Сергей Алексеев - Рой
— Гость тут был, — махнул рукой Сергей. — Мишка Солякин… Чуть не подрались.
— Но! — засмеялся Тимофей. — Вы ж друзья были… Да ты на него внимания не обращай. Он давно с ума сходит — сойти не может. Дерганый какой-то…
Тимофей только сейчас заметил нитроглицерин у брата, усмехнулся, забрал пенал и спрятал себе в карман.
— Потерпишь! Привыкли, чуть кольнуло — химию, лекарства. Так надо лечиться, без таблеток.
Сергей пожал плечами, спрятал руки в карманы и съежился.
— Отчего все это?.. Почему?
— Что? Болезни-то?
— Да нет, отчего в Стремянке невесело стало.
— Это уж я не знаю, — сказал Тимофей. — У вас, ученых, спросить надо. Вы всякие явления изучаете, а мы только по вашим рекомендациям живем. Походи, изучи… Ко мне тут два ученых приехали, опыт обобщать, как с браконьерами бороться… А ну их!.. — он прикурил, сплюнул приставший к губам табак. — Отчего?… Наш батя говорит, падевого меда наелись. Он вообще все на мед сваливает, на сладость. Пчелам вот если падевый мед попадет на зиму — у них понос, болеют, пропадают. Наверное, и у людей понос от меда. В переносном смысле, конечно.
— А зачем Мишка дом строит? Я вот ходил, наши хоромы смотрел — печальная картина. Брошенный корабль…
— Ничего, Серега! — брат стукнул кулаком по крыльцу. — Обживем! Ты знаешь, я ведь службу бросаю. Хватит, набегался, наигрался! Перееду в Стремянку! А что? Домище такой и пустой стоит. Места будет ребятишкам!.. Ты как, не против?
— Что я, — засмеялся Сергей. — Я этому дому не хозяин.
— Ну как же, ты себе там апартаменты делал, баба твоя хлопотала.
— Баба, — Сергей погрустнел. — Мы с ней, Тимоха, разбежались. Пока по разным комнатам.
— Но? — подскочил Тимофей. — А вроде жили душа в душу?
— Это все, брат, дипломатия, — вздохнул Сергей. — Для окружающих. А для себя — кошка с собакой.
— Ну, — отмахнулся Тимофей. — Что, поехали, заберем Иону — и к бате?
Запань оживала только весной, когда начинался молевой сплав. В поселке открывался магазин и столовая, наезжал какой-то народ, собранный со всего света, набивал лес в кошели и вечерами гудел в длинном бараке, именуемом в народе просто — «бичарня». Осенью Запань снова замирала, и не было места в округе красивее, чем здесь, на слиянии рек. Даже пустая бичарня словно прихорашивалась, глядясь окнами в тихую воду. С крутого мыса открывалась даль на десятки километров, и можно было видеть не один горизонт, а сразу несколько, составленных ступеньками один к другому. Даже эхо было здесь непривычно громким. Говоришь шепотом, и шепот твой отдается и множится в горизонтах.
В начале мая здесь было тихо: лес только подходил в запань, но уже ремонтировали бичарню и в магазин завозили нехитрый товар. Катя жила в брусовом домике с антенной на крыше, у самого берега, и от ее порога начинались деревянные ступеньки к воде. На ее домик с антенной и на эту лестницу, будто на маяк или створ, плыли все суда, проходившие мимо. А с земли все лето, пока гудела бичарня, к ней «плыли» одичавшие без женщин сплавщики. Наверное, туго бы ей пришлось, если бы каждую весну не приезжал в Запань и не становился на постой к Катерине пожилой милиционер дядя Саша Глазырин, стремянский родом.
Иона с дядей Сашей сидели на скамейке у ворот, о чем-то разговаривали и громко хохотали… Заметив машину, Иона распрощался с милиционером и побежал к братьям.
— Ты приходи, Василич! — вслед ему крикнул Глазырин. — Дома не будет, дак я с удочкой внизу! Твою невесту сторожу!
Иона втиснулся в машину, задышал тяжело, отодвинул дога.
— Во, и тут нашли, черти!.. Ну чего, поехали к бате?
Сергей развернулся и погнал машину в Стремянку: Тимофей сунул кулаком в бок Ионе, обнял его, похлопал по шее.
— Худеешь все, братуха! Шея-то как спичка стала!
— Я начальник, — мне положено! — захохотал Иона.
И глянул на Сергея. Тот невозмутимо крутил баранку.
— Шел я сегодня по лесу, — продолжал Иона. — Красота-то какая! Тепло, травка лезет, птицы поют… И знаете, что подумал, мужики? Чего мы в город заперлись? Чего мы там забыли? Не-ет, надо жить там, где тебе пуп резали! Да… И вот подумал: а что мне в Стремянку не перебраться? Женюсь на Катерине и перееду!
Сергей с Тимофеем засмеялись, переглядываясь.
— Что вы ржете-то? В самом деле! — посерьезнел Иона. — Хватит маяться с большим коллективом, покомандовал. Здесь вон начальника запани сняли, заворовался, подлец. Теперь ищут нового. Должность подходящая, с бичами я ладить умею. У отца дом пустой!
— То никого, то все разом, — сказал Сергей. — Только ты опоздал, Иона Василич, поскребыш к отцу переезжает.
— Нам места с поскребышком хватит! — Иона обнял Тимофея. — Верно, братуха! Каждому по этажу! Батю я к себе возьму. Катерина — женщина умная, покладистая, с твоей Валентиной, поди, сживется. Нет, я на полном серьезе!
— Тогда и я с вами, — Сергей оглянулся на братьев. — Мне комнатушку на одного дадите? Угол? Мишка вернулся, и я тоже…
— А ты не рыпайся, ученый, — серьезно сказал Иона. — В Стремянке еще университета не открыли, тебе здесь делать нечего. Ты у нас для науки создан, мы тебя выучили всей семьей.
— Я в школу пойду, — нашелся Сергей. — Тимкиных девчонок учить.
— Да, — недовольно протянул Иона. — Твою бабу только в этот дом пусти — все вверх ногами будет. Грязюку разведет…
— Говорю же, одного возьмите, без жены.
— Возьмем, Серега! Давай! — загорелся Тимофей. — В самом деле! Большак? Вот бы зажили, а?
— Могу и в старую избу, — сказал Сергей. — Даже лучше…
Иона ссутулился, сжимая кулаки на коленях, глянул исподлобья вперед. Притиснутый к дверце дог никак не мог умоститься, ворчал.
— Погодите, размечтались, — сурово произнес Иона. — У бати квартирантов полно… Куда их денете? Еще с этим надо разобраться.
Ожившая зеленая муха билась на ветровом стекле, и ее назойливый неприятный звон казался громче моторного гула…
На пасеке Джим выпрыгнул из машины и побежал обнюхиваться с кобелем Тришкой. Что-то ему не понравилось в хозяине, и не успели братья выйти из машины, как собаки спутались в клубок, вгрызлись друг в друга.
На шум выскочил отец, за ним Артюша; опираясь на костыль, с фонарем в руке, показался старец Алешка.
— Батюшки! — ахнул Заварзин. — Это как же вы надумали-то? Да все сразу! А я сон сегодня видел… Вот гости так гости!
Василий Тимофеевич обнимал сыновей, тискал, таскал за уши, стукал их головами. И от этой веселой семейной возни Артюша со старцем как-то потускнели, ждали чего-то в стороне. Собаки, насторожившись, водили ушами.
— Как же вы надумали? — воскликнул Заварзин. — И под праздничек подгадали!