Ирина Волчок - Главный приз
— Потому что там мой дом, — сказала Юлия с таким видом, будто была уверена, что он все равно не поймет.
Глава 14
Ну, вычислил он Юлию, ну и что? Легче ему от этого стало? Исчезла эта ее необъяснимая, почти мистическая власть над ним? Черта с два! Как бы не наоборот. Ко всему прочему возникло еще что-то вроде сочувствия, даже, можно сказать, жалости, хоть она всем своим невыносимо надменным видом всячески давала понять, что вот как раз в чьем-либо сочувствии, не говоря уж о жалости, нуждается меньше всего. Конечно, не такой он дурак, чтобы обнаруживать перед ней это сочувствие. Боже упаси. Взглядом заморозит и в землю втопчет. Но он-то знал, как ей было тяжко жить все эти годы в этом якобы СВОЕМ ДОМЕ. Должно было быть тяжко… С ее-то воспитанием, образованием, внешностью, с ее привычкой — с самого рождения, между прочим! — к совсем другому окружению, к совсем другому уровню… Он же видел фотографии этих ЕЕ ДЕТЕЙ. Ему и в анамнез смотреть не надо, чтобы понять, что с ними такое. Не со всеми, конечно. Но все равно, разве это работа для такой женщины, как Юлия? Безусловно, она жутко страдает. Конечно, никогда в этом не признается. С ее-то гонором! Впрочем, теперь понятно, откуда сам этот гонор взялся. Комплексы все это. Защитная реакция. Ах ты бедная моя девочка, за что же судьба с тобой так по-хамски себя ведет?
Но вот ведь что еще странно — почему Юлия не пытается ничего изменить? Виктор знал с десяток женщин, которые достигли очень даже заметных успехов — для женщин, конечно. А ведь никто из них не был и наполовину так красив, как Юлия, и на десятую часть — так умен. Хотя насчет женского ума — кто его знает, тут он не эксперт. Один его бывший однокурсник говорил, что наличие у бабы ума определить невозможно, поскольку если баба красивая — плевать, что там у нее в голове, а если баба страшная — тем более плевать… Наверное, это где-то как-то в какой-то степени не лишено… Но к Юлии не относится.
Или она все-таки пробовала вырваться из своей глухомани, но не сумела? Или там ее что-то держит, о чем она не говорит? Ну вот, пошли догадки по второму кругу. Расшифровал, называется.
Чертов круиз. В другой обстановке, наверное, было бы легче. А тут она вечно в толпе — просто невозможно протолкаться сквозь толпу всяких Гиви со товарищи. Впрочем, Гиви совсем неплохой пацан, только слегка избалованный. Да и вообще, Гиви ему не соперник. А кто ему соперник? А никто.
Тоже загадочно и даже ненормально. То есть это хорошо, что никто ему не соперник. Плохо то, что и он не соперник никому. Юлия абсолютно одинаково абсолютно не замечает абсолютно всех. Ну не то чтобы не замечает до такой степени, чтобы не разговаривать. Но вот как на нее глядят и как с ней говорят — этого в упор не видит.
До конца плавания четыре дня. Потом еще два дня в Англии, потом на самолет — и в Москву. А потом ее наверняка встретит какой-нибудь из этих братцев статуи Командора — и все кончится. Хотя чему кончаться-то? Ничего и не начиналось, по правде говоря. Несмотря на прилагаемые им титанические усилия. Семнадцать дней титанических усилий! А весь результат — один поцелуй вчера вечером. Ничего себе результат… Хорошо еще, что по морде не схлопотал. Хотя, с другой стороны, лучше схлопотать по морде, чем напороться на такую реакцию. Вернее — на такое полное отсутствие реакции. Будто ничего не произошло. И ведь не то чтобы Юлия сделала вид, что ничего не произошло… Для нее на самом деле ничего не произошло. Ветер подул. Чайка закричала. Музыку выключили. Он ее поцеловал. Явления одного порядка. Так, ничего особенного. Можно и не заметить. Можно тут же спросить, который час, сказать: «Спокойной ночи», повернуться и спокойно уйти.
А может быть, для нее это и на самом деле ничего особенного? В смысле — может быть, она тут каждый день со всякими Гиви целуется. А он, Виктор, семнадцать дней, как идиот, танцует на задних лапках вокруг да около. Да еще из-за каждого пустяка комплексует: ах, как бы Юлия не обиделась! А эта Юлия может преспокойненько проторчать полдня в своей каюте, и плевать ей, что люди волнуются.
Что к завтраку не вышла — это ладно, это с ней и раньше раза три случалось. Но что сегодня опять за капитанским столом обедала — это уже демонстрация. Интересно, демонстрация чего — независимости, что ли? Может быть, не так уж безразличен ей его вчерашний поцелуй, если сегодня весь день она явно прячется…
Все, хватит теорий. Что он, в самом деле, трясется, как восьмиклассник перед первым свиданием. И нечего вздрагивать каждый раз, как только кто-нибудь упоминает ее имя…
— Алан, что ты сказал?
— Я сказал: ты второй коньяк пьешь, — повторил Алан, глядя на Виктора чуть ли не подозрительно. — Я удивился. Что-то случилось?
— Нет, ты что-то про Юлию сказал. — Виктор нерешительно заглянул в бокал и с отвращением сделал еще один глоток.
— Юлия выиграла двести долларов в рулетку. А Кэт проиграла пятьсот. — Алан отобрал у него бокал и поставил на стойку бара. — Мы в казино были. Хотели идти с тобой. Кэти тебя не нашла… Ты поссорился с Юлией?
— С какой стати? — не очень натурально удивился Виктор. — Ничего я не поссорился. Ты мне лучше скажи: почему это, когда Катьке что-нибудь принести-отнести надо, особенно если что потяжелее, так она меня обязательно находит? А как в казино — так меня сразу нигде и нет!
— Кэти искала, — возразил Алан. — Потом сказала: «Наверное, у него свидание, не будем мешать». И Юлия сказала: «Правильно, не надо мешать…»
— Катька что, при Юлии про свидание ляпнула? — ужаснулся Виктор.
— Она… да. Это было нельзя?
— Да при чем тут свидание! Да какие у меня могут быть свидания?! Да что же это Катька несет что попало?! — заорал Виктор.
— Не могут быть свидания? — преувеличенно удивился Алан. — А почему?
Алан над ним смеется, вот что. Все над ним смеются. И правильно делают, он это вполне заслужил. Наверное, и Юлия над ним смеется.
Все, хватит. На дворе не семнадцатый век, между прочим. И какой бы классной дамой она ни была, но, по крайней мере, тоже уже не школьница. Не говоря о том, что замуж она выходила вообще десять лет назад. И семнадцать дней — вполне достаточный срок, чтобы… чтобы что? Не важно. Выясним. Вот прямо сейчас пойдем и выясним.
— Алан, я очень пьяный? — Виктор встал, вытянулся во весь рост и расправил плечи.
Алан с интересом посмотрел на него, потом вынул из кармана монету и подбросил ее высоко и немножко в сторону. Виктор метнулся, выхватил монету из воздуха и довольно кивнул:
— Я не очень пьяный… Скажи Катьке, чтобы она меня не искала.
— Кэти пошла спать, — сообщил Алан, поднимаясь. — Я тоже пойду спать. Уже поздно.
