Джеймс Олдридж. - Дипломат
– Не помню.
– Вероятно, на каком-нибудь пышном приеме, которые вы так любите, – сказал Асквит.
Они обогнули здание посольства и подошли к небольшому квадратному домику, похожему на тот, где жил Мелби, но двухэтажному. В передней на Эссекса бросился спаньель, и Асквит отогнал его, прикрикнув: – Ложись, Водка!
Женщина, впустившая их, закрыла за ними дверь, поеживаясь от холода.
– Джейн, – сказал Эссекс, обнимая ее. – Все та же Джейн! Как я рад вас видеть. Подумать только, что вы оба здесь.
– Пора нам уже было встретиться, Гарольд, – сказала женщина. – Ты вышел без пальто, – мягко попрекнула она мужа.
– Э-э! – Асквит отмахнулся от жены и пошел вперед. – У нас ваш фактотум, Гарольд. – Асквит ввел Эссекса в гостиную, где ярко пылал камин. – Мак-Грегор! – произнес Асквит, по-шотландски проглотив глухую гласную. – Ваш господин и повелитель здесь, и вот теперь-то вам и влетит.
Эссекс сухо улыбнулся Мак-Грегору, но не сказал ни слова. Пусть почувствует, что он на него сердится. Асквит безусловно стал еще более сумасшедшим, чем был. Джейн Асквит, напротив, еще милее и очаровательнее, чем всегда, – если только это возможно. Эссекс снова подумал, как приятно видеть их, хотя и знал, что Асквит непременно будет ругать всё и вся. Вот уже начинается.
Асквит стоял перед огнем, облокотившись на каминную доску, и свирепо смотрел на прямо на Эссекса.
– Я так и знал, что вы приедете в Москву, – сказал он. – И кое-что для вас приберег.
– Только не очень сложное, Джон, – сказал Эссекс опасливо.
– Не очень сложное! – Асквит воздел руки. – У Вордсворта нет ни одной строки, которая не была бы безнадежно сложной.
– Ну, давайте, – сказал Эссекс. – Что это?
– Ах, что это? – переспросил Асквит. – Вам это понравится, если вы только вспомните. Это написано про вас в Москве, Гарольд. Совершенно точно.
– Я вспомню, – сказал Эссекс. – Что это?
– Жалоба англичанина на французскую революцию. – Какая именно жалоба?
– Вот какая, – сказал Асквит, по-ораторски взмахнув руками. – «Ужасный ход Судьбы! История встает защитницей безумств и тяжких преступлений; безмерной Наглости и Низости – почет, насмешка – Совести, исполненной сомнений! Беги с презреньем тот, кто жгучих слез не льет, от Чванства подлого и Самовосхвалений, от жалкой Трусости, кумир которой – Власть!..» – Асквит ударил себя в грудь и посмотрел на Эссекса. – Дальше, – сказал он, – начинайте, где хотите. Послушаем.
Эссекс начал не задумываясь: – «Недаром сказано, что ярость Человека зерном Грядущего не может в землю пасть. Законам божиим, начертанным от века, спешите подчинить неправый свой Закон, затем что преступил и Честь, и Совесть он, и Человечности священные границы». – Он взглянул на Асквита. – Так ведь? Асквит нетерпеливо затряс своей большой головой. – Разве это все? – вскричал он. – Вы хотите выпустить всю лучшую часть: «Но горе тем, кто в слепоте своей приложит руку к бедствиям народным!» Вот это вам должно понравиться: «Избранница небес, Британия! Не стань рабой пришедшего с чужбины вольнодумства; с презреньем отвернись от галльского безумства, чтоб, вырвавшись, твой гнев не перешел за грань и кровью собственной не обагрил одежды, чтоб запоздалых слез горячая волна бесплодно не лилась на мертвые надежды. О, если юношей твоих, моя Страна, удержит на краю мое предупрежденье, – как сердце вещее Поэта запоет! Кто вечной истины живую силу чует, тот, Родина, к тебе стремит свое моленье – не с тем, чтоб истребить, но чтоб спасти Народ, и поощряет он тебя, и не бичует!» – Асквит дошел почти до неистовства, и это заставило его жену отложить в сторону рукоделие и взмолиться о пощаде.
Эссекс засмеялся, Мак-Грегор тоже.
– Довольно, Джон, – сказала Джейн. – Это нелепо.
– Конечно, нелепо! – сказал Асквит.
– Сядь, пожалуйста, – сказала ему Джейн и обратилась к Мак-Грегору: – Они всегда так, когда встретятся. Они считают себя единственными людьми на земле, которые знают наизусть всего Вордсворта. Вы уж извините их.
– Как это прекрасно! – вздохнул Эссекс.
– Большего вздора никто еще никогда не писал! – воскликнул Асквит.
– Перестань, Джон, – спокойно сказала миссис Асквит.
– Я помню время, когда вы считали Вордсворта единственным английским поэтом, – сказал Эссекс. – А я и сейчас так думаю.
– Единственный поэт еще хуже Вордсворта – это Суинберн, а он вовсе не поэт. – Асквит бросился в кресло и вытянул ноги.
– Вы сами не знаете, что говорите, – сказал Эссекс. – Вордсворт вывел английский язык из состояния упадка и вернул ему былую красоту елизаветинских времен. Вспомните «Кукушку»!
– Чепуха! – Асквит снова встал. – Стихи про кукушек, овечек и птичек. Что это за поэт?
– Такой, каким должен быть английский поэт, – сказал Эссекс. – Не то, что какие-нибудь ирландцы или этот ужасный американец Уитмен.
– Ну и вкус у него! – воскликнул Асквит, перехватив трубку зубами, и тяжело опустился в кресло. – Как вы можете работать с таким человеком? – накинулся он вдруг на Мак-Грегора.
Мак-Грегор был очень смущен. Неистовое красноречие Асквита несколько ошеломило его. Но это было забавно, и он забыл о том, как холодно с ним поздоровался Эссекс. Он даже позабыл свою стычку с Дрейком.
Чтобы утихомирить Асквита, Эссекс снова спросил его, что он здесь делает.
– Зря время трачу, – выпалил Асквит. – Я был послан сюда, чтобы предвосхитить события, которые произойдут в Финляндии, Польше, Румынии и в других пограничных с Россией государствах, но я не гожусь на это. Я должен, очевидно, облазить каждую дыру и осмотреть каждый угол в этих несчастных странах, но с тем же успехом я могу оставаться здесь и жить спокойно. Это чудный город, Гарольд, полный противоречий. Вам известно, что в этой стране мобилизуют собак?
– Нет.
– Представьте себе, – Асквит указал длинным пальцем на своего спаньеля, – чтобы получать мясной паек, Водка должна проходить военное обучение, и в случае войны ее могут мобилизовать. Тренировка, хорошее обращение и тому подобное. И вот вам результат.- Асквит выпрямился и крикнул: «Сюда!» Спаньель, спавший мирным сном, мгновенно прыгнул на колени к Асквиту и стал недоуменно озираться.
– Вы видели что-нибудь подобное? – спросил Асквит. – Скажите, видели?
Эссекс погладил собаку по голове, подергал за уши и привычным движением потрогал ее нос.
К Мак-Грегор откинулся на спинку дивана и негромко засмеялся.
– Я не знал, что у вас есть чувство юмора, – сказал Асквит Мак-Грегору.
– И это англичанин говорит шотландцу! – ответил Мак-Грегор.
– Так тебе и надо, – сказала Джейн Асквит.
– Ну, я очень рад, что у него есть чуточку юмора. – Асквит дернул себя за длинный ус. – Он сцепился с Дрейком.
