Самсон Агаджанян - Опаленные крылья любви
— Товарищ генерал, прошу извинения, что вас перебиваю, но от любой должности я отказываюсь. Я остаюсь в той армии, в которой я принял присягу. И нарушать ее как солдат не имею права.
Дудаев, взметнув бровями от негодования, сверкнул глазами и сквозь зубы процедил:
— Полковник, Ичкерия превыше всего. У вас нет родины. Вы мне больше не нужны.
Кархмазов, отдав ему честь, вышел. Поздно вечером он приехал домой. Во дворе у стола сидел отец. Умар сел рядом и рассказал отцу про разговор с Дудаевым.
— Ты поступил правильно. В стране он установил диктаторский режим. Это к добру не приведет… Ты там случайно сына своего не видел?
— А что он там делает?
— У Дудаева в личной гвардии служит.
— Ты же сказал, что он учится в институте!
— Учился, а сейчас служит.
— А почему до сих пор мне об этом не говорили?
— Я сам от этих парней, которые за тобой приезжали, узнал. Он же перестал к нам ходить. Мать не позволяет.
— Я завтра поеду к нему.
На следующий день Умар поехал в Грозный к сыну. Во дворце Дудаева он встретился со своим школьным другом Магомедом и попросил его разыскать сына. Через час Умар увидел сына. Два года его не видел. Аслан, улыбаясь, быстрыми шагами приближался к отцу. Умар поневоле залюбовался им. В кошачьей его походке чувствовалась скрытая сила, готовая в любое мгновение прыгнуть, как пантера. Высокий, атлетического телосложения, сын был копией отца.
Аслан подошел к отцу и крепко обнял.
— Ты маму видел? — заглядывая отцу в глаза, спросил Аслан.
— Да.
— Помирились?
Умар отрицательно покачал головой.
— Отец, я так хотел, чтобы вы помирились, — упавшим голосом произнес сын. — Поехали к маме, я вас помирю. Ведь она ждала тебя.
— Если бы ждала, не ушла и не опозорила бы меня, — хмуро сказал Умар.
— Она не виновата, это дед во всем виноват.
— Запомни, сынок, она носит не фамилию твоего деда, а мою, На все село она опозорила нашу фамилию Кархмазовых. У нас в роду не было такого позорного случая, чтобы жена от мужа ушла. Я этого не потерплю. Подаю на развод.
— Отец, прошу тебя…
— Нет, — резко оборвал он. — У меня к тебе два вопроса. Первый: почему ты обижаешь моих родителей? Почему перестал к ним ходить?
Опустив голову, Аслан молчал.
— А теперь слушай и заруби себе на носу. Если ты еще раз стороной обойдешь отцовский дом, то ты мне больше не сын.
— Больше не повторится.
— Второй вопрос, я надеюсь, ты уже знаешь. Почему без моего согласия пошел служить Дудаеву?
— Папа, это мой долг.
— О каком долге ты говоришь? В кого ты собираешься стрелять? В отца? Ты знаешь, что вчера я был у него и отказался от предложенной должности?
Аслан молча кивнул головой.
— Сегодня же напишешь рапорт об увольнении.
— Папа, уже поздно. Я присягу принял. Ты военный человек и должен меня понять.
Умар хотел резко отчитать сына, но понял, что действительно поздно. Аслан грустно посмотрел на него.
— Отец, я думал, мы вместе будем служить нашей родине.
— У меня, сынок, родина одна — Советский Союз. Пошли в город, посидим где-нибудь.
— Не могу, через час мы уезжаем на стрельбы.
— Раз не можешь, тогда иди, — недовольно сказал Умар и, резко повернувшись, пошел.
— Отец! — крикнул Аслан.
Он остановился и хмуро посмотрел на сына. Аслан подошел к нему.
— Я прошу тебя! Помирись с мамой. Вы мне оба нужны.
— Не знаю. Думаю, из этого ничего не выйдет,
— Отец, но ты же любишь маму. Ну прости ее.
По лицу Умара пробежала горькая улыбка.
— А если она к тебе приедет? Ты ее простишь?
— Она не приедет.
— А если приедет?
Умар пристально посмотрел на сына. Тот ждал ответа. Ему хотелось о многом с ним поговорить, но он лишь многозначительно произнес:
— Приедет, тогда видно будет.
Аслан обхватил отца руками, крепко прижал к себе.
— Вот увидишь, она приедет. Я хочу, чтобы вы снова были вместе.
— Мне тоже хочется этого, но одного желания мало. Ты лучше скажи, как у тебя с деньгами?
— Если хочешь мой похудевший карман пополнить звоном монет, я не против.
Умар, улыбаясь, сунул ему в карман деньги. Он крепко обнял сына. Не оглядываясь, пошел. Он не хотел, чтобы сын видел слезы в его глазах.
