Олег Рой - Эдельвейсы для Евы
Однажды, когда Берта была уже месяце на шестом, Мария Львовна с дочкой разбирали одежду Вики, чтобы посмотреть, что еще годится, а от чего уже надо избавляться.
– Мама! – сказала тогда Вика. – Давай отдадим это платье Берте. Мне оно велико, а ей будет как раз, она же беременна.
Лицо Марии Львовны покрылось красными пятнами.
– Не смей произносить такие слова! – закричала она. – Это неприлично для девушки.
С мальчиками Вика почти не общалась, более того, боялась и сторонилась их. Долгие годы все люди мужского пола казались ей какими-то особенными, словно инопланетными, существами. Оттого, наверное, и влюблялась она не в одноклассников, а в киноактеров, певцов, даже в литературных героев и персонажей, изображенных на картинах. Самым земным из объектов ее привязанности был военрук в школе, потому что он был похож на отца. Чувство это длилось дольше других, почти год, и о нем никто не знал – ни одна живая душа.
После признания Берты Вика со страшными предосторожностями взяла из отцовского кабинета медицинскую энциклопедию и ночью, прячась под одеялом, прочла все более или менее подходящие статьи. Поняла далеко не все, но в сочетании с рассказами Берты почерпнутые из энциклопедии сведения дали ей хоть какие-то теоретические знания. Практических же у нее не было очень долго. Ни в старших классах, ни на первых курсах консерватории у нее еще не случилось ни одного романа. Да что там романа, легкого флирта, простого ухаживания, самого невинного дружеского общения с юношей – и того не бывало.
Долго искать причины этому не приходилось – их было более чем достаточно. Во-первых, Вика сильно отличалась от своих сверстниц, причем отличалась явно невыгодно. Без косметики, с волосами, убранными в нелепый пучок, который ее старил, в мешковатых невзрачных костюмах, она была «серой мышью» или «синим чулком», кому какое название больше нравится, – а такой тип женщин отнюдь не привлекает внимание противоположного пола. Во-вторых, знакомиться ей было, собственно, и негде – она не ходила никуда, кроме занятий, не бывала ни на вечеринках, ни в парках, ни на загородных прогулках. А в-третьих, Вика сама как огня боялась мужчин. Стоило кому-то из них заговорить с ней, она смущалась, краснела как свекла или, еще того хуже, принималась глупо хихикать. Вспоминать об этом ей до сих пор было стыдно.
Но вот Вике минул двадцать один год, а через некоторое время был сдан последний экзамен летней сессии на четвертом курсе. Дома по этому случаю устроили праздник. Бася подала закуски, родители чокнулись бокалами, Вике тоже разрешили выпить немного шампанского, что случалось только по большим праздникам.
– Ну вот, ты уже совсем большая, перешла на пятый курс, – заявила Мария Львовна, улыбаясь дочери. – Пора уже и о замужестве подумать, правда, Валера?
Генерал чуть не поперхнулся икрой.
– У тебя есть кто-то на примете, дочка? – удивился он.
Вика, сама удивленная не меньше отца, хотела сказать что-то вроде: «Нет, папа!» – но не успела. Мария Львовна ответила за нее:
– Конечно, нет. Ей некогда заниматься глупостями, она отличница, идет на красный диплом. Я говорю, что это нам с тобой надо подумать о замужестве дочери, как ты считаешь?
– Мне казалось, что такие вещи человек должен решать сам, – осторожно проговорил генерал, накладывая себе на тарелку заливное.
– Ну вот еще! – возразила Мария Львовна. – У нее нет никакого опыта, знания жизни… Ты же не хочешь, чтобы она связалась с каким-нибудь проходимцем? Мы сами должны устроить ее судьбу.
Вскоре выяснилось, что мать не на шутку увлеклась этой затеей.
– Девочка будет солисткой оркестра, – вслух размышляла Мария Львовна. – Значит, ей нужен человек не из мира искусства. Две творческие единицы в доме – это хаос. Нужно будет поискать в министерской среде.
