Маргарет Этвуд - Постижение
Нет, нечего винить город, инквизиторов школьного двора, мы были не лучше, просто у нас были другие жертвы. Станем как дети — как варвары, вандалы; это все в нас, прирожденные свойства. В голове у меня что-то замкнулось, пробежало от руки по синапсам, отрезало путь к отступлению; нет, не то, не тот поворот, искупление не здесь, я что-то проглядела.
Мы дошли до большого озера, загрузили лодки и спихнули их на воду, протащив через завал из бревен. На берегу залива поваленные деревья и нумерованные столбики показывали, где прошли изыскатели, присланные компанией: она планирует здесь возведение электростанции. Моя страна, проданная или затопленная, — резервуар; вместе с землей продаются и люди, и звери тоже — бесплатное приложение. Дешевая распродажа, так это называется, и начало потопа зависит от того, кто победит на выборах, и не здесь, а в другом месте.
Глава шестнадцатая
Пошел шестой день, надо было завершать поиски, последняя возможность, завтра приедет Эванс, чтобы увезти нас обратно. Мозг мой лихорадочно работал, заделывая провалы, покрывая пустоты мелким шитьем чисел и расчетов, я должна была довести дело до конца, я еще никогда ничего до конца не доводила. Быть точной, собраться в острие и вонзить его прямо в ответ, в достоверность.
При первой же возможности я снова сверилась с картой. Крестик стоял там, где и следовало, я не перепутала. Оставалось только одно спасительное объяснение: некоторыми крестиками он пометил места, удобные, как он считал, для наскальных рисунков, но еще им не осмотренные. Я повела пальцем по линии берега и наткнулась на ближайший крестик. Это — там, где мы рыбачили в первый вечер, тамошние изображения будут под водой, придется нырять. Если я найду хоть что-то, это послужит ему оправданием, я буду знать, что он был прав; если нет, надо будет испытать следующий крестик, у острова цапель, потом следующий.
Я уже была в купальнике, мы стирали на мостках, терли вещи на ребристой стиральной доске старым обмылком, потом полоскали, стоя в озере. Теперь все висело на веревке за домом: рубахи, джинсы, носки, цветное бельишко Анны — наши сброшенные шкуры. Анна заметно успокоилась за фасадом свеженаложенного грима, напевала себе под нос. Она осталась у воды отмывать, волосы от дыма. Я надела майку — на случай, если опять встретятся американцы. Перед уходом я еще раз обшарила дом в поисках фотоаппарата, которым он делал те снимки, но аппарата не было; должно быть, он взял его с собой — в тот, последний, раз.
Спускаясь по ступенькам к воде, я вдруг увидела их на мостках за стволами деревьев. Анна в оранжевом бикини, прикрыв полотенцем голову, на коленях, похожая на монахиню. Над ней стоял Дэвид, руки в боки. А чуть в стороне сидел на мостках со своей камерой Джо и болтал ногами, отвернувшись, словно вежливо дожидался, когда они будут готовы. Услышав их разговор, я остановилась. Обе лодки стояли у мостков, мне нужно было туда, но сейчас спускаться было опасно. День был безветренный, голоса доносились отчетливо.
— Давай-давай, скидывай, — говорил Дэвид веселым тоном остряка.
— Я ведь к тебе не лезу, — ответила Анна негромко, уклончиво.
— Тебе что, жалко? Нам нужна голая женщина.
— Для чего это вдруг? — досадливо спросила Анна, закинув голову в покрывале. И глаза, должно быть, прищурила.
— Для «Выборочных наблюдений», — нетерпеливо объяснил ей Дэвид, и я подумала, что они действительно уже все вокруг использовали, им тут больше нечего снимать, кроме друг друга, следующая на очереди я. — Пустим тебя после мертвой птицы, у тебя есть возможность стать кинозвездой, ты же всегда жаждала славы. Тебя будут показывать по учебным программам, — добавил он, словно для вящего соблазна.
— Да ну тебя, — сказала Анна, подобрала свой детектив и сделала вид, что читает.
— Скидывай, говорю, нам нужна голая дама со здоровенными титьками и толстым задом, — ласково настаивал Дэвид, и я узнала в его голосе грозную вкрадчивость, знакомую еще по школе, за ней всегда следовало само издевательство, высший миг.
— Послушай, оставь меня в покое, — отозвалась Анна. — Я занимаюсь своим делом, а ты своим занимайся, ладно?
Она встала, уронив с головы полотенце, и хотела было обойти Дэвида, но он заступил ей дорогу.
— Я не буду снимать, раз она не согласна, — сказал Джо.
— Да она это только для вида, — не сдавался Дэвид. — А самой хочется, она же эксгибиционистка в душе. Ей очень нравятся ее роскошные телеса, а тебе как? Верно, ничего? Даже если и подплыли немного жирком.
— Не воображай, будто я не знаю, чего ты добиваешься, — сказала Анна с торжеством, точно нашла ответ задачки. — Тебе хочется меня унизить, вот что.
— Что унизительного в твоем прекрасном теле, детка? — нежно спросил Дэвид. — Мы все его любим, неужели ты его стыдишься? Не будь скрягой, таким богатством надо делиться с ближними, что ты, впрочем, и делаешь.
Он ее допек, она разозлилась и почти орала:
— Убирайся вон, чего тебе от меня надо? Со мной у тебя этот номер не пройдет!
— Почему же, — ровно возразил Дэвид. — Всегда ведь проходит. Раздевайся лучше, будь паинькой, а то мне самому придется тебя раздеть.
— Оставь ее, — сказал Джо, продолжая болтать ногами, то ли со скуки, то ли от волнения, у него не поймешь.
Я хотела сбежать вниз и остановить их, ссориться нехорошо, нам это запрещалось, если мы затевали ссору, нам попадало обоим, как в настоящей войне. Поэтому мы вели войны тайные, необъявленные, а потом и односторонние, я перестала сражаться, так как всегда оказывалась побежденной. Единственная моя защита была — бегство, исчезновение. Я присела на верхней ступеньке.
— Не суйся, она моя жена, — отозвался Дэвид. Его пальцы сжали руку Анны повыше локтя. Она попыталась вырваться, но он обнял ее, словно собрался поцеловать, и в следующую минуту взвалил вверх ногами себе на плечо, волосы ее повисли мокрыми плетями.
— Довольно, черт тебя дери, — произнес он. — Выбирай: или ты разденешься, или в воду.
Анна захватила в оба кулака его рубашку.
— Если я в воду, то и ты со мной, — крикнула она из-за завесы волос, дрыгая в воздухе ногами. Непонятно было, плачет она от радости или смеется.
— Снимай! — крикнул Дэвид Джо. И Анне: — Считаю до десяти.
Джо повернул и навел на них кинообъектив, будто противотанковое ружье или какое-то невиданное оружие пыток, нажал кнопку-спуск, раздался зловещий стрекот.
— Ладно, — сказала Анна под дулом камеры. — Ты грязный ублюдок, чтоб тебе лопнуть.
Он поставил ее на ноги и отступил в сторону. Ее загнутые за спину руки зашевелились, нащупывая застежки, как у перевернутого жука, расстегнутый лиф упал. Я увидела ее разрезанной тонким деревцем надвое, одна грудь по одну сторону, другая — по другую.
