Наталья Нестерова - Портрет семьи (сборник)
Похожие внешне, они плакали одинаково, без всхлипов пуская слезы, которые вытирали ладошками. Мать не замечала слез дочери. Дочь не видела страданий матери.
— Дениска! — горестно произнесла Ирина Васильевна. — Кроссовки без подметок, на коленках дыры, из куртки вырос. Так заботятся о ребенке? Так воспитывают? Гоняет по улицам, завтра с плохой компанией, с наркотиками свяжется и в колонию попадет!
— Мама, я знаю, что ты подсматриваешь за Дениской, что передаешь тете Люде одежду для него. Мама! Почему мы не говорим откровенно? Терзаем самого дорогого, нашего папу? Ты плачешь?
— Нет! — Ирина Васильевна насухо вытерла лицо.
Лика, не ведая о том, в точности повторила жест.
— Мама! Я давно общаюсь с братом! Раньше мне казалось, если ты узнаешь об этом, то обидишься. Но почему? У меня есть близкий по крови человек. Я всю жизнь мечтала о братике или сестричке. Я слабая, знаю. Мне нужна опора. Как и ты, я могу опираться только на тех, кого люблю! Ты, папа, Лешка, Кира Анатольевна и да! да! да! Дениска — это мои опоры!
Ирина Васильевна смотрела в пол. Тихо спросила:
— По уму-то он как? Не в матушку?
— Очень-очень умный мальчик! — с воодушевлением воскликнула Лика.
И они еще долго говорили о Дениске, размывали плотины многолетнего молчания. Для Лики брат младший был отчасти игрушкой, забавной и на глазах развивающейся. Кем был мальчик для Ирины Васильевны? Брат любимой дочери. Сын любимого мужа. Вначале остро ненавидимый. Но постепенно превращающийся в объект ответственности и заботы, которую требовалось тщательно скрывать.
О Кире Анатольевне было забыто. В один присест две драмы не разрешаются. Лика посмотрела на часы и ахнула: одиннадцатый час. Тут же раздался телефонный звонок от недовольного мужа, — тот давно патрулировал у метро. Лика быстро попрощалась с родителями и ушла.
Ирина Васильевна еще какое-то время сидела на кухне, вернее, хлопотала по хозяйству. У хорошей хозяйки всегда найдется работа на кухне. Ирина Васильевна обдумывала, сказать ли мужу о новом положении дел, о ее отношении к Дениске, о Ликиных встречах с братом. Итогом раздумий был отрицательный ответ. Пусть все остается как прежде. Иначе — нарушение правил жизни. Что же ей теперь, целоваться с Людкой-разлучницей? А Митрофану чувствовать себя навеки прощенным? Каждый должен знать свое отведенное судьбой место!
Это как распределение помещений в квартире: справлять нужду надо в туалете, спать в спальне, а пищу готовить на кухне. Пусть мальчик имеет отца и сестру. Она, Ирина Васильевна, готова оказать педагогическую и даже материальную помощь, но тайно и косвенно.
А вот хранить позорные секреты Киры Анатольевны Ирина Васильевна не собиралась. Приученный к порядку Митрофан Порфирьевич принес на кухню пустую чашку и тарелку с крошками. Помыл и поставил в сушку.
— Футбол закончился, — сообщил он, — я пошел на боковую, — и протяжно зевнул.
— Сядь! — велела жена и показала на стул, где недавно сидела дочь.
Митрофан Порфирьевич подчинился.
— Думаешь, зачем Лика прибегала, о чем мы с ней говорили? — спросила Ирина Васильевна.
— Ну, дамское, насчет беременности, — предположил Митрофан Порфирьевич.
— Правильно! — кивнула Ирина Васильевна, выдержала паузу, поджав губы и осуждающе покачав головой, и продолжила: — Только не про Ликочкину беременность! А про Киры Анатольевны! Вот!
— Не понял?
— Что ж тут непонятного? Кира Анатольевна нагуляла ребенка и хочет рожать, поэтому уехала неизвестно куда. Как тебе нравится?
— Еще раз! — попросил Митрофан Порфирьевич. — Лика говорит, что ее свекровь на сносях?
— Точно!
— Да вы обе с ума сошли! — горячо воскликнул Митрофан Порфирьевич.
И от его горячности у Ирины Васильевны вдруг возникло страшное предположение. По выражению ее лица Митрофан Порфирьевич мгновенно понял, что это за предположение.
— Ира! Не я! — ударил он себя кулаком в грудь. — Клянусь! Ни сном ни духом! У нас с ней ничего серьезного не было!
— А несерьезное? — У Ирины Васильевны побелели губы.
— Тоже! — Митрофан Порфирьевич выразительно покраснел. — Так, спьяну, да я и не помню!
— Кобель! — с видимой мукой произнесла Ирина Васильевна. — Бабник блудливый!
— Ирочка! Я…
— Ой, мало тебе моих слез! Мало ты мне горя доставил!
— Ирочка! Не было! — воскликнул Митрофан Порфирьевич. — Здоровьем дочери поклянусь! Мамой покойной!
Это были очень серьезные клятвы. Ирина Васильевна слегка успокоилась и потребовала:
— Расскажи все! Как на духу!
— Говорю же, не помню, — досадливо скривился Митрофан Порфирьевич. — У нас на даче. Я здорово нагрузился. Кажется, щипнул ее или что-то, вроде как бы в шутку. А она мне в лицо: «Глаз на задницу натяну!»
— Кира Анатольевна слов таких не употребляет! — засомневалась Ирина Васильевна.
— Вот тебе крест! — Митрофан Порфирьевич быстро и неумело перекрестился.
— Правильно про таких, как ты, соседка Клава говорит, — осуждающе произнесла Ирина Васильевна. — С кем выпил, на ту и полез! С Людкой-то у тебя, — коснулась Ирина Васильевна запретной темы, — тоже небось по пьяному делу завертелось?
— Угу, — подтвердил Митрофан Порфирьевич, хотя это было только наполовину правдой. — Так, значит, сватья нам подарочек приготовила? — поспешно вернулся он к первоначальной теме.
Они обсудили, как вновь открывшиеся обстоятельства повлияют на судьбу дочери. И пришли к выводу, что Лика должна в первую голову о себе думать. А если будут поползновения превратить ее в няньку при двух младенцах, то дать решительный отпор. И резко поставить вопрос о жилплощади.
То есть пусть Кира Анатольевна с мужем меняется, пилят две квартиры на три, чтобы Ликина семья отдельно проживала.
Ночью настроение Ирины Васильевны неожиданно переменилось. Она лежала без сна, слушала мирное сопение мужа. И вспоминала, как он каялся в том своем поступке, даже плакал. Но от ребенка не отказывался. И этот точно не его! Митрофан своих детей не бросает! Он порядочный мужчина, хоть и со слабостями.
Три года их кровати были разделены тумбочкой.
Наказание Митрофан в целом переносил стойко, но регулярно с домогательствами залезал на кровать жены под одеяло. Она отказывала, хотя самой хотелось, спихивала его. Почему-то представлялось, что ее страдания — это неотъемлемая часть страданий мужа. Если она не будет страдать, то ему не больно горько покажется. Муж и жена одна сатана.
Кончилось воздержание после одной телевизионной передачи, которую Ирина Васильевна смотрела в одиночестве — муж по субботам работал на халтурке.
