Оксана Робски - День счастья — завтра
— Может, и не вернется, — почему-то сказала я. Наверное, чтобы сделать ей приятное. — Все-таки я была не самая лучшая жена на свете.
Мне стало невероятно жалко и Рому, и себя.
И очень хотелось, чтобы свекровь меня тоже пожалела.
— Да и мать ты была так себе, — сказала свекровь, — помнишь? Когда только Артем родился? Не мать, а прям ебтвоюмать, честное слово.
Я терпеть не могла свекровь с самого начала.
— Да не плачь ты. Все мы одинаковые, — утешила меня Ромина мама. Как могла.
Мы чокнулись.
— Давайте за наших детей, — сказала я.
— И за наших мужиков.
Я кивнула.
— Хотя моего-то мужиком трудно назвать. В нем от мужика только то, что деньги зарабатывает. Да нервы треплет. А в остальном…
Она беспомощно посмотрела на меня и допила вино. Жадно. Так, словно вливала в себя какую-то силу. Или лекарство. Или яд.
Уже стемнело. И даже перестал рычать пылесос на улице.
— Ну и не надо его как мужика воспринимать, — сказала я. — Лучше как подружку. Даже здорово — можно о ресничках поговорить, об имплантатах, о косметике.
Свекровь недоверчиво уставилась мне прямо в глаза.
— Конечно, — я пожала плечами, — ведь главное — чтобы он вас не бросил. Правильно? Ведь уже возраст… — я испуганно взглянула на нее, но она только устало кивнула, — и не хочется заботиться о деньгах, и чтобы близкий человек рядом был…
— Это мне за мою молодость, — неожиданно засмеялась свекровь. — Ты думаешь, ты гуляла? Это я гуляла! Ого-го как! — Она встала, чуть не опрокинула стул, подошла к телевизору. По губам было видно, что она матерится. — Нашла! — Она взяла пульт и включила МУЗ-ТВ. Филипп Киркоров пел что-то зажигательное. Она плавно повела плечами, руками, бедрами.
«Когда состарюсь, ни за что не буду танцевать», — подумала я.
— Давай! Давай! — позвала свекровь, и мы на пару станцевали танец из «Криминального чтива». Я исполняла партию Траволты. Она зажимала нос двумя пальцами, пока не упала на пол.
Глядя на нее сверху, я подумала, что это всего лишь старая пьяная женщина. Которую давно не любит муж.
— Я сама! — Свекровь отпихнула мою руку и с трудом поднялась. — Значит, говоришь, реснички, имплантаты?
— Конечно. — Я кивнула.
— «Был бы милый рядом…» — высоко затянула свекровь.
Потом мы спели «Все, что тебя касается…», группа «Звери».
Потом мы обнимались и клялись друг другу в любви.
— Оставайся у меня, — сказала свекровь, — а то ты завтра проснешься и подумаешь, что тебе это все только приснилось.
Мы еще немного пообнимались, и я пошла спать в гостевую комнату.
Наверное, пошла. Раз я там проснулась на следующее утро.
***Вчерашний садовник что-то говорил мне уже несколько минут. Я не могла разобрать его слов.
Мне казалось, что это шумит пылесос. Но это шумело у меня в голове. И вдруг все смолкло за одно мгновение. Остался только голос таджика.
— Я у хозяйки хочу спросить, можно листья жечь? Или отвезти их за участок?
Я слышала этот голос. Я снова почувствовала ноги на своем теле и липкие пальцы у себя на груди. Я им рассказывала анекдоты. А они решали, что со мной делать. Я не перепутала бы этот голос ни с одним другим.
Я молча рассматривала его лицо. Закричать?
Пусть его схватят и бьют. Долго — ногами. Пока он не захлебнется в собственной крови.
Таджик стоял и растерянно улыбался.
— Так что, хозяйка?
Не узнал меня? Может, мы им тоже все на одно лицо, как они нам?
Они были под иглой тогда или еще под чем-то; у меня на голове был мешок… Голос?
Нет, не узнал. Смотрит на меня тупыми невинными глазами.
— Этот садовник выкидывал меня из машины, — сказала я свекрови.
Она подняла на меня глаза. Не пытаясь их особенно сфокусировать.
Махнула рукой.
— Я узнала его голос! — Неужели у меня тоже будет такое тяжелое похмелье в ее возрасте?
— Никита, успокойся! У тебя белая горячка. — Свекровь театральным жестом положила руку себе на лоб.
— Но я узнала его! Неужели вам не страшно, что в доме бандиты? И наркоманы.
— Наркоманы? — Свекровь упала в кресло и усмехнулась: — Это уж точно…
Она про меня?
— Надо пить оливковое масло. Одну ложку, — сказала я, направляясь к двери.
— Что?
— Перед приемом алкоголя. Одну ложку. Тогда похмелья не будет.
— Никита, обратись к доктору.
— До свидания.
Я села в машину, включила музыку. Сосны качались на ветру, на заборе сидели вороны.
Если рассматривать ворон вблизи, то они очень поджарые. У них такой спортивный вид — это из-за длинных ног.
Если когда-нибудь открою фитнес-клуб, возьму ворону на эмблему. И слоган: «Если вы не умеете летать, значит, вам это не нужно».
***Дверь в кабинет была плотно закрыта. Я проводила оперативное совещание. Эрудит явно была горда тем, что на нем присутствует. Мадам была серьезна, что вполне соответствовало ситуации.
— Это точно? — спросила Эрудит. — Просто иногда подсознание может умышленно…
— Не точно. — У меня болела голова, и я не хотела слушать про подсознание. — Но от одного до десяти примерно восемь. Нам надо это проверить. Гора привезет вам все для прослушки. В доме пока ничего не говорим. В общем, вы сами знаете, что делать.
— Надо поставить жучки в его комнату и узнать, есть ли у него мобильный, — кивнула Мадам.
— Еще надо выяснить, как он попал в дом, с кем он и куда уходит на выходные. Если они, конечно, у него есть. — Эрудит словно стояла у школьной доски.
Я достала из сумки пенталгин и проглотила огромную таблетку, не запивая.
— Только не спугните, — попросила я, — и, кстати, следите, чтобы сейфы были закрыты и никакие деньги по дому не валялись.
***На дачу я не поехала.
С некоторых пор я предпочитала оставаться на моей заброшенной московской квартире. Там никто не убирал уже почти месяц. Я приезжала и с каким-то странным удовлетворением отмечала следы упадка и запустения. В некоторых углах уже появилась паутина. Мне это нравилось.
В паутине было что-то личное. Паутины нет ни у кого. У всех есть домработницы. Это как будто все идут строем и поют песню, и всем так здорово: и тем, кто идет, и тем, кто смотрит.
И когда ты вдруг делаешь шаг в сторону, ничего не меняется. Для них. Просто ты перестаешь быть частью и становишься целым.
Для того чтобы я почувствовала себя личностью, мне надо было завести паутину. Интересно, а если пустить в квартиру пару мышей, у меня начнется мания величия?
А вдруг от кокоса сходят с ума? А у меня вообще есть этот ум? А вдруг я превзойду себя и сойду с ума, которого у меня нет?
Нет, наверное, все-таки есть, раз я не стала предлагать понюхать своей свекрови.