Через несколько дней Умар летел в Москву. Сидя в самолете, он думал об отношениях с женой. Он любил ее, но ответной любви не ощущал. Как-то спросил у нее: «Ты любишь меня?» Та, удивленно глядя на него ответила: «Раз я вышла за тебя замуж, значит, люблю». Ответила очень просто, будничным тоном. С годами он понял, что она превратилась в обыкновенную женщину, довольную тем, что живет в довольствии, имеет мужа и сына. Ему хотелось любви, хотелось сладких, сводящих с ума поцелуев, а их не было. Прикрыв глаза, он вспомнил последнюю встречу с Вероникой. От воспоминаний почувствовал, как тело напряглость в истоме. У него возникло желание полететь к ней. «Проведаю Русиных, полечу к ней», — в мыслях решил он.
Поднимаясь по лестнице дома, где жили Русины, он почувствовал волнение. Прошло больше года с того момента, когда он видел Наташу последний раз. Но никогда не забывал. Ему по-прежнему было больно за нее, как за женщину, у которой одновременно погибли муж и сын, и она осталась одна.
Дверь открыла пожилая старушка, мать Володи. Она подслеповатыми глазами посмотрела на него.
— Добрый вечер, Ольга Викторовна.
Она узнала его, пропустила в прихожую, прижавшись к нему, тихо заплакала.
— Проходи, пожалуйста, в зал, — вытирая слезы, произнесла она.
Она усадила его на диван, а сама стала накрывать стол.
— Ольга Викторовна, а где Алексей Романович?
Она застыла с тарелкой в руках.
— А разве ты не знал, что он умер?
— Как?
— Он ушел вслед за Володей и Андрюшей. После похорон сразу же захворал, а через месяц скончался. Теперь я жду, когда мне Бог позволит к ним уйти.
Он не решался спросить про Наташу, а она, словно читая его мысли, ответила:
— Она не живет здесь. Но обменяла свою ташкентскую квартиру на Москву. Живет на проспекте Гагарина.
— Как она?
— Не знаю. Мы не встречаемся, — сухо ответила она. — Ты кушай, остынет.
— Спасибо, Ольга Викторовна. Если вы не возражаете я поеду к Наташе.
— А может переночуешь у меня?
— Спасибо, Ольга Викторовна. У меня времени в обрез.
Наташа жила в высотном доме. На звонок никто не отзывался. Он постучал. Прислушался, но за дверью было тихо. Он позвонил соседям. Дверь открыла полная миловидная женщина. Она подозрительно посмотрела на высокого военного, но, заметив на груди Звезду Героя, вежливо спросила:
— Вам кого?
— Добрый вечер. Вы не подскажете, где ваша соседка Наталья Дмитриевна?
— А вы кто ей будете?
— Я друг ее покойного мужа.
— А что, ее дома нет?
— Звонил, но никто не отвечает.
— Ждите, она придет. Можете у меня подождать.
— Спасибо, я на улице подожду.
Умар повернулся, чтобы уйти, но женщина окликнула его:
— Одну минуточку!
Он повернулся к ней.
— Мне неудобно это говорить, не подумайте, что я наговариваю. Упаси Боже! Но я бы хотела, чтобы вы с ней поговорили. Раньше, когда она переехала сюда, мы с ней жили душа в душу… Между прочим, она про одного военного рассказывала, и мне кажется, что это вы, если вас зовут Умар. Я не ошиблась?
Умар, улыбаясь в знак согласия, молча кивнул головой.
— Так вот, жили мы душа в душу. Она прекрасная, чудесная женщина, но последние два месяца я ее не узнаю, она пристрастилась к спиртному. По этому поводу я с ней неоднократно разговаривала. Плачет, дает слово, что больше не повторится, но проходит день-два, снова пьет. Мужчин она в дом не водит. Правда, один военный постоянно ее домогается, но дверь она ему не открывает. У нее была богатая библиотека, все на водку променяла. Вы простите, что все это вам говорю, но я хочу, чтобы вы ей помогли. Еще немного, и она окончательно сопьется.
Умар вышел на улицу и стал прохаживаться по аллее. То, что он услышал от соседки, его ошеломило, такого он не ожидал. Он сел на лавочку у подъезда и стал ждать.
Глава девятая. ПАДЕНИЕ
После похорон мужа и сына Наташа вошла в дом и, глухо рыдая, бросилась на диван. С отъездом Умара она почувствовала полное свое одиночество. Ольгу Викторовну словно подменили. Она перестала разговаривать с Наташей. Алексей Романович заболел и целыми днями лежал у себя в спальне. Он редко выходил из комнаты. Наташа видела, как он тяжело переносит гибель сына и внука. Она хотела за ним поухаживать, но Ольга Викторовна запретила ей переступать порог спальни. С каждым днем жить с молчаливой свекровью становилось все труднее. Наташа почувствовала, что в гибели Володи она обвиняет ее, и однажды не выдержала, решила с ней поговорить начистоту.