Войцех Кучок - Как сон
Адаму хочется быть с Красавчиком, Красавчику хочется быть с Адамом; затруднение в другом: им хотелось бы неприкрыто хотеть друг друга, в свете дня и под сенью закона, а это не так просто. Они отнюдь не стремятся выставить себя участниками гей-парадов; в этих местах выйти из укрытия все равно что высунуться из окопа под прицел снайпера; взять хотя бы первый попавшийся пример: всего-то и сделали что несколько дружеских, совершенно невинных снимков вместе, а уж чего только не пришлось выслушать Адаму, когда он получал фото (чтобы больше сюда не приходил!), а на выходе, в дверях, услышал за спиной смачный плевок, приправленный смачными тирадами. Ну не получается, никак, придется парням сматываться; но чтобы в деревню… Домик вроде как стоит пустой, ключи ждут, как Мать ему потихоньку, как бы между прочим сообщила по телефону, хоть и добавила, что если бы Адам захотел поселиться с этим… (она не знала, как Красавчика назвать, в ее лексиконе не было нужного слова, прервала речь, и стало понятно, что Красавчик для Матери надолго останется «этим»… пока что невозможно рассчитывать на что-то большее), так вот, если бы он захотел привезти с собой этого… то она за Отца не ручается, потому что старик скорее подпалит дом или под детский приют его определит, хотя все записано на Адама, да только и у Отца своя правда есть. Лучше, конечно под приют, потому что Красавчик, почитай, сирота, от Адама родители тоже отказались, хоть Мать теперь клянется, что никогда ничего подобного не говорила, она лишь не может душою смириться, понять, за какие грехи такое наказание, ведь Бога она не хулила, сына окрестила, под причастие подвела, а как ладненько смотрелся он в костюмчике на фотографии перед первым причастием, вот и сегодня только взглянет на карточку ту, так сердце на кусочки и разобьется, так она слезами и умоется, и оплачет безвозвратную потерю. Мать считает, что незачем жить, коль скоро венчания церковного не дождется от сына, вот если бы хоть какая надежда была на перемену — если Адась согласится лечиться, потому что это болезнь такая, а мальчик ее ни в чем не виноват, обязательно какое-нибудь средство да должно найтись… Адам не заморачивается на тему, захочет ли исконно польская деревня приютить двух влюбленных пареньков, окна им не повыбивать, дом их не подпалить, собаками их не потравить, с амвона их не проклясть; в голове Адама рисуются даже более крутые меры, но в одном он уверен: оба хотят хотеть друг друга открыто, в свете дня и под сенью закона, а тому кварталу, где они жили, — хана, темная звезда ему светит, Красавчик только что из-под нее выбрался, и чем дальше от ее лучей окажется, тем лучше, несмотря ни на что и вопреки всему — лучше.
Пора на соревнования, это важное дело, ребята говорили о шикарных призах: фирменная толстовка (с капюшоном) и штаны-зуавы, просто и элегантно;
Красавчик застегивает сумку, пожимает руку Адаму, их пальцы переплелись, им хотелось бы вместе, но пока им нельзя; Адам приедет поболеть инкогнито. Автобус ждет, парни собираются на площади перед вокзалом, Красавчик уже бежит через сквер, по газону, через насаждения, а на тротуаре лавирует между собачьими кучками, осталась последняя улочка, последний рывок, чтобы не опоздать, ой, видимо, опоздает: Лютик с дружками, вот так встреча, точно, не разойтись.
— Привет, пропусти, нету времени, еду на соревнования.
— На какие, блин, соревнования? Чё пургу гонишь? Ты на матч с нами ехать обещал, и что в итоге?
Красавчику не удастся вырваться; его уже качки в спортивных костюмах обступили, бычья самцовость силою в четыре профессиональных вышибалы, подручных Лютика, к стене его припирают.
— Кто-то ментам настучал, и нас вообще не впустили на стадион. А мы им за это их машину расхуячили, я, блин, резиновой пулей получил, парней, блин, из водометов, а знаешь, что потом газеты написали? «Несмотря на мелкие инциденты перед стадионом с участием приезжих хулиганов, на поле и на трибунах царила прекрасная спортивная атмосфера». Червонцы нас поимели. И как ты думаешь, кого теперь все подозревают? Кого в районе считают стукачом? Можешь нам сказать, куда ты в последнее время запропал? Без мордобоя признаешься или сразу тебе порвать твою крысиную пасть?
И хоть нет больше в Красавчике мужчины, того, у которого от такого оскорбления зашумел бы тестостерон в висках, глаза кровью бы налились, из носа пар бы повалил и кулаки сжались бы в убийственном гневе, инстинкт подсказывает ему, что лучшая защита — это нападение, по крайней мере его имитация:
— Так, в чем проблема? Если не слабо, попроси дружков сделать кружок и выходи один на один.
