вспоминали тупых партаппаратчиков, которые взрывали храмы и спиливали кресты. Поминали Лазаря Кагановича. Но мы же теперь – иные! Мы нынче – за духовное, за веру, за то, чтобы у народа не отнимали его любовь. И повторяли, как заклинание:
«Зачем та дорога, которая ведет не к храму?»
Но вот прошло двадцать пять лет. Некоторые люди очень разбогатели. Газеты принадлежат важным людям. А недра земли передали в собственность верным богачам. С социализмом покончили. Посадили было наместника сторожить уворованное, но наместник не годится, себе много гребет. Посаженного наместника признали негодным, ищут нового, более адекватного.
Словом, идет нормальная капиталистическая жизнь.
И попутно вспомнили про Храм – только теперь Храм уже мешает.
Единение людей было нужно в момент свержения власти, а сейчас оно уже ни к чему.
И газеты публикуют новый лозунг:
«Зачем та дорога, которая ведет к Храму?»
Среди сотрудников редакций, публикующих антиклерикальные материалы, много верующих и тех, кто в годы социализма хаживал в церковь, кто храбрился, ставя свечки у икон. Есть множество лиц, которые посещали храмы Божьи, когда вера в Бога не поощрялась, зато была модной среди умственного населения. Теперь они же, потупясь, публикуют материалы о том, что православие себя исчерпало.
Но я пишу не о Православии, оно само за себя постоит.
Я пишу лишь о том, что общество вступило в эпоху перемен с лозунгом:
«Зачем та дорога, которая идет не к Храму?»,а завершились перемены лозунгом:
«Зачем нам Храм?»Так процесс перестройки завершился окончательно.
Абуладзе отправлен в архив. Покаяние отменяется.
А теперь дискотека.
Коллективизация 2
Мы наблюдаем финал драмы, начавшейся полтора века назад, достигшей кульминации в период мировых войн за первенство в демократии (1914–1945) и завершающейся сегодня укреплением государственности и консолидацией капитала.
Сюжет драмы прост. Угроза империи, исходившая от коммунистической утопии и интернационала, заключалась в том, что трудящиеся однажды перестанут нуждаться в государстве. Значит, чтобы сохранить власть и привилегии, следовало построить такое государство, которое перестанет нуждаться в трудящихся.
И сталинский режим, и централизованная демократия, и глобальная цивилизация, и идея конца истории, и стратегия символического обмена, и сегодняшний кризис – это эпизоды в биографии Левиафана. Сегодня ответ манифесту 1848 года сформулирован окончательно. То, что мы называем финансовым кризисом, есть не что иное, как коллективизация нового типа, коллективизация капиталистическая.
I.Рассуждая об экономике, мы не упоминаем существенную вещь. В основу любой экономики положена цена человеческой жизни, вот что важно. Этим прежде всего и различаются азиатский и европейский способы производства, финансовый и промышленный капитализмы и т. д. Очевидно – и не раз декларировано, – что финансовому капитализму присущ наиболее высокий стандарт стоимости человеческой жизни, ради сохранения высокого стандарта и строилось то общество, которое объявили всемирной цивилизацией. Скажем, в экономике Древнего Египта и сталинской России человеческая жизнь стоила недорого. А в западной демократической империи нового типа – это самая важная ценность. Именно ради качества и стоимости отдельной жизни и выдавались кредиты банков. Шок случился сегодня не потому, что обесценились акции «Дженерал моторс», а потому, что обесценилась жизнь западного демократического гражданина. Раньше это были завидные акции – туда (в эмиграцию, в западное общество, в мораль рынка) хотели вложиться все. А сегодня оказалось, что выгоднее вкладываться в Арабские Эмираты. Позвольте, а как же конституция и Джефферсон с Кондорсе? Полбеды, что акции «Дойче банка» упали на 60 % – упали акции демократии западного образца. Логическая цепочка проста: наибольшую свободу западная цивилизация связала с демократическим строем; так называемая рыночная демократия выбрала своим воплощением средний класс; средний класс сделал регулятором своего существования финансовый капитализм; финансовый капитализм в ходе своего развития произвел некий финт и лишил членов общества обещанной свободы. И это не есть ошибка – это есть особенность финансового капитализма и рыночной демократии. Значит ли это, что цена жизни обывателя демократической империи снизилась? Так, например, случилось перед мировыми войнами, которые и становятся возможны именно в связи со снижением стоимости жизни. Или это значит, что цена жизни демократа была искусственным образом завышена, а сейчас приведена в норму – сообразно государственным нуждам? Так неужели нужды большой империи таковы, что требуется обесценить наши жизни? Нам обещали совсем другое: обещали, что мы сумеем расплатиться с кредитами, будем столь же неуязвимыми для нищеты, как и сильные мира сего. Что же получается: солнце по-прежнему светит, дома стоят, нефть не кончилась, руду добывают, а цена нашей жизни претерпела урон. И закрадывается страшное предположение: если экономика, в основе которой лежала высокая цена демократической жизни, рухнула – то ей на смену идет экономика иная, с другими ценностями. Может быть, правители увидели ценность в чем-то ином? Найдите в уравнении, предъявленном вам сегодня, уязвимый пункт. Свободу напрасно связали с прогрессом? Демократия не обязательно ведет к личной независимости? Средний класс не есть высшее достижение социальной истории? Что здесь неверно? Некогда солдат Первой мировой обратился к историку Марку Блоку, сидевшему с ним в одном окопе: «Неужели история нас обманула?» Так и мы спрашиваем друг друга сегодня: неужели вера нас обманула? То была рациональная вера, не чета коммунистическим утопиям. И вдруг – лопнул шарик, самой фальшивой из всех акций оказалась акция глобальной цивилизации.
