Алексей Колышевский - Откатчики. Роман о «крысах»
По счастливому стечению обстоятельств Жанна никуда не уехала на выходные, осталась в Москве и скучала на балконе своей роскошно обставленной антикварной мебелью квартиры, сидя в кресле-качалке, попивая только что приготовленный сок из нескольких киви и читая новый роман Татьяны Устиновой. То ли тема тяжелой женской доли в романе и перманентное отсутствие у главной героини женского счастья, то ли попутно возникающие подобно электрическим разрядам сравнения невеселой судьбы героини и собственной не очень-то легкой судьбы повергли ее в мечтательную меланхолию, и, отвлекшись от текста книги, она принялась думать о том, что «черт с ним, с мужем, еще успеется: какие наши годы, а вот неплохо бы прямо сейчас кого-нибудь, хотя бы того же Кленовского, прямо сюда, чтобы и для тела, и для ума…». И не успела она об этом подумать, как зазвонил ее мобильный, и, к своему удивлению, она увидела на экране номер Геры! С чувством некоторого мистического экстаза, взглянув на обложку книги, она нажала кнопку приема вызова:
– Папуля, приветик! Не поверишь, но я о тебе вспоминала пару дней назад.
– Мама, здравствуй, дорогая! А вот я о тебе думаю чаще. В день по сто раз или даже больше.
– Скучаешь, поганец?
– Скучаю. Очень. И дико хочу тебя видеть!
– Ну, я не знаю… Ко мне собиралась подруга прийти, поболтать, и все такое…
– Да? Жалость какая. А я хотел с тобой свое новое приобретение отметить. Я, видишь ли, автомобиль прикупил.
– Большой?
– Мам, да как тебе сказать? Порядочный.
– Какой?
– «AUDI».
– Ты стал акционером какого-нибудь цементного завода?
– Нет. Я все еще продолжаю трудиться на ниве розничной торговли.
– Покатаешь?
– Мамуся! Ты еще спрашиваешь! Может, я сперва к тебе, а потом мы ее совместно обкатаем?
– Ну, попробуй, папульчик.
– А как же твоя подруга?
– Я ее попрошу зайти в другой раз.
– Мне купить что-нибудь по дороге? Хочешь чего-нибудь особенного?
– Ой, Гер, я просто невероятно как хочу свежей клубники. Больше ничего не надо, а вот клубника – это то, чего я хочу больше всего на свете именно сейчас!
– Ну, это не вопрос. Сейчас заеду на рынок, куплю клубники и минут через пятнадцать буду у тебя в гостях!
– Жду, – обворожительным голосом проворковала Жанна и, закончив разговор, еще раз с удивлением взглянула на роман.
– Помогает, блин, – вслух произнесла она.
Гера тем временем подъехал в небольшому рынку, стихийно возникающему каждое лето возле метро «Беляево». Вылез из машины. Шикарным жестом закрыл дверцу. Поправил солнцезащитные очки и с некоторой брезгливостью стал осматривать товар на лотках кавказских торговцев. Возле одного из таких лотков он остановился. Попросил выбрать ему два килограмма клубники, столько же черешни, несколько нектарин, груш… Пока усатый кавказец старательно упаковывал для него всю эту прелесть, Гера просто стоял, перекатываясь с пятки на носок, и периодически оглядывался на свой новый автомобиль. Вдруг к тому же самому лоточнику подошла пожилая женщина. Одета она была неброско и старомодно, но очень аккуратно. И хотя годовщина 9 мая была позади, левую половину ее пиджачка украшали три ряда наградных орденских колодок, медаль «За отвагу» и орден «Отечественной войны» второй степени. Она скромно и даже не глядя на фрукты, лежащие в верхних рядах сложного сооружения витрины, воздвигнутой торговцем, принялась разглядывать самый нижний ряд, где предприимчивый деляга выложил подгнившие бананы, яблоки с подбитыми боками, помятый виноград – товар второго сорта, но «зачэм вибрасыват, кагда йэст спрос».
– В какую цену эти бананы? – спросила старушка на удивление чистым и приятным голосом, похожим на голос диктора ТВ СССР Анны Кирилловой.
– Пятнасыть рублэй, бапка. Вот яблакы ещо йэст. Тоже пятнасыть рублэй за кило. Будыш брать?
– Да, буду, – вымолвила старушка. – Взвесьте мне, пожалуйста, три банана и два яблока.
Кавказец презрительно глянул на нее и процедил:
– Щас, бапка, падажди. Апслужу вот маладова челавэка, потом табой займус. – И кавказец подмигнул Герману.
Старушка покорно принялась ждать. Гера снисходительно оглядел ее и высказался:
– Мать, давай я тебе куплю чего-нибудь получше. А то фигня какая-то получается: вы вон воевали, воевали, а в результате гнильем питаетесь. На большее-то у вас деньжат не хватает. Государство в благодарность раскошелиться не стремится. Давай говори, чего твоя душа просит – окажу тебе социальную помощь.
Скромность старушки вмиг улетучилась. Она вдруг как-то вся выпрямилась и с чувством глубочайшего достоинства все тем же на удивление глубоким молодым голосом ответила:
– Благодарю вас, молодой человек. Я в подачках не нуждаюсь. Вам незачем беспокоиться.
Гера почувствовал досаду от того, что бабулька «сделала» его. Он разозлился. В это самое время торговец протянул ему сверху, со своего постамента, где он стоял, возвышаясь над витриной, два пакета:
– Пажалста, уважаемый, с вас палтары тысящи.
Герман, злость в котором набирала обороты и требовала выхода, положил деньги на рядок лежащих на витрине яблок, принял из рук продавца пакеты и насмешливо бросил бабушке:
– Стоило в окопах вшей кормить, чтобы потом на старости лет помои жрать.
Старушку словно подменили. Она на удивление быстрым, четким шагом подошла к Гере и от души влепила ему звонкую пощечину, да вдобавок еще и плюнула, и плевок этот попал Гере точно в подбородок! Затем гордая бабушка-ветеран развернулась на сто восемьдесят градусов и пошла прочь от места своей, быть может, и последней, но несомненно Победы.
Гера от неожиданности потерял дар речи. Плевок старушки свисал с его подбородка и был похож на заплетенную в жидкую косицу бородку Гребенщикова. Пакеты выпали у него из рук. Фрукты рассыпались. Он бросился суетливо подбирать их. Затем до него вдруг полностью дошел весь смысл произошедшего, и он с остервенением бросил это занятие. Прекратил запихивать в пакет виноград и нектарины. Пнул грушу и быстрой походкой, не оборачиваясь на удивленно моргающего ему вслед торговца, пошел к своей машине. Радость от ее покупки полностью улетучилась. Он завел мотор, до отказа выжал педаль акселератора, тронулся с пробуксовкой. Лицо его пылало от стыда перед самим собой. Он вдруг понял, что, несмотря на все свои деньги, несмотря на обладание этой черной чудо-колесницей, он в сравнении с этой, влепившей ему пощечину бабкой был просто жалким навозным жуком. Понял это и словно почувствовал, что вместо рук и ног у него выросли противные мохнатые лапки, и явственно ощутил, как этими самыми лапками он разгребает теплое коровье дерьмо, ища себе местечко поуютнее…
