Дмитрий Иванов - Где ночуют боги
Тогда Антон вспомнил про еще одну тактику – кредит-фэйс. Кредит-фэйс – это когда для рекламы какого-то продукта используется человеческое лицо, способное вызывать доверие масс. Залог эффективности этой тактики в том, что лицо берется от человека и правда хорошего. Чулпан Хаматова вот, например, горемычная, вечно в шали ждет у окна героя, ждать которого бесполезно, потому что он не вернется, убили его на войне, или не на войне, или не убили, но все равно не вернется. Чулпан у окна грустит, и зритель грустит вместе с ней, зритель ей верит, потому что у нее лицо такое, хочется ее пожалеть. Она и в жизни – человек хороший, больным детям помогает. Естественно, лицо Хаматовой тут же сгодилось для рекламы сети аптек. И это работает. Больной человек с трудом сползает по лестнице, выползает на улицу, жмурится на яркий здоровый мир, в котором больному нечего делать. Казалось бы, все, тайм ту дай[1]. Но тут ходячий труп видит на рекламном билборде над своей головой лицо Чулпан размером с лицо голубого кита. Фон на билборде белый на семьдесят процентов. На белом, как бинт, фоне больной видит лицо горемычной Чулпан и инструкцию, куда идти, если веришь Чулпан. Больной видит Чулпан, больной ей верит и ползет в аптеку за дорогостоящим плацебо. Так работает «кредит-фэйс». Но подбор самих кредит-фэйс – тут есть свои нюансы. Например, можно поставить лицо Познера на ту же рекламу сети аптек. Интеллигенты либерального толка верят Познеру, потому что он родился в Париже, у него очки на носу и взгляд умный, с тревогой. Интеллигенты побегут в аптеки за новым средством от гражданской депрессии. А вот работяги Познеру могут не поверить. Потому что Познер родился в Париже, у него очки на носу и взгляд умный, с тревогой. Причины недоверия, таким образом, те же, что и причины доверия. За средством от депрессии работяги в аптеки не побегут. Вернее, они побегут, но не в аптеки, а в магазины. И не потому, что Познер им это посоветовал, а потому, что по детству помнят, куда шел батя, когда у него была депрессия, только батя не называл депрессией то, что им двигало. Так что фэйс у Познера хороший, но это не кредит-фэйс – вызывает доверие, но не у всех. Чем больше количество человек, у которых лицо способно вызвать доверие, тем лучше. Таких лиц немного. Чулпан Хаматова – раз. Наталья Водянова – два. Модель, а у самой детей мал мала меньше, и сиротам еще помогает, как птичка, то к своим подлетит, то к чужим, а еще дефиле у нее. К ночи со шпилек от усталости валится. Хаматова, Водянова – две добрые женщины, – вот и все. Из живых больше и вспомнить некого. Все остальные, как Познер, как антибиотики селективного спектра: на одни организмы действуют, на другие – нет. У Путина вот, к примеру, тоже лицо хорошее. Но работяги ему верят, а либералы – нет. Путин – анти-Познер в этом смысле. Есть еще Евгений Леонов, Владимир Высоцкий, Олег Даль. Прекрасные люди. Но они умерли. И подписать контракт на рекламу сети аптек не могут. Солженицын тоже умер, ничего не подпишет. Сахаров тоже не подпишет, да и живой бы не подписал, въедливый очень был, начал бы узнавать, что это за лекарство новое, какая у него формула, и выяснил бы, что это цитрамон. Кредит-фэйс не осталось. Хаматова и Водянова есть, но сработают ли они в Сочи? Антон вспомнил лица людей, с которыми судьба свела его за последние двадцать четыре часа. И понял, что нет, Хаматова и Водянова для создания положительного образа пиршества спорта не годятся. Водянова, конечно, понравится Эдо и его племяннику Мартину, который узнал про карбюратор раньше, чем смог держать голову. Эдо, может, и согласится, что Олимпиада – это хорошо, если ему скажет это Водянова. Лично. Но согласится неискренне, а чтобы завязать разговор и позвать Наташу съездить с ним в Пасть Дракона. А племянник Эдо, Мартин, тот, может, вообще хитрить не станет, а сразу пригласит Наташу на медленный танец. И, кстати, интересно, кто быстрее завоевал бы Водянову: Эдо или его племянник Мартин? Нет, Наташа не поможет, и Чулпаша не поможет. На Кавказе все еще сильна традиционная культура, поэтому