Лоренс Даррел - Горькие лимоны
— Моя дорогая леди, — повторял он слабым приятным голосом, — вы так добры… вы так милы… Очень жаль, что пришлось применить к вам высшую меру… Очень жаль, что британцев сбросили в море… сами виноваты… я их предупреждал, сто лет тому назад…
Но в конечном счете мы сумели его поймать — это было похоже на попытку выудить из ванны паука. Затем отнесли в таверну, в верхнем этаже которой он снимал квартиру, и уложили на широкий каменный подоконник, где он обычно возлежал в часы отдыха. Он принял роскошную расслабленную позу и блаженно заулыбался. Но в чувство так и не пришел, хотя когда по его просьбе я прикурил сигарету и сунул ему в рот, он на секунду открыл глаза и поблагодарил меня. К немалому моему удивлению, он сказал:
— Я был с твоим братом при Фермопилах. Какой был человек!
— Правда? — переспросил я, в надежде услышать драгоценный — из уст очевидца — рассказ о последних часах брата, но мистер Мёд уже отошел ко сну. Сигарета выпала из его губ и догорала теперь где-то внизу, на дороге.
— Он такой худой, — сказал Андреас, — что если завернуть его в папиросную бумагу, там и курить-то будет нечего.
Судя по всему, твердая пища нечасто попадала в рот мистера Меда; могильщик явно предпочитал горючие субстанции.
— Но землекоп он хороший, — сказал Михаэлис, и был прав, потому что вырытые им ямы — "Медоямы", как называла их матушка — были абсолютно правильной круглой формы и с аккуратными гладкими стенками. Умение для этого требовалось немалое, особенно если учесть, что ниже шести футов или около того работать ему приходилось почти в полной темноте.
— Мир праху его, — эдак нравоучительно и с явным неодобрением в голосе сказал Мораис, который пьянства терпеть не мог.
Мораис уже успел стать моим добрым другом, настолько, что даже легкие подтрунивания над его националистическими чувствами он готов был воспринимать с юмором. Как-то раз он помогал Михаэлису перенести на место, в туалет, тяжелый змеевик, и Михаэлис окликнул меня:
— Эй, сосед, погляди-ка! Мы с Мораисом несем Эносис.
Игра слов вышла и в самом деле недурная, поскольку по-гречески эти громоздкие соединения труб называются "союзами". Мораис, пусть и нехотя, но тоже хохотнул.
* * *У меня есть одно несомненное преимущество перед моими соседями. О Греции я знаю больше, чем они. На меня взирают с уважением и священным трепетом, потому что я на самом деле жил "там", среди истинных образцов демократической добродетели. В их представлениях Греция есть истинный Рай Земной — рай, лишенный каких бы то ни было недостатков. И я жил там, и у меня есть друзья-греки… И вот теперь, если мне нужно надавить на соседа, я просто говорю ему: "Дорогой мой, ни один грек ни за что бы так не поступил, не назначил бы такую цену, так не подумал", и т. д.
Эта фраза действует как заклинание, потому что здесь крайне ревностно относятся к греческому национальному характеру и пытаются по возможности ему соответствовать. Боюсь, что этим оружием я в последнее время стал пользоваться слишком беззастенчиво; когда Паллис, будучи в скверном расположении духа, отказал мне в воде для полива деревьев, я мигом поставил его на колени, сравнив греческое чувство "филоксении" с киприотским. Он растаял, как лед. Когда мне кажется, что с меня пытаются взять лишнее, только-то и нужно сказать:
— Ни один грек не стал бы наживаться на такой мелочи. Он бы просто отдал ее даром, тем более иностранцу.
Когда Панос приехал ко мне со всем своим семейством, привезя в подарок виноградную лозу, которую ему специально для меня прислали из Пафоса, его этот мой гамбит весьма позабавил.
— Мне кажется, скажи ты им, что греки против Эносиса, и они сами тотчас от него откажутся. Может быть, стоит попробовать?
Гадание по знакам
"При турках у киприотов было решающее большинство голосов. При английском господстве киприоты — включая сюда и христиан, и мусульман — в явном меньшинстве, два к семи…
При турках народные представители имели большинство голосов. При английских властях народные представители полностью отстранены от участия в управлении. Прежде киприоты имели куда больше возможностей контролировать свои собственные дела, чем англичане; теперь они так же бесправны, как основная масса русских крепостных…
Судить о переменах такого свойства, конечно же, следует по их конечному результату; однако пока что выглядят они более чем сомнительно. Тот факт, что у народа украли право голоса, вряд ли может вызывать одобрение, даже если улицы при этом стали чище, а наказание за кражу — строже. Ни одно право на свете не ценится так высоко, как местные права и свободы, данные человеку от рождения. История наших городских общин изобилует назидательными примерами подобного рода. Первым шагом очередного вице-короля Ирландии к политическому краху как правило становилась именно попытка вмешаться в права городских общин. Ни один народ, каким бы слабым он ни был, не любит, когда им управляют чужаки".
(У. Хепворт Диксон, "Британский Кипр", 1887)Впрочем, некоторые из моих гостей привозили с собой куда более серьезные заботы и тревоги, которым, казалось, вообще было не место в этом пронизанном солнцем мире, полном книг и забавных персонажей. Одним из таких гостей был Алексис, мой старый афинский друг — в сорок первом мы добирались до Крита на одной кайке, да и потом, несмотря на то, что из-за работы мы оказались очень далеко друг от друга, жизнь так или иначе постоянно сводила нас. Он теперь работал в системе Организации Объединенных Наций и заехал ко мне по дороге в Палестину. Мы поужинали вдвоем в залитом лунном свете "Зефиросе", под густым переплетением виноградной лозы, и посплетничали о наших общих друзьях, которых разбросало по всему свету. Именно он впервые высказал озабоченность тем, какой оборот принимали дела на Кипре.
— Понимаешь, тот факт, что Афины официально поддержали здешних греков, в корне меняет психологическую обстановку на острове; теперь их право на воссоединение получает моральные основания, каких до сей поры не существовало, и, если не принять их всерьез, они могут завести куда угодно. А ФО[61] спит себе в Лондоне и в ус не дует. Отказ Идена принять предложение греков был воспринят в Афинах как свидетельство полного идиотизма. В конце концов, единственно, о чем они просили, это изменить в тексте заявления одно лишь слово: если бы он согласился в формулировке "Кипрский вопрос считать закрытым" заменить слово "закрытым" на слово "отложенным", он избежал бы слушаний в ООН со всеми их возможными последствиями. Более того, у Афин в таком случае появился бы повод не уступать давлению со стороны киприотов, и принятие решения можно было бы затягивать до бесконечности.
