Оспожинки - Аксенов Василий Павлович

– Детям привет передавай, – говорит мама. – И привози их.

– Привезу.

– Ну и жане-то…

– Непременно.

– И посалуй от баушки… ребят-то.

– Поцелую… Иди в дом, – говорю, – промокнешь.

– Как уж машина скроется за поворотом, – говорит, – тогда пойду.

Как оторвался, только что не кровоточу. Поехал. Включил дворники. На глаза себе их не поставишь.

Самая печальная на свете повесть о Ромео и Джульетте, думаю, а самый печальный вид – вид в зеркальце заднего обозрения – на оставшуюся возле ворот старую мать, благословляющую тебя в путь. И ты не знаешь: встреча ещё будет?

В Исленьске уже, в декабре, под самый Новый год, пришло мне электронное письмо из Сербии.

От Маши:

«Иван. Я на полгода уезжаю в монастырь. Квартира в Белграде пустует. Можешь приехать, жить. Я буду рада. Маша».

Потом пришло второе от неё письмо:

«Иван. Говорила с наместником. Можно приехать в монастырь. За пропитание и келью нужно будет только разгребать дорожки от снега и сметать с черепичных крыш, чтобы не прела там, листву. У нас красиво. Не так, как в Сибири. А так, как в Сербии. Иначе. Помню. Хочу увидеть».

Потом, после Нового уже года, пришло сообщение от монаха Петра, мне не известного, конечно.

«Мария, раба Божия, с послушником Константином вывозили на автомобиле библиотеку из разрушенного монастыря в Косово. Дорогу им перегородили албанские подростки. Они, свернув, поехали по полю и взорвались на мине. Перед кончиной Мария попросила меня сообщить Вам, что всеношную она заказала».

Прочитав это письмо, я вдруг какой-то необычный сильный шум услышал. К окну невольно обернулся. Снег повалил такой, что ничего не видно сделалось. Стоял будильник на столе, год не работал, застучал вдруг.

За стенкой, в детской, кто-то из детей закашлял. «Как мама там?» – я так подумал, душою разом омертвев.