Юрий Бондарев - Бермудский треугольник
Христофоров закурил, метнул, как карту, пачку «Мальборо» на середину стола, показал дымящейся сигаретой на столики огромного зала:
— Ты посмотри, кто здесь сидит. Зверинец. Зоопарк. Торговцы воздухом. Так называемые бизнесмены, спекулянты, вон там — коньячники, видишь красные репы?
Рядом дорогие проститутки, носики, как мукой, напудренные, справа демократы от интеллигенции, смотри, как они умственно сверкают очами, трясут шевелюрами, решают судьбы мира. Слева — компания лесбиянок. А в конце зала какое-то торжество — не то жулик, не то богатый охломон гуляет. Вопят тосты и даже бьют рюмки, как на свадьбе! А вон у стены — вроде юбилей какого-то деятеля, пьют чинно, много женщин. Веселое время наступило, Андрэ! Хоть плачь, хоть хохочи во всю глотку! Демократия, Андр-рик, свобода и плюрализм! Либерализм, сатанизм и одичание до полного охренения!
— Дураку всегда хочется оторвать трепака до саморастерзания, — сказал Андрей. — Но хуже всего: мы сами позволили изгадить свою историю и самих себя. Какое-то перерождение. Вот что непонятно.
— Ах ты, как громко! — воскликнул Христофоров и вдруг, возбуждаясь, заговорил: — А впрочем — сам иногда сижу, соплю в пространство и вспоминаю девяносто третий и думаю: Боже милостивый, что будет с нами? Знаешь такие стихи: «Неужто тот день на планету приедет в своем безнадежном исходе, тот день, когда будет не русский народ, а память о русском народе»? Это не протест, а скорбь, Андрюша. Иногда кажется — происходит искоренение русских. Умерло за восемь лет восемь миллионов. Потери войны!
— Чьи стихи ты читал?
— Николая Доризо. Да, хочу спросить. Как твое сотрясение, прошло? Ребра срослись, в порядке?
— Иногда болит голова, но в общем-то — сносно. Прошло три года.
— Вот вспоминаю сейчас: когда «Альфа» вывела нас из Белого дома и скомандовала «Разбегайся!», я рванул к первому жилому дому — спрятаться от омоновцев. Не тут-то было. Ни в одну квартиру не пустили, даже не отозвались, любимые соотечественники. Только из одной на мой лепет впустить какой-то дядек закричал: «Я за Сталина, но у меня семья!» Выбежал я из подъезда во двор вроде скверика, а там шуруют омоновцы, кого-то обыскивают, кого-то лупят. Залез, как кабан, в кусты, сижу и слышу — сверху кто-то с балкона орет: «Вот он, гадина, в кустах, берите его!» Кулаки омоновцев запомнил на всю жизнь и голос этого склизняка, соотечественника… но, Андриканян, не будем рыдать, а посмеемся! — перебил себя Христофоров и засмеялся. — Хочешь поучительную сценку? Вообрази: остановка троллейбуса, посадка, толпа. Троллейбус, как и полагается в славном отечестве, рванул с места, и некий толстяк не удержался в стоячем положении и непристойно ляпнулся на колени женщине. Она взвизгивает: «Надо на ногах держаться, господин! Я вам не жена! Развратник!» Толстяк пыхтит, кряхтит, пот градом, вцепился в стойку обеими руками и только багровеет: угодило же на глазах православного народа обширной попой врезаться в чужие колени. Между тем троллейбус подходит к очередной остановке. Женщина оскорблено встает, а толстяк с облегчением устраивается на ее место. Но перед остановкой наш чудный родной троллейбус, как и следует ожидать, лихачески тормозит, и женщина, не удержавшись, с размаху взгромождается на колени толстяка. Теперь он весь в крике и негодовании: «Надо на ногах держаться, развратница!» Далее — треугольные глаза, запускаются в оборот «хулиган», «дурак», «идиот», «от идиотки слышу» и прочие лексические красоты. Дарю тебе московскую сценку с натуры, пригодится для статьи. Но вот серьезно ответь: где истина, где правда, где справедливость бедного человечества, когда дергает и качает землю? — Христофоров значительно выделил эту фразу и поднял бокал: — Выпьем, чтоб не дергало и не качало. А я вот еле удержался на ногах, до некоторого времени почитая любовь как религию.
— Что у тебя произошло с женой? — спросил Андрей.
— В целом-то — хохот в кармане! Что быстро делается, то быстро разваливается. Как было, хочешь знать? Я увидел ее, вылупил глазенапы, ошалел, обалдел, подумал:
«Моя золотая мечта» — и с выключенным сознанием потащил ее регистрироваться, уговаривая, как полоумный:
«На всю жизнь, до гроба». А через два месяца она стала бить посуду, рвать мои сорочки, визжать и топать ногами. Ошибся, как мерин, вместо овса залезший мордой в крапиву… Это мой наидурацкий зигзаг, Андрюша. Не в крапиву, а в кактусы мордализацией влез. Сокрушительное поражение.
— А может, победа? Свободен и счастлив, как сам говоришь. Всякий опыт — дверь в познание. Так, что ли?
— Допустим. А ты как, Андрик, обзавелся семейством или бродишь в холостых кавалерах?
— Я отстал от тебя, Ким. Ничего не получается.
— А у меня морда в колючках — вот тебе и радость познания. В том-то и дело, что поздно включил сознание для познания. У нормального человека сознание — это разведчик, шпион, НКВД, ЦРУ и Моссад вместе взятые. У простофили — подсознание и всяческие Фрейды. Да, я рад, Андрюс, что соскочил с подножки. Но троллейбус дергает и качается. Кто к кому сядет на колени? Вчера иду к Арбату, прохожу мимо припаркованных у тротуара машин и вижу — на одной приклеен изнутри к заднему стеклу забавный плакатик: «Желаем Вам счастливого пути и чтобы Вас не обстреляли». В машине сидел водитель — здоровенный и на вид заспанный парень. Что с ним случилось? Как понять гуманное дорожное пожелание? Однажды видел и такой плакатик, тоже на заднем стекле: «Не верь жене и тормозам». Вот тебе быт Москвы… Браво — явился архангел чревоугодия! — воскликнул Христофоров, простирая руки, и признательно глянул на официанта, неслышно появившегося возле стола. — Сердечно благодарю! Составьте с подноса, и мы здесь разберемся. Водочка, несомненно, ледяная…
— С Северного полюса, Ким Алексеевич.
— Двойная благодарность пингвинам. Мы вас позовем при надобности. Скажите, а что это у вас за шикарная компания за тем длинным столом у стены, где много женщин? Юбилей? Тихая свадьба?
Официант сообщил доверительно:
— Банкет, Ким Алексеевич. Гость из Италии, незнакомая мне знаменитость. По фамилии Луиджи Петини.
— Петини. Полтини. Чертини. Черт с ней, с неизвестной знаменитостью. Много пьют шампанского и улыбаются, как аристократы в английском клубе. Видать, их троллейбус не дергает и не качает, плывут по течению, в сомнамбулическом тумане, — сказал Христофоров, когда официант отошел, и оба выпили по рюмке холодной водки. — Как ты думаешь, сколько в этом ресторане довольных жизнью людей? Не сомневаюсь, что каждого десятого могут обстрелять в машине. А каждому двадцатому изменяет жена… и тормоза. Поэтому давай наслаждаться жизнью и не забывать: мементо мори. Ты думаешь, все эти счастливые господа в кабаке соображают, что все они несчастны, как мухи?