Она так и говорила – единицы. Генерал только хмыкал, Вика краснела. Ее навеянные поэзией Серебряного века мечты о пылком объяснении в освещенной луной беседке, жарких поцелуях в плывущей по заросшему кувшинками пруду лодке и страстных объятиях на кружевных простынях плохо сочетались с понятиями «среда» и «единицы».
Мать перебирала кандидатуры, Вика чувствовала себя в ситуации, многократно описанной в классической литературе. С одной стороны, «душа ждала кого-нибудь», с другой – она слишком хорошо знала мать и совсем не была уверена в том, что ей выберут что-то подходящее. Так и случилось. В один прекрасный день, придя после занятий домой, она поняла – в доме что-то происходит. У Баси, встретившей ее в передней, чтобы стряхнуть снег с шубы и шапки, были поджаты губы – верный признак того, что она недовольна чем-то, но сдерживается. На вешалке Вика увидела незнакомое мужское пальто – драповое и явно дорогое.
– У нас гости? – почему-то шепотом спросила Вика.
– Жених, – так же шепотом отвечала Бася.
– Чей жених? – растерялась Вика.
– Твой.
Из столовой доносились два голоса: привычный – Марии Львовны и незнакомый, высокий и несколько манерный – мужской.
– А где папа?
– Сбежал, – фыркнула Бася и отправилась на кухню.
Еле живая от волнения, на негнущихся ногах, Вика вошла в столовую. Мария Львовна, нарядная, улыбающаяся поспешила ей навстречу.
– А вот и дочка! Виктория, знакомься, – представила она дочери молодого человека. – Это Аркадий, сын Егора Яковлевича.
Вика, наконец, решилась поднять взгляд. Лучше бы она этого не делала! Аркадий оказался сутулым, с уже наметившимся брюшком – а ведь ему наверняка еще тридцати не было! – и близко посаженными бегающими глазками. Боже ты мой!
– Очень приятно, – с трудом выдавила из себя Виктория. Кто такой Егор Яковлевич, она и понятия не имела.
– Аналогично, – певуче протянул «жених», оглядывая курнышовские хоромы, картины на стенах, богемское стекло в витринах, россыпь фарфоровых статуэток, а заодно и генеральскую дочку.
– Виктория, ты ведь не устала? Ты сыграешь нам мое любимое капричиозо Сен-Санса? Аркадий без ума от классической музыки, правда, Аркадий?
Аркадий торопливо закивал.
Вика со вздохом потянулась к скрипке. Она играла на ней сегодня много часов подряд и сейчас с куда большим удовольствием села бы за стол, выпила горячего чаю и поела бы душистых Басиных пирогов. Но объяснять все это матери было бесполезно.
– По-моему, очень милый молодой человек! – заявила Мария Львовна, когда Бася закрыла за Аркадием дверь квартиры. – А ты что скажешь?
– М-м-м… – промычала Вика.
– Что? Не слышу. Ты что, хочешь сказать, что он тебе не понравился?
– Нет, что ты, мама! Ты права – очень милый молодой человек.
Через три месяца в купольном зале ресторана «Прага» сыграли скромную свадьбу на пятьдесят человек. Вика была как во сне, ничего не видела и не слышала, с волнением и страхом ожидая того, что произойдет, когда они вернутся домой. До этого их отношения ограничивались совместными прогулками под руку да единственным поцелуем, состоявшимся в день «помолвки», как назвала Мария Львовна тот факт, что они подали заявление в загс. Тогда мокрые губы жениха мазнули Вику по губам, и это ей совсем не понравилось. Она украдкой вытерла рот тыльной стороной ладони и спросила себя – неужели это и есть то самое волшебство, которое воспевают поэты, сладкая печать любви, лепесток алой розы и так далее? Не может быть! Наверное, она просто не распробовала…
