Уокер Перси - Ланселот
Ты не согласен? Нет? Ты действительно считаешь, что люди могут примиряться друг с другом?
— И еще одно, Элджин.
— Да? — Он стоял в дверях в позе, усвоенной от Джекоби. Чисто актерская прощальная стойка в дверях — легкий наклон головы, устремленный в глаза собеседника ясный взор.
— При рукопожатии руку надо действительно жать.
— О’кей. — Он нахмурился. Вероятно, слегка обижен.
Кстати, ты никогда не замечал, что в ситуациях, когда негры решают вдруг вести себя как белые — а они весьма переимчивы, так что им это хорошо удается (даже лучше, чем японцам, когда те изображают из себя американцев), — есть грань, перед которой их приметливость пасует, потому что как бы ты ни был наблюдателен, ты не догадаешься, какую силу надо прилагать в рукопожатии и надо ли вообще.
Я ошибся лишь в одном. Мерлину тоже хватило благоразумия, и он явно не испытывал пристрастия к ураганам. Он решил уехать.
И тут я удивился самому себе: я тоже хотел, чтобы он уехал! Я желал, чтобы ускользнул, спасся тот человек, который когда-то в Техасе, в арлингтонском мотеле «Раундтаунер Мотор Лодж», занимался любовью с моей женой и 15 июля 1968 года (или где-то около) породил мою дочь Сиобан.
Почему?
Потому что он — бедный старикан! — докатился совсем уже до ручки. Решил отправиться в Африку на поиски собственной юности! На леопарда посмотреть. Это все равно как если бы я кинулся в Эшвилл на поиски мертвой Люси. Старикам надо бы искать новое. Съемки — это ему уже было слишком просто. Но, как ни странно, он мне нравился, и я нравился ему.
Я столкнулся с ним на галерее — он нервно расхаживал взад и вперед. Весь технический персонал уже уехал.
— В двадцать восьмом году я работал на стройке плотины в Кизе, когда налетел этот гад (ураганам тогда еще не давали женских имен). Шуточки с ним были неуместны, и я совершенно не горю желанием еще раз с таким же встретиться.
— А что, были жертвы?
— Около пятисот. Господи, чего я только не повидал за свою жизнь. Чем только не занимался. Но любил только три вещи — женщин, жизнь и искусство.
— В такой последовательности?
— В такой последовательности.
— Ну, жизни-то у вас впереди еще много.
Он посмотрел на меня, отвернулся и снова посмотрел.
— Верно! — решительно подтвердил он. — Я в хорошей форме. У меня крепкое тело. Можете попробовать, Ланс, — и он поднял руку, демонстрируя бицепс.
— Ну да. Очень неплохо.
— Рука молодого человека. А живот?
— Твердый и плоский.
— Шарьте.
— Да ну, зачем, не стоит.
— Давайте-давайте. Мне не будет больно.
— Я вам верю.
— Могу отделать любого — кроме вас, Ланс. Думаю, вы бы меня одолели.
— Сомневаюсь. Я в ужасной форме.
— Хотите поборемся? Ну, на руках, армрестлинг.
— Нет.
— У вас хорошее тело. Знаете, что вам надо сделать?
— Нет.
— Займитесь кунфу. У вас должно отлично получиться. Вы ведь прирожденный спортсмен, в вас есть изящество, есть сила. Очень было бы вам полезно.
— Возможно, вы и правы, Мерлин. А знаете, вам что надо сделать?
— Что?
— Мотать отсюда.
— Завтра с утра и уедем. Эти чокнутые жаждут переночевать здесь.
— Мари будет здесь уже сегодня. Уехать завтра — это еще как получится.
— Я понимаю. Но этим кретинам хоть трава не расти — из всего надо развлекуху сделать. Марго могла бы и головой подумать.
— Я бы на вашем месте уехал сейчас. Хотя мне все равно. — Мне действительно было все равно.
Он нахмурился, прошелся еще раз по галерее и настороженно посмотрел на желтое небо.
— Или Джекоби все еще начальник?
— Джекби! Да у такого начальника на ферме куры сдохнут.
— Ну так что?
Он щелкнул пальцами.
— Да черт с ними, уезжаю! — Его неуправляемый глаз — тот, в спутанных белых волоконцах — смотрел мимо меня, куда-то в будущее. Он еще раз щелкнул пальцами. — Знаете, что я сделаю?
— Нет.
— Рвану из этого болота вон и прямо на север. По долине Шенандоа доберусь до Виргинии и заберу Фрэнсис, у нее коневодческая ферма не доезжая Лексингтона. Скажу ей: поехали назад в Танзанию. Мы когда-то были там. Жили прямо в лендровере. Леопарда видели. Она чудная женщина, боец, напарник. Она могла даже… А любил я ее всегда. Как-то взял с собой в Испанию, на реку Эбро, где воевал. Воевал… Господи, чего я только не делал! Представляете? Она чудная женщина, настоящий товарищ. Она для меня всё — друг, брат, дочь, любимая. Стоит мне только сказать: родная, давай-ка, рванули в горы, и она поедет. Черт, что за мысль вы мне подали! А можно даже и кино там снять. Скажем, фильм о мужчине и женщине, которые настоящие друзья, они вместе ходят на охоту, а потом от души занимаются любовью.
