Яков Гордин - Кавказ
Затем ставится задача военно-экономического характера “Сего было бы весьма достаточно на первый случай под покровительством войск наших. В местах сверх того, собственно по положению твердых, могли Туркмены найти выгоды оседлой жизни, или, по крайней мере, некоторых хозяйственных заведений. Впоследствии, для препровождения через степи караванов, можно было бы составить из них конницу; некоторое устройство в сем войске, дав им решительное превосходство над прочими племенами враждующих им Туркменов, зависящих от хана Хивинского, соединило бы их в одно общество, и от берегов моря до владений Хивинских дорога пролегла бы среди народа, коему возможно было бы истолковать, что безопасность и твердость его состоит в прочной между собой связи, и тогда кратчайший и верный путь доставил бы торговле большие выгоды против теперешнего образа сообщения”.
Торговля торговлей, но если вспомнить инструкцию Ермолова Муравьеву 1819 года – вопросы относительно оружия, пороха, артиллерии, то становится ясно, что означает “некоторое устройство в сем войске”.
Алексей Петрович явно увлекся идеей создать из воинственных туркменов не просто конницу для охраны караванов, но войско хорошо вооруженное и доминирующее на всем пространстве до хивинской границы. Войско, которое можно было бы использовать с выгодой для России и невыгодой для Персии.
Но – и тут возвращаемся к двойственности натуры нашего героя, – дальнейший текст казалось бы перечеркивает все предыдущее.
Но все угодства занятия Балианских гор уничтожают препятствия непреодолимые: горы сии отстоят на четыре дня пути от того места, где суда могут безопасно останавливаться на якоре; надобно проходить степь совершенно безводную, и предлежат переправы чрез реку Аму-Дарья, которую нельзя оставить без защиты, и где защиту расположить нет никакой возможности.
То есть, весь столь заманчивый проект, осуществись он, отдал бы все пространство от берега Каспия в районе Красных Вод до Хивинской границы под власть России, а точнее – самого Ермолова, грозно расширив его проконсульство, оказывается неосуществимым?
Это не совсем так. Проект можно осуществить, если решительно увеличить масштаб операции, идя при этом навстречу пожеланиям туркменов.
Полковник Муравьев нашел совершенно опустевшими те места, на коих, в 1819 году, видел он многочисленные кочевья. Оные удалились, избегая разбоев и грабежей прочих племен Туркменов, с некоторого времени с ожесточением разоряющих их по приказанию хана Хивинского, и крайность заставила их покориться властителю его, или переселиться ближе к границам Персидским.
То есть налицо недружественное отношение к России Хивинского хана, разоряющего дружественных русским иомудов. И угнетаемые туркмены нуждаются в защите.
“Некоторые из старшин народа сего собрались и изъявили желание, чтоб прибыли войска наши”.
Старшины сообщили об “озлоблении” хана “против русских” и не советовали Муравьеву снова ехать в Хиву. И Ермолов запретил ему это.
Отношения с Хивинским ханом, не успев развиться, прервались. Хана явно напугала активность русских непосредственно возле его владений. Он знал, что делается на Кавказе.
Ермоловская мысль в послании Нессельроде движется кругами. И происходит это отнюдь не случайно. Алексей Петрович понимает щекотливость предмета – он, не больше не меньше, претендует на присоединение к империи новых территорий, о которых после Петра Петербург и не задумывался. А это, в свою очередь, может взволновать англичан и персов. Поэтому Алексей Петрович, выдвигая весьма радикальные соображения, их тут же опровергает за невозможностью осуществления, но затем начинает приводить доводы, долженствующие убедить Нессельроде – и через него императора, – в необходимости сделать усилие и проект все же осуществить.
Начиная рассуждение за упокой, Ермолов заканчивает его во здравие.
Я должен Вашему Сиятельству сказать, что, к сожалению, предвижу я, что из всех выше познанных мною мест, где бы ни устроено заведение наше, пути к Хиве прилежать будут трудные, что не малое протечет время, пока некоторая степень образованности сообщится Туркменам, кои, снискивая безопасность, соберутся под защиту укрепления нашего, и что невежество мусульманское будет изобретать средства охлаждать их к нам доверенность.
То есть дело необыкновенно трудное и долгое.