Красавчик все еще думает успеть на автобус: если бы они чуток расступились, он рванулся бы ракетой, в старте с места он спец. Рассчитывает на мужской гонор Лютика, на этот отягощенный условностями ритуал мордобоя, на весь этот прасамцовый кодекс, который велит принять вызов, потому что иначе — позор, и вообще; Красавчику с некоторых пор это без разницы. Частично получилось: компашка перестает стискивать, отступают, коль скоро обещано зрелище, жаль только, что не могут поставить у букмекера на своего. Лютик, к сожалению, мотает головой — как это понимать? Он отказывается от поединка, вроде как признает, что не мужчина?
— Не, ничего у тебя не выйдет. Со стукачами не дерутся, стукачей карают.
Лютик замахивается, чтобы начать очередную пластическую операцию, его лапа обладает поистине убийственной силой при условии, что он не промахнется; Красавчик увертывается, раз, другой, третий, Лютик машет лапой и не может попасть, его дружкам это кажется даже забавным, Красавчик, собственно говоря, уже танцует — танец нырков, уверток; если бы соревнования проводились по этой дисциплине, то Красавчик наверняка выиграл бы их, но здесь ставка повыше; Лютик взбешен, потому что над ним издеваются в присутствии его же свиты, а кроме того, сбывается его самый кошмарный из снов — сон о бессилии: все его удары мимо, он не может дотянуться до лица, которое ему так хочется размозжить, набить, отделать, и чем больше он не может его достать, тем большую кару изобретает, но над ним смеются, а Красавчик танцует себе и танцует; у Лютика лопается терпение, он достает нож. Танцы перед ножом — дело рискованное, даже во имя собственного спасения. Лютик хочет поженить Красавчика с косой, как будто не знает, что он уже с другим помолвлен. Самое время сделать официальное заявление:
— Спрячь ножик, а то меня поранишь. И сам заразишься геевской кровью. Не знал, что я гей, дружище? Понимаешь, не мог я поехать на стадион, потому что мой парень не хотел выпускать меня из постели. Да и я его тоже. Такого перепихона эта дыра еще не видела. А если ты хочешь проверить мое алиби, поспеши, потому что скоро мы отсюда сваливаем. А теперь сделай мне приятное и поцелуй меня в попку.
Бог, честь, отчизна и смерть сексуальным извращенцам звучат в одном ухе Лютика, а в другое ипохондрическая гомофобия шепчет ему, чтобы вел себя аккуратнее с ножом, кровь не пускал, не то СПИД подцепить не долго, Лютик безоружен против такой постановки вопроса; и как он мог раньше не заметить, а ведь столько лет провел вместе с геем, пили из одной бутылки, столько раз одни и те же комары их кусали… Он серьезно обеспокоен, у него опускаются руки; Красавчик пользуется этим и стрелой вылетает из окружения. Никто даже не пытался его догонять. Стоят и смотрят, как он исчезает.
— Во чешет, Затопек[17], — прошамкал пожилой прохожий.
— За какой такой топек? — спрашивают те, что помоложе.
За городом автобус пустеет, сзади — неразговорчивые рабочие, уставшие после смены, спереди — Скшыпошко, Бартошко и Конопцына вдобавок, на сей раз помалкивают, наговорятся позже, пока что только таращатся, высматривают, как Адам с Красавчиком вместе едут, сумки везут и за руки время от времени берутся, не случайно и подозрительно; стало быть, правду люди говорили, а теперь и куры раскудахчут, собаки раздают, кошки размяучат, за час вся деревня узнает, кто с кем приехал, и наверняка захочет разузнать, надолго ли и зачем.
— И едут всё и едут, да всё норовят в чужой монастырь со своим уставом, — первой прерывает молчание Скшыпошко, обращаясь неизвестно к кому, но так, чтобы кто надо слышал.
— Точно, город — это город, а деревня — это деревня, — подхватывает Конопцына и выразительно смотрит на кого надо.
— Что в городе пройдет, деревне не подойдет, — непроизвольно в рифму, но все же по теме высказывается Бартошко, так чтобы до кого надо дошло.
— Да заткнитесь вы, бабы, и не лезьте, черт бы вас побрал, к людям! — рявкнул водитель, в последнее время особенно раздраженный, потому что развод у него растянулся длинной соплей. И Скшыпошке, которая, как обычно, за его спиной стояла, надпись на стене кабины указывает, что, дескать, нечего водителю мешать во время езды. — Читать умеете? Тогда живо на место, предназначенное для пассажира. И нечего мне тут за спиной маячить, не то в поле высажу.