— Звучит заманчиво.
— А если так, то почему у меня такое мерзкое настроение? Я всегда был человеком с огромной, чудовищной жаждой любви и жизни. Ланс, вы понимаете, о чем я?
— Да-
— Я знаю, у нас с Фрэнсис все может снова наладиться.
— Конечно, может.
— Нет, вы честно скажите.
— Ну, это возможно.
— И все равно будет хорошо, даже если…
— Да-
— У меня мерзкое состояние, но нам с ней снова может быть хорошо. Как вы считаете?
— Думаю, и может, и будет, почему нет?
— Фрэнсис знает меня, как ни одна другая женщина.
— Конечно!
— Нам всегда было хорошо вместе.
— Это же здорово!
— И у нас снова может все получиться.
— Ясное дело!
— Я бы что-нибудь сделал, какую-нибудь придумал историю о том, как умирает вильдебиста — это антилопа гну по-южно-африкански — и вместе с ней гибнет любовь, а потом наступает возрождение, все зеленеет, зеленеет, и эта чертова расползающаяся Сахара отступает. Вы меня понимаете?
— Да.
— Пустыня не только реальная, но и Сахара души тоже.
— Да, но сейчас вам следует подумать об отъезде.
— Я уезжаю. Пойду с остальными переговорю.
— При чем здесь остальные? — пробормотал я, чувствуя, как у меня тревожно перехватывает горло.
— Попрощаюсь. Они все равно, хоть тресни, не поедут. Знаете, чем они сейчас заняты?
— Нет.
— Рейни переносит в бельведер бутерброды и шампанское. Они собираются устроить вечеринку под лозунгом «Прощай кино, здравствуй, Мари».
Наверное, у меня был непонимающий вид, потому что он пояснил:
— Прощай, ураган киношный, здравствуй, настоящий.
— Там же запросто может убить. Слишком много стекла.
— Попробуйте объясните им.
— Я поговорю с Марго.
— Кстати, я подумал-подумал — может, вы с нею за меня и попрощаетесь. Что до остальных, я буду только рад, если Мари сдует их в реку. Знаете, что делают эти придурки?
— Нет.
— Раскладывают подушки и таскают в бельведер анисовку и текилу. Вечеринка у них!
— Я понял.
Мерлин наградил меня долгим крепким рукопожатием и столь же долгим прямым и открытым взглядом, который слегка омрачала затаенная двусмысленность. Слишком он погряз в кино.
+++— Люси, запрыгивай в свой «порше» и марш в школу. У тебя на все про все тридцать минут.
— Папаааа! — музыкально пропела она, точно воспроизводя коронную интонацию Рейни.
— Ты слышала, что я сказал.
— Я хочу остаться с Рейни на время урагана.
— Черт побери, нет. Собирайся.
Люси уставилась на меня с изумленным видом. Все смотрели на меня так, словно я был полумифическим предком, который сошел с портрета и принялся распоряжаться. От удивления все подчинялись.
— Что это на папу нашло? — услышал я чуть позже, когда Люси задала этот вопрос Сьюллен, загружавшей плимут Элджина своими жестянками из-под конфет.
— Мистер Ланс знает, что делает, девочка, — обыденно ответила Сьюллен, успокоенная тем, что кто-то наконец взял на себя обязанность принимать решения.
— Что за спешка, папа? — осведомилась Люси, опять подражая Рейни.
— Ну, во-первых, ты должна быть в школе. Я только что разговаривал с миссис Даво. Младшеклассники очень нервничают, хотя ураган вас заденет всего лишь краем. Миссис Даво считает, что ты можешь успокоить их. Она говорит, что ты обладаешь задатками лидера. Иначе не вступишь в студенческий союз, половины голосов не наберешь, ведь старшие уже вернулись. (Я действительно разговаривал с миссис Даво, и она сказала что-то в этом роде).
Впрочем, я знал, что с ней все ясно. Выбор, конечно, трудный — на одной чаше весов Рейни, Трой и ураган, зато на другой — избрание в элитное студенческое общество. Ясно, что амбиции перевесят и без моего нажима.
— К тому же Рейни никуда не уезжает. Она поживет здесь еще немножко.
В каком-то смысле это соответствовало действительности.
— Ладно, папа. Сказать по правде, я слегка побаиваюсь.
— Ну, вот и хорошо. И отправляйся.
— О’кей.
Она положила руки мне на плечи и отстранилась, склонив голову набок, как эта чертова Рейни. Что поделаешь — кинематограф.
