Леонид Габышев - Одлян, или Воздух свободы: Сочинения
Глаз как-то замешкался в отделении и выскочил последним, когда отряд был построен и ждал команды в столовую. В тамбуре он столкнулся с Мехлей.
— Борзеешь, Глаз, слышал я, — сказал Мехля и стал обхаживать его палкой.
Бил сильно. Палку держал двумя руками и со всего маху опускал ее то на правую богонельку, то на левую. Передыху не давал. Не успеет боль утихнуть на одной руке, как он тут же бьет по другой. И палка прочная попалась. Часто палки ломались и пацаны получали передышку. А эта палка выдерживала удары. Впервые Глаза так больно били, не давая передохнуть. И он взмолился:
— Мехля, Мехля, за что ты меня?
— Борзеешь, — и тот выругался матом, — борзеешь.
Мехля продолжал дубасить Глаза. Шары у Мехли стали бешеными, и страшно было на него смотреть; он стал зверем. Глаз от боли кривил лицо, а Мехле это нравилось, и он чаще наносил удары.
Но устал, видимо, Мехля. На славу поработал. Удары стали слабее, и он, перестав бить Глаза, зашел в отряд.
Вором четвертого отряда был Славик — высокий, стройный, красивый. Шел ему восемнадцатый год. Он чаще других воров становился в строй и ходил, как и все воры, в первой четверке. И неизменным спутником его была палка. Но пацанов не бил, а если и опускал иногда, то лишь на спины оборзевших бугров.
Как и актив, воры в зоне ходили всегда в выглаженных сатинках и брюках. Ранты у ботинок — обрезаны, каблуки — рюмочкой. Беретки — синего цвета, хотя у всех — черные. Но и здесь воры выделялись: часто, даже в строю, ходили без береток.
Славик, в отличие от других воров, на шее носил газовую сиреневую косынку. Он так искусно ее завязывал, что она напоминала мужской галстук. Когда шел впереди отряда, улыбаясь и играя, как жонглер, палкой, концы косынки развевались, задевая его румяные щеки и касаясь плеч. Косынку ему подарила учительница. Роман у них начался прошлой осенью, и до сих пор начальство не могло их засечь.
Учительница уходила в отпуск, и Славик захотел устроить ей проводы. С Мехлей у Славика были хорошие отношения, и они решили провести танцы. Из школы в ленинскую комнату принесли проигрыватель и пластинки. Вместе с Любовью Викторовной в седьмой отряд пришли еще три молоденькие учительницы. Мехля загнал в ленинскую комнату первых попавшихся пацанов и объявил:
— Внимание! Сегодня учителя нашей школы проводят в нашем отряде вечер танцев. Для этого принесена музыка. Сейчас будем веселиться. Будем танцевать.
Поставил пластинку, и зазвучало танго. Славик танцевал с Любовью Викторовной, Мехля пригласил вторую учительницу, а двух оставшихся — бугры. Танцевали четыре пары. Парни молча смотрели на миловидных учительниц. Их за талии обнимали четверо счастливых парней.
— Что же они не танцуют? — спросила Мехлю светловолосая учительница. Он прижимал ее к груди. — Что за вечер танцев, если только мы и танцуем? Я хочу, Рома, чтоб танцевали и веселились все.
— Татьяна Владимировна, я даю слово, что танцевать будут все. И веселиться тоже.
После танго Мехля сказал:
— Следующий танец чтоб все танцевали.
Но парню с парнем танцевать не хотелось. Да и не до танцев. Вечером седьмой отряд идет в наряд убирать столовую. А это значит: дуплить там будут.
После второго танца Мехля приказал ребятам выйти из ленинской комнаты.
— Всем в туалетную, — распорядился он.
— Почему не танцуете? — закричал Мехля, входя в туалетную комнату с дужкой от кровати.
И начал отоваривать всех без разбору.
Здесь не было ни одного шустряка. Никелированная дужка мелькала, отражая свет, и опускалась на богонельки, спины, груди ребят. Мехля не смаковал удары, а просто бил. Многие стонали, но никто не вскрикнул: в зоне, когда бьют, кричать нельзя. Кто кричит, того бьют сильнее.
Парни, вернувшись в комнату, разбились на пары и стали танцевать. Они топтались на месте, еле двигая ногами.
Глаз танцевал с земляком из Тюмени Димой Нининым. Диме Мехля крепко врезал дужкой по груди, и он тяжело дышал. Нинин был родственником воспитателя Андроника Александровича, Глаз об этом знал. Но Диму дуплили без пощады, и воспитатель помочь не мог. Не говорить же активу, что Нинин его родственник.
— Ты что не улыбаешься? — через силу улыбнувшись, спросил Диму Глаз.
И по лицу земляка скользнула вымученная улыбка.
Мехля, танцуя с учительницей, стриг за ребятами. Когда встречался с чьим-нибудь взглядом, парень улыбался.
Идя на съем. Глаз думал, как попасть в больничку.
Около вахты отряд построился. Сейчас откроют ворота и охрана начнет шмонать. Но охрана медлила. Строй нарушился, и Глаз подошел к деревянным воротам. Они вели в жилую зону. На одной из досок на уровне головы чуть наискосок было выцарапано гвоздем: «Самара вор 8 лет концом».
Самара был вор обыкновенный: никто не видел, чтоб он пацана ударил. Он был до того веселый, что, казалось, родился с улыбкой. Некоторым ребятам, и не землякам даже, давал поддержку.
Попал Самара в бессрочку в десять лет. Просидев четыре года, раскрутился. Дали четыре.
Несколько дней назад Самара освободился. Всю ночь рыдала гитара: воры устроили ему чудные проводы.
Колонийскую столовую по очереди мыли все отряды. Вечером, после ужина, бугры и помогальники седьмого отряда собрали около тридцати воспитанников, таких, кто никогда с полов не слазил, и строем повели в столовую.
Ответственным за уборку столовой был назначен бывший помогальник, а теперь бугор отделения, где жил Глаз, — Пепел.
В зале столовой построил ребят и стал перед ними. Оглядев, стал тыкать в грудь пальцем и говорить:
— Ты, и ты, и ты пойдете чистить картошку.
Еще четверых ткнул пальцем в грудь, назначил у них старшего, и они пошли мыть котлы, посуду и убирать кухню.
Оставшиеся должны мыть пол в зале. Но и из этих Пепел послал троих за тряпками и ведрами на кухню. Они будут таскать воду. Остались мыть пол одни марехи, и среди них — Глаз. В наряд он попал во второй раз.
Ребята стаскали столы и стулья в один угол.
Трое ребят носили воду и лили ее на бетонный пол.
— Начинайте мыть, — крикнул Пепел, — хватит со стульями возиться!
Пацаны схватили тряпки.
— Стали в ряд! — скомандовал Пепел.
Ребята бросили перед собой тряпки. Пепел сказал: «Пошли»,— и парни, нагнувшись и соединив тряпки, погнали грязную воду к выходу. Пепел шел сзади, иногда брал ведра и выплескивал воду, где больше видел грязи.
— Так, останьтесь трое собирать воду. — И Пепел назвал клички.
Ребята тряпками стали собирать воду в ведра, а остальные — гнать к ним грязную.
