Кэрол Брант - Скажи волкам, что я дома
— Кому попкорна? — спросила мама, когда закончилась серия.
— Мне, — сказала я.
— И мне тоже.
На Рождество папа купил электрическую машинку для приготовления попкорна, и она очень нам нравилась. Даже просто сидеть наблюдать, как зерна взрываются и разбухают, переполняют контейнер и высыпаются в миску — это само по себе было развлечение.
По телевизору начались новости, и теплый запах растопленного масла смешался с рассказами о военных преступлениях Клауса Барби и новыми фактами, связанными со скандалом «Иран-контрас».
— И как там наш «Юг Тихого океана»? — спросил папа.
Грета пожала плечами.
— Нормально. Как всегда.
Папа, похоже, ждал продолжения, но Грета быстро схватила журнал с телепрограммой и принялась сосредоточенно его изучать.
Мама вошла в гостиную с огромной миской только что приготовленного попкорна.
— Сразу две порции, — сказала она. — А сколько я туда бухнула масла, вам вовсе не обязательно знать. — Она улыбнулась и поставила миску на стол. Мы все тут же набросились на попкорн, загребая его горстями.
Местные новости начались с сообщения о пожаре в Маунт Киско, уничтожившем многоквартирный дом. Потом был репортаж о судье из Йонкерса, который перенес слушание дела на автостоянку перед зданием суда, потому что у подсудимого был СПИД. «Свежий воздух и солнечный свет», — сказал судья, поясняя, почему он решил, что проводить суд на улице будет значительно безопаснее (для работников судопроизводства), чем в крошечном тесном зале вместе со всякими вредными микробами. Журналисты, снимавшие репортаж, спрашивали у прохожих, что они думают о поступке судьи: было ли это разумным решением? Одна женщина сказала, что не уверена, но береженого бог бережет, и в таких делах лучше перебдеть, чем недобдеть. А еще один парень сказал, что это не судья свихнулся с ума, это СПИД свихнулся с ума.
После этого пошел уже более общий сюжет о СПИДе. Как обычно, он начался сценой из какого-то мрачного ночного клуба, где геи, одетые в дурацкие кожаные наряды, танцуют друг с другом. Я не могла себе даже представить, что Финн стал бы вот так танцевать целую ночь, нарядившись каким-то придурочным полуголым ковбоем. Сама мысль об этом казалась дикой. Было бы здорово, если бы те, кто готовит сюжеты для телеэфира, хоть раз догадались бы показать, как геи сидят дома в гостиной, пьют чай и беседуют об искусстве, кино или о чем-то еще в том же духе. Если бы их показали вот так, тогда, может быть, люди сказали бы: «Ну и что здесь такого?»
Я уже собиралась идти к себе, но тут диктор заговорил про зидовудин — новый лекарственный препарат, который уже доказал свою эффективность в борьбе со СПИДом. Я осталась послушать, что скажут дальше. А когда услышала, меня буквально парализовало. Диктор сказал, что лекарство одобрено Комиссией по контролю за лекарствами и питательными веществами. И уже через полгода поступит в продажу.
Никто из нас не произнес ни слова. Это было так убийственно несправедливо, что мы лишились дара речи. Я стиснула кулаки. Финн не дождался. Слишком рано умер. А если бы продержался еще чуть-чуть… Буквально несколько месяцев, то…
Мама резко поднялась и вышла из комнаты, а я осталась сидеть на месте, не в силах даже пошевельнуться. Диктор дал слово научному консультанту, который принялся объяснять, как именно действует зидовудин, но я его просто не слышала. Папа, самый тихий и сдержанный в нашей семье человек, рявкнул в экран:
— Хватит уже!
Подошел к телевизору, с размаху хлопнул ладонью по кнопке ВЫКЛ и вышел из комнаты.
31
Это было 17 марта, на сорок первый день после смерти Финна. Мистер Зебрик, наш географ, рассказывал на уроке о черных дырах. Вообще-то черные дыры не относятся к географии, но мистер Зебрик частенько пускается в пространные рассуждения на отвлеченные темы. Адам Белл задал вопрос об осколке метеорита, который он нашел во дворе за домом, и мистер Зебрик тут же объявил, что «сейчас мы слегка отклонимся от темы, но…» — и, конечно, всем сразу стало интересно. Если бы учителя притворялись, что их объяснения — это лишь рассуждения «не по теме», у нас бы вся школа ходила в отличниках. Именно так я и буду строить свои уроки, если когда-нибудь стану учительницей. Пока что я не собираюсь посвящать свою жизнь педагогике, но если не сложится с соколиной охотой, тогда можно будет подумать об этом всерьез. Когда мистер Зебрик заговорил о космосе, у него загорелись глаза. Как будто он с детства мечтал стать астрономом, а не школьным учителем географии. Он воодушевленно размахивал руками и взахлеб рассказывал о законе всемирного тяготения и космических скоростях.
Мы по очереди задавали ему вопросы, стараясь задержать его на космической теме как можно дольше. Я подняла руку и спросила, правда ли, что черные дыры — это провалы во времени. Я где-то читала, что искажения пространства и времени в черных дырах могут открыть проходы для путешествий в прошлое или будущее. Мистер Зебрик ответил, что это вряд ли.
— Это уже из разряда научной фантастики, мисс Элбас, — сказал он, после чего заявил, что мы как-то уж чересчур увлеклись и что нам пора возвращаться к теме урока. Весь класс тихо взвыл. Я заметила, что Дженни Халпен недобро прищурилась в мою сторону. Впрочем, меня это мало заботило. Завтра я точно ее не увижу. И всех остальных одноклассников — тоже. Завтра у наших учителей методический день и уроков не будет.
Позавчера я позвонила Тоби и сказала, что собираюсь приехать в гости. Судя по его голосу, он даже не сразу поверил такому счастью, что я все-таки позвонила, а я подумала про себя: «Ты-то не слишком радуйся, приятель», — ведь для меня это была просто исследовательская экспедиция. С целью как можно больше узнать о Финне.
Грета с Джули и Меган собирались поехать в Уайт-Плейнс прошвырнуться по «Галерее». Я сказала маме, что, может быть, зайду в библиотеку. А может, и не зайду. Так что я вроде как даже и не соврала. Мама спросила, пойдет ли со мной Бинз, и я ответила, что, наверное, да. Это было уже откровенное вранье, зато мама осталась довольна. Главное, теперь я могла совершенно спокойно уехать в город на целый день, и мне не пришлось бы переживать, что кто-то заметит мое отсутствие.
Я села в следующую электричку после той, на которой уехала Грета, и всю дорогу до города ужасно смущалась. Мне казалось, все на меня смотрят и понимают, что я делаю что-то не то. Я надела свои средневековые сапоги, а перед тем, как выйти из дома, пробралась в комнату Греты и надушилась ее «Жан-Нате». У меня было чувство, что я маскируюсь, прячусь за запахом Греты. Я ехала в город, ощущая себя не собою, а кем-то другим — незнакомкой, пахнущей лимоном и детской присыпкой.