Адлер не похож на Амстердам, в нем мало геев, если есть вообще. На Кавказе все решают мужчины, и они все еще выглядят как мужчины, и поэтому до сих пор все решают они, а не их адвокаты. На Кавказе нет феминизма, и слава богу. Должно же на земле остаться хоть одно место, где нет феминизма. Женщина на Кавказе не может иметь кредит-фэйс. Она должна, наоборот, иметь скромный, стеснительный фэйс и не торговать им на билбордах налево-направо. Женщины на Кавказе добрые, но они ничего не решают. В лучшем случае Чулпашу сестры Эдо до отвала покормят, решив, что она кушает плохо, и потому так выглядит грустно. Водянову тоже покормят и всех детей ее тоже. На этом все и закончится. Можно было бы, конечно, попробовать использовать мужской кредит-фэйс. Лицо мужчины-спортсмена. Спорт у местных пользуется популярностью вроде бы. Правда, не весь спорт, а только дзюдо и греко-римская борьба. Но ничего, все спортсмены похожи: они часто дышат и не находят слов, чтоб рассказать, как случилась победа. Но где взять спортсмена, у которого кредит-фэйс? Раньше был Харламов: вот человек, лицо так лицо, кредит-фэйс, настоящий. Но он умер и пиарить Сочи не может. Лев Яшин тоже умер. Юрий Власов, Анатолий Тарасов – таким лицам каждый поверит, но все они умерли. Верить некому. Жив, правда, Третьяк, но он депутат Думы – как ему верить? Глянешь на лица современных спортсменов, сразу видно, чего они хотят. Они хотят не побед. Они хотят денег. И потому лица у них, у современных спортсменов, стали другие. Раньше у спортсменов лица были какие? Простые, открытые. А теперь стали хитрые лица, сразу видно, что они не герои, а прохиндеи. Взять хоть Плющенко: вот вроде и чемпион, и тройной тулуп делает, и четверной, и каскад из тулупов плюс тройной риттбергер. А лицо хитрое. Сразу видно – хочет денег, потому что тройной тулуп спину не греет, и четверной не греет, и каскад из тулупов плюс тройной риттбергер тоже. Поэтому Евгений мучительно хочет денег, и он их получит, потому что он знает, чего хочет от жизни. А когда получит, повесит тулупы на гвоздик.
А вот интересно, почему во времена СССР так хорошо плавали, прыгали, бегали наши спортсмены? Платили им мало. Может, они были идейными большевиками, для которых разбить США – дело принципа? Вряд ли. У спортсменов нет времени на политические взгляды: тренировки, с утра до ночи, не до Ленина. Они это делали по какой-то другой, личной причине. Они просто не могли по-другому. Они считали, что весь мир смотрит на них. И они не могли позволить себе облажаться на глазах всего мира. А нынешние могут. А что такого. Ну облажался. Ну да, на весь мир, и что такого? Когда спортсменам стали платить, прыгать и бегать они разучились. Получается, хоккеист тоже должен быть голодным, как художник? Точно. Спортсмены разучились прыгать и бегать, ибо зачем? Зачем я буду так убиваться? Прыгать выше других – это глупо и трудно. Зачем делать то, что трудно, если можно делать то, что легко? Воровать, например. Все воруют. Я чем хуже? Правда, медали на Олимпиадах спортсмены пока не воруют. Золота в олимпийских медалях маловато, и свидетелей многовато, трибуны вокруг, слишком рискованно. Получается, существовал-таки во времена СССР патриотизм настоящий? Это когда спортсмен прыгает выше других, хоть это и трудно, и глупо, и становится первым, не потому, что заплатят, а потому, что опозорить боится – флаг страны на пропитанной потом футболке, и еще боится, как мама в глаза соседям смотреть потом будет, если он проиграет. Ведь и мама, и соседи – весь мир то есть – сидят у телевизора, волнуются, ждут, верят – не подведет Алешка, не должен! И Алешка, понятное дело, бегал так, что арбитры не верили, что так можно бегать. И не от голодного льва. Но если был патриотизм, то куда же он делся потом? Украли? Воровать – это русский талант, но кто украл и зачем? Кто его купит? На черном рынке продают, конечно, много чего: оружие, органы, черновики Леонардо. Но патриотизм? Нет, это вряд ли, патриотизм стоит дорого, иногда стоит жизни, кто сегодня захочет платить так много за привязанность к белым березкам? Никто. Да.
