Вера Колочкова - Слепые по Брейгелю
— Ладно, если так… Мне-то что, мое дело маленькое. Только собаку не корми, немного водички дай, и все.
— Надь… А мне в поликлинике надо будет присутствовать? Ну, когда ей операцию будут делать?
— Нет, зачем… Привезешь, договор подпишешь, деньги в кассу заплатишь и давай, до свидания. Я тебе потом позвоню, скажу, когда забрать. Но гарантий никаких, запомни. Повторяю специально для убогеньких — если псина под ножом сдохнет, деньги тебе никто не вернет. Поняла?
— Да поняла, поняла…
— Ладно, сиди, жди. Клиника тут недалеко, ребята быстро приедут.
Надя ушла, недовольно хлопнув дверью. Звук получился глухим, но громким. Испуганно заглянула в комнату — Павел лежал в прежней позе, спал крепко.
Луша тоже лежала под столом в прежней позе, даже не скулила, а кряхтела отрывисто. Она наклонилась к ней, погладила, заглянула в глаза.
Луша лизнула ее ладонь, заскулила тихо, едва слышно.
— Ты боишься громко скулить, да? — спросила она, глотая слезы. — Хозяина боишься разбудить, да? Ничего, потерпи, скоро в больницу поедем, тебя там вылечат… Укольчик сделают, ты уснешь, а проснешься уже здоровенькой. Мы еще погуляем с тобой под дождем, и не раз, вот увидишь! А сейчас надо просто немного потерпеть…
Приехали за Лушей и впрямь скоро — вздрогнула от звонка в дверь. Вошли два дюжих молодца, и она страдальчески приложила палец к губам — тихо, мол, не шумите. Они и не шумели, действовали очень споро, со знанием дела. Один из молодцов легко подхватил собаку на руки, понес в машину. Другой деловито обратился к ней:
— Я понял, вы с нами поедете?
— Да, поеду.
— Идемте…
Пока ехали, она держала Лушину голову на коленях, и казалось, чувствовала ее боль. Потом вспоминала мучительно, не выложила ли паспорт из сумочки. Ведь паспорт же, наверное, понадобится. Надя сказала, что договор надо будет подписывать… Можно было заглянуть в сумку, да Лушу не хотелось лишним движением беспокоить.
Паспорт оказался на месте, молодая женщина в клинике быстро распечатала файл с договором. Глянула в строку стоимости, лихорадочно начала соображать, хватит ли денег… Если выложить все, что есть, вместе со Славкиным взносом, то должно хватить. Как назло, зазвонил телефон в кармашке сумки. И не ответить нельзя — начальница ее потеряла.
— Да, Вероника Сергеевна, да, опаздываю… Простите, еще задержусь немного. Да, понимаю, отчет… Я уже скоро, Вероника Сергеевна, я уже в кассу бегу… Нет, что вы, я не в магазине, я в больнице. Нет, со мной все в порядке, я скоро…
Денег хватило впритык, потом кое-как мелочи на автобусный билет наскребла. Но ехала на работу довольная, хвалила сама себя — как она ловко про Надю-то вспомнила! А могла бы испугаться, скукожиться, растеряться, как обычно… Только плохо — записку Павлу забыла оставить. Он проснется, а Луши нет. И позвонить нельзя — телефона не знает…
Да, надо еще обязательно до банкомата добежать, придется выйти на одну остановку раньше. В обед Славка к ней на работу придет, за деньгами, так, кажется, вчера договаривались. Хорошо, что вспомнила.
Не работал банкомат! Вот же зараза! Придется потом, перед обедом, у Вероники Сергеевны отпрашиваться. Неудобно, и без того опоздала…
На работе закрутилась с отчетом, время пролетело, не вспомнила ни про Славку, ни про банкомат. Когда увидела дочь в дверях кабинета, распахнула глаза, прикрыла ладонью рот:
— Ой, Славка… Я ж не успела…
— Чего не успела, мам?
Собравшиеся на обеденный перерыв Таня и Лена остановились, глядели с любопытством на нее, на Славку.
— Добрый день… — вежливо улыбнулась им Славка, проходя к ее столу. Села, продолжая улыбаться и выталкивая вежливым взглядом сотрудниц из комнаты. Им ничего не оставалось, как уйти, тактично прикрыв за собой дверь.
— Хм… Какие у них лица любопытные, да мам? — хохотнула Славка, наваливаясь грудью на стол. — А главная бухгалтерша что, раньше всех на обед слиняла?
— Нет… Она еще час назад в главк уехала, у нас же отчет.
— А, понятно. Ну, давай деньги, я тороплюсь, машину плохо припарковала.
— А денег нет, Слав. Я не успела. То есть я утром хотела снять, но банкомат не работал. Может, сейчас!
— Погоди, мам! Ты же вчера сказала, что деньги сняла!
— Ну да… Но мне надо было за операцию заплатить. За Лушину.
— А кто это — Луша?
— Это собака, Слав. Соседская. Она утром заболела, и…
— Постой, мам, что-то я ничего не понимаю. Какая Луша? Какая собака?
— Да обыкновенная. Лабрадор.
Ей было уже все равно, что говорить. Славка смотрела на нее так, что хотелось провалиться сквозь землю.
— Мам… Ты что? Как ты могла, мам? Ты в своем уме? С тобой вообще все в порядке? Я твой ребенок, я у тебя денег попросила, а ты… Какой-то собаке?!
Выражение Славкиных глаз дошло до апогея слезно-возмущенной обиженности. Крупная слеза накапливалась в уголке почему-то одного глаза, собираясь упасть на гладкую бледную щеку.
— Ну, Слав… Ничего же страшного не случилось, что ты… Сейчас мы вместе доедем до банкомата, и…
— Да никуда мы не доедем, мам… Не надо… Не надо мне от тебя ничего, раз так! Я лучше у папы попрошу! Вернее, у его жены! С ней, знаешь, как-то проще. Без всяких соседских собак.
Смахнув выкатившуюся таки на щеку слезу, Славка гордо поднялась со стула, зашагала к выходу. Уже потянув на себя ручку двери, Славка обернулась резко:
— Знаешь, правильно папа сделал, что бросил тебя. И я бы на его месте бросила. С тобой же невозможно рядом находиться, понимаешь? Ты же в любой момент плюнешь, предашь, причем походя, и сама себе не объяснишь, что сделала. Ладно, пока, мам.
— Слава, постой!
Ох, как неожиданно зло, звонко прозвучало это «постой»! Встала из-за стола, подошла к дочери, застывшей в дверях. Встали лицом к лицу, глядели друг на друга исподлобья, глаза в глаза. Как в детскую игру играли, в гляделки, кто кого переглядит.
— Ну? Что? — первая спросила Славка с вызовом.
— Ничего! Во-первых, не смей мне хамить, поняла? Я тебе не чужая тетка в очереди за хлебом, а мать! И я тебе ничего не должна, запомни! Я вообще никому ничего не должна! Я личность, я имею право на любой поступок, каким бы дурацким он тебе ни казался! А теперь иди, проси у папиной жены, давай, вперед! То-то она будет счастлива! И ее попрошайничеством обрадуешь, и сама при деньгах будешь. Классная жизнь, правда? А насчет предательства… Я никогда и никого не предавала, слышишь? Может, я и была тебе плохой матерью, не совсем качественной, но в предательстве ты меня обвинить не можешь! Не можешь!
— Мам, прекрати истерику. Там, по коридору, люди ходят, слышно же, наверное.
