Александр Горшков - Отшельник. Роман в трёх книгах
— Умоляйте нашего Избавителя от проклятия греха… А я умоляю вас: пожалейте свои душеньки! Ведь им уготована не паутина и не пауки, а то, что сами видели… Умоляйте, умоляйте нашего Спасителя… И аз, грешный, буду просить Его помиловать вас…
Первым к отцу Игорю подошел Курган и смущенно опустил голову.
— Начни с самого начала, — поняв его душевное состояние, тихо сказал отец Игорь. — Вспомни, когда тебе первый раз стало стыдно за свой поступок.
— Первый раз?.. — Курган опустил голову еще ниже и прошептал, чтобы никто не услышал. — Наверное, когда стырил кошелек у своей училки в интернате. Потом долго клял себя за это, да жрать сильно хотелось, вот и не удержался.
— А второй раз?
— А второй, когда втроем одного били: это я уже в колонии сидел. Сначала они меня метелили втроем, а потом уже мы, бугай тот старше всех нас был.
Он помолчал немного, вспоминая свою жизнь.
— Потом перед Светкой стыдно было, когда я ее… ну… она просила, плакала… а я… А потом уже ничего не было стыдно: дрался, беспредельничал, спал со всеми, воровал, обижал…
— А сейчас стыдно? — наклонился к нему отец Игорь.
— Да, сейчас стыдно… Начать бы все сначала, с чистого листа переписать всю жизнь…
— Сначала уже не получится. Ты постарайся достойно прожить то, что осталось. Чтобы уже больше никогда и ни за что не было стыдно.
— Я постараюсь, — прошептал Курган и склонил голову под епитрахиль.
За ним открыл свою душу Кирпич, а последним подошел и Ушастый. Когда отец Игорь завершил исповедь всех разрешительной молитвой, солнце стояло уже высоко в небе. Как пролетело полдня — никто не заметил и не понял.
— Мы же вроде… — Ушастый удивленно оглядывался по сторонам.
— Куда теперь? — отец Игорь с улыбкой посмотрел на своих вчерашних похитителей, а ныне раскаявшихся разбойников.
— Назад, на кичу, — твердо ответил за всех Курган. — Мы к той аварии никакого отношения не имеем, трупы на нас тоже не повесят — им не нужно было водку при исполнении жрать. Дорвались, как мерины. Вернемся, стволы сдадим — ведь ни одного выстрела не сделали, за нами все чисто. А срок, что имеем, — досидим. Думаем, что больше не добавят.
— А я к вам приду и обо всем расскажу вашему начальству, чтобы все по-правде было, — отец Игорь обнял их. — Что было — то было, а с этого момента у вас должна начаться другая жизнь, которую вы обещали Господу. И молиться за вас буду всегда. В судьбах наших ничего случайного нет. То, что мы все сейчас здесь, — это воля Божия. Господь нас соединил — Он нас не оставит.
Старец тоже подошел и обнял ребят:
— Все, что отныне с вами ни произойдет, даже по дороге назад, примите как волю Божию, как перст Господний. Примите без всякого сомнения, ропота или страха. Как лекарство для очищения ваших душ и спасения. Ничего не убойтесь, дети…
— Да ладно тебе, батя, пужать пуганых, — Курган тоже ласково, без всяких обид обнял доброго старца. — Волков бояться — в лес не ходить.
— Будьте всегда с Богом, дети. Ни при каких условиях не изменяйте Ему. «Яко Ангелом Своим заповесть о тебе сохранити тя во всех путех твоих…». Господь милостив, Он вас не оставит и не бросит. Только доверьтесь Ему. Во всем. Что бы ни случилось в жизни.
Не просто поверьте Ему, а доверьтесь — как любящему родному Отцу, как доброму Учителю. Я тоже буду молиться за вас. Пока сам живу…
Старец заплакал и еще крепче обнял их, благословляя в обратный путь.
— И нам пора собираться, — грустно сказал он отцу Игорю, когда все трое ушли по оврагу назад. — Я не шибко ходок, за ними не поспею, а с тобой потихоньку доковыляю. Жизнь моя на исходе, да надо еще кое-что поспеть.
Он в слезах последнего прощания поклонился могилам своих предшественников и, собрав нехитрые вещи в одну маленькую котомку, опираясь на руку отца Игоря, тоже стал медленно, шаг за шагом, подниматься наверх по круче оврага.
Они были уже почти на самой вершине, когда вдруг услышали за своей спиной нарастающий шум и гул. Обернувшись, они увидели, как оползень, сдвинув мощный пласт земли вместе с вековыми деревьями, накрыл пещеры, где обитали и были погребены лесные отшельники.
— Слава Богу за все… — в слезах прошептал старец и, благословив святое место крестным знамением, пошел вперед, уже не оборачиваясь.
Очищение
Они шли той же дорогой, которая привела их к старцу: шли молча, думая уже не о том, что ожидало впереди — новый суд, новый приговор за побег, — а о том, что перевернуло их жизнь, дало ей какое-то другое, совершенно противоположное направление от той, которой они жили раньше до встречи с таинственным старцем. И хотя в голову лезли, стучали, ломились мысли о новом побеге, они шли упрямо вперед, веря тому, что сказал старец: Господь не бросит, не оставит, не обманет. Странно, но им не хотелось есть, не тянуло выпить или даже закурить. Все трое испытывали неведомое доселе чувство, словно в каждом из них родился новый человек, и этот новый звал их прочь от всего, чем были наполнены все прожитые годы, вызывая отвращение к прошлому.
— Хорошо бы всем вместе на зону, — задумчиво сказал Ушастый, когда они остановились передохнуть. — Может, учтут, что мы это… сами… добровольно…
— Учтут… — буркнул Курган. — Прокурор все учтет, а суд все рассмотрит, взвесит и за все впаяет.
— Так, может… пока не поздно?
Ушастый кивнул в ту сторону леса, откуда они начинали выходить.
Курган подошел вплотную к Ушастому и дал ему под дых, отчего тот застонал и скрутился.
— Слышал, что старый сказал? Он теперь у нас за батю будет. За родного батю! Попробуй мне еще раз про рывок пикнуть… Урою на месте.
И снова замахнулся.
— А я что? — Ушастый немного отдышался. — Я как все. Единогласно то есть. Только сразу как-то все вдруг… Мы тут, старый там, Бог на небе… Связать бы все это воедино… У меня не получается.
— Базар, говорю, отставить, — Курган уже незлобно посмотрел на Ушастого. — И слушать, что старик сказал, не сметь никому залететь на беспредел. А он большего нашего в этих делах шарит. Поэтому как велел — так и делаем. Придем, сдадим стволы, обо всем расскажем, а дальше…
Он многозначительно указал пальцем вверх:
— Что старый сказал? Бог своих не сдает. Это тебе не фраера, не менты, волки позорные, и не шавки сученные, что всех сдать готовы. Дотемна должны поспеть, если раньше не нарвемся на ментовскую засаду.
И они снова пошли дальше, оставляя за собой стену дремучего леса. Курган вышел вперед:
— Я первый. Если что, то меня… первого уложат. Следом и вас, если не успеете пригнуть головы, залечь. Может, разберутся, поймут, не станут мочить всех подряд. Дай-то Бог, чтобы все обошлось…
Он хотел перекреститься, подняв правую руку, но вдруг остановился:
