Андрей Жвалевский - Время всегда хорошее
Папа везде меня сопровождал и помогал в разговорах. Это было еще полезнее, чем «Волга», потому что многие взрослые меня без папы и слушать не захотели бы.
К школе мы подкатили за десять минут до собрания.
– Пойти с тобой? – спросил папа.
– Нет, – ответил я, немного поколебавшись, – я сам должен.
Папа понял и не стал настаивать. Из машины мы вышли вдвоем: я и невысокий сухонький человек, голова которого почти целиком состояла из залысины. У него были детские голубые глаза и виноватая улыбка. Костюм не грязный, но словно покрытый пылью.
– М-да, – он перехватил мой взгляд, – надо было все-таки переодеться.
– Не надо, – возразил я. – Так даже убедительнее, Лев Романович.
– Лев Залманович, – осторожно поправил он.
– Простите, Лев Залманович.
– Ничего, все путают. – Лев Залманович глянул на часы. – Уже пойдем?
– Нет, наверное, лучше прямо к началу подойти, – сказал папа из машины.
Мы помолчали.
– Ладно, – сказал папа, – я поеду проверю, как там запрос.
Мы с Львом Залмановичем проводили «Волгу» глазами.
– Вот так история, – смущенно сказал он. – А я в таком виде.
Он достал из кармана жеваный носовой платок и принялся оттирать пиджак, хотя, по-моему, тот становился только более пыльным.
Оля, 14 апреля 2018 года, утро
С куском гренки в зубах я уселась за комп и дрожащими руками набрала в строке поиска: «Евгений Архипов».
Ох, сколько ссылок! Это ж надо, какая распространенная фамилия! Я секунду подумала и набрала: «Евгений Петрович Архипов». Опять куча информации, я начала листать странички и… Ура! Персональная страница Архипова Евгения Петровича. У меня так задрожали руки, что я не смогла по мышке кликнуть. Пришлось нажать энтер…
От волнения содержание странички я воспринимала с трудом. Выпускник университета, красный диплом, ранняя карьера, самый молодой директор НИИ за всю историю Академии наук, успешный бизнесмен…
А с экрана на меня смотрел Женькин папа. Потом я немного присмотрелась и поняла, что не папа, просто очень на него похож. Глаза другие, глаза Женькины.
Меня от счастья просто распирало. Ай да Витя, ай да молодец! Значит, все у него получилось! Значит, теперь можно жить спокойно! Такой камень с души упал!
Минуту я находилась в полном покое и абсолютной безмятежности, а потом начала потихоньку возвращаться к реальности. Один камень, конечно, с души упал, и стало легче. Но еще осталась огромная каменюка, которая будет висеть на мне примерно месяц. Экзамены! Теперь я просто обязана подготовить к ним ребят. Я Вите обещала.
Витя, 14 апреля 1980 года, день
Мы вошли в класс за минуту до начала собрания, как раз на слова пионервожатой Танечки:
– Поскольку председателя совета отряда сегодня нет…
Тут она увидела нас со Львом Залмановичем и запнулась.
– Здравствуйте! – сказал я звонко, даже сам изумился своей бодрости. – Это товарищ из обкома. Вы не против, Тамара Васильевна?
Васса медленно кивнула, не сводя глаз с нежданного гостя. Тот засмущался и скромно устроился за последней партой, бросив на меня укоризненный взгляд. А что тут такого? Ведь я его действительно сначала привез в обком, а уж потом – сюда. Значит, он из обкома.
Я вышел к доске и оглядел класс. Как я, оказывается, по ним всем соскучился! Даже по Воронько. Даже по Красноперкиной, хоть она и смотрит на меня волком.
– Тема сегодняшнего собрания, – начал я, – поведение пионера нашего отряда Жени Архипова.
– Возмутительное поведение! – поправила меня Танечка, но Васса на нее сердито зыркнула, и вожатке пришлось втянуть голову в плечи.
Кажется, завуч решила вести себя потише в присутствии «товарища из обкома». Вот и хорошо!
Тем не менее я поправился:
– Поведение, которое возмутило многих в нашей школе.
Женька смотрел на меня с ненавистью. Эх, черт, надо было ему хоть намекнуть, к чему я веду! А может, и хорошо, что он ничего не знает.
– Напомню, что наш одноклассник Архипов принес в школу пасхальный кулич и даже угощал им всех нас. Даже меня, – я вздохнул, осознавая всю тяжесть совершенного проступка.
Васса окончательно успокоилась и перестала кидать подозрительные взгляды на Льва Залмановича (только бы не перепутать отчество!).
– Архипов мог решить проблему, попросив у нас прощения, – мне самому было тошно от своих слов, – и признав, что его бабушка…
Я запнулся. Танечка совсем уже собралась что-то ляпнуть, но Васса сжала губы, и вожатка испуганно прикусила язык.
– …что его бабушка кругом неправа! – закончил я. – И теперь перед нами стоит вопрос, что с ним делать?
Видно было, что Танечка снова порывается вставить пять копеек, но Васса схватила ее за руку. Во взгляде ее читалось: «Куда ты лезешь? Шевченко сам справится!»
Класс терпеливо ждал неминуемой развязки.
И тут я неожиданно изменил тему:
– Но прежде чем решить вопрос с Архиповым, мы должны разобраться с его бабушкой.
Я не удержался и глянул на Женьку. Тот, кажется, собирался набить мне лицо, не дожидаясь окончания собрания. Поэтому я не стал делать эффектной паузы, как собирался вначале, а быстренько выпалил:
– Как стало известно буквально сегодня, Любовь Александровна Архипова, бабушка Жени, была активной участницей партизанского движения.
Вот теперь можно было и паузу сделать. Я обвел класс взглядом. Танечка морщила лоб, не понимая, что это за новости в регламенте пионерского собрания. Васса замерла совершенно неподвижно. Воронько отвесила челюсть. Многие таращились на меня, как на инопланетянина. Многие хорошо знали бабу Любу и представить ее партизанкой никак не могли. Даже Женька моргал удивленно – похоже, он о бабушкином прошлом тоже не догадывался.
Только один человек улыбался понимающе, и именно к нему я обратился.
– Рассказать об этом я попросил Льва Залмановича…
«Ура! – подумал я. – Не перепутал!» И тут же спохватился: «Ой, а фамилия-то его как?».
– Льва Залмановича… который в годы войны был комиссаром партизанского отряда. Пожалуйста, Лев Залманович, расскажите, как все было.
Он вышел к доске, повернулся к классу и виновато улыбнулся. Васса посмотрела на меня с откровенным подозрением: Лев Залманович был еще меньше похож на партизана, чем баба Люба.
Но тут он заговорил.
– Я молодой тогда был. Шестнадцать лет. Но боевой, горячий. На железку раз десять ходил.
Лев Залманович прищурился, глядя куда-то в свое прошлое, расправил плечи, улыбнулся уже широко… и вдруг я ясно его представил – молодого и горячего.