Однако, с другой стороны: “Но как нельзя не согласиться, что торговые сношения с Хивой, или, паче еще посредством оной с Бухариею, могут представить большие выгоды, и, оными не ограничиваясь, можно сильному государству иметь в предмете распространить их и до севера Индии, то, в таком смысле, нет затруднений, кои бы не достойны были испытания”.
Короче говоря, главный вывод таков – дело трудное, но “сильному государству” России не пристало отступать перед затруднениями.
Надо полагать, что к концу чтения граф Карл Васильевич не очень понимал, что же хочет сказать главноуправляющий Грузией и главнокомандующий Кавказским корпусом. Ему только было ясно, что хитроумный Ермолов что-то затевает.
Только что Ермолов утверждал, что защитить переправу через Аму-Дарью невозможно, ибо там негде ставить укрепление. Но вскоре декларирует нечто совершенно иное: “…Со временем можно будет заложить укрепление на самой реке Аму-Дарье, и сим сближением с Хивою иметь решительное влияние на торговлю той страны и в самих владетелях оной внушить полезное для нас внимание”.
Что значит “внушить полезное для нас внимание”, Нессельроде нетрудно было догадаться, ибо он знал, какую политику проводит Ермолов в отношении дагестанских ханов. А в послании было сказано “Надобно знать, что нынешний хан владычествует, распространив ужас своими злодеяниями, но не обладает приверженностию подданных. Бухария же, боящаяся воинственных свойств хивинцев, в сближении нашем будет видеть могущество, смиряющее их”.
Как и дагестанские ханы, Мухаммад-Рахим-хан Хивинский был злодеем, не заслуживающим, с точки зрения Алексея Петровича, власти над людьми. Подданные не любят его. Соседняя Бухария – боится.
Отсюда вывод: Россия, “сильное государство”, носительница гуманности и разумной справедливости, в лице Ермолова имеет право изменить порядок вещей. Хивинский хан, деспотическая Хива, по эту сторону Каспия так же мешает достижению границ Индии, как Персия по другую сторону моря.
Еще недавно, как мы помним, Алексей Петрович предрекал падение Персии. Вряд ли он иначе оценивал будущее Хивы.
Предлагаемое мною исследование сопряжено с бульшими несравненно трудностями (чем традиционный долгий путь из Астрахани. – Я. Г.), нежели все прочие изыскания; нужно некоторое число войск, особого рода приуготовления к движению их и, как сие, равно и снабжение их, потребует издержек. Необходим начальник сметливый и непосредственно деятельный.
В конце концов, речь, как видим, зашла о специально подготовленном и снабженном экспедиционном корпусе, с решительным командиром во главе.
Для чего? Только ли, чтобы укрепиться на Болнанских горах с их пресной водой и пастбищами, а затем поставить крепость на Аму-Дарье и оказывать давление на Хиву, контролируя ее торговлю? Или все же речь идет о более радикальных действиях?
Ермолов прекрасно понимал, какие выводы сделает из его сложных построений разумный дипломат Нессельроде и потому поспешил его успокоить: “Не отнесите, Ваше Сиятельство, мнения моего к замыслу покорить Хиву. Я слишком твердо знаю великодушные правила Государя Императора хранить приязнь и дружелюбие с соседями, но излагаю потому, что в последствие времени это может быть даже полезным, и я, столько уже времени находясь здесь, не могу не собрать сведений о свойствах здешних народов, с коими, по роду жизни их, мало различествуют хивинцы”.
Сейчас, успокаивает министра генерал, он не склонен “покорять Хиву”, зная, что государь это не одобрит, но “в последствие времени” его планы и знания “могут быть даже полезными”. Очевидно, когда настанет срок покорять Хиву и двигаться к северным границам Индии или наносить вспомогательный удар по Персии с северо-востока.
В Петербурге, очевидно, не определили своего отношения к тому, что делал проконсул Кавказа на территории, ему отнюдь не подвластной. Определенных планов относительно закаспия у властей не было. Важно было не спровоцировать Персию и не слишком раздражить англичан.
Поскольку подобной опасности Нессельроде не увидел, то и сколько-нибудь отчетливо отрицательной реакции из столицы не последовало.
Равно как не последовало и разрешения строить крепости и создавать экспедиционный корпус на восточном берегу Каспия.
И этот порыв Ермолова, как и “персидский план”, был остановлен.
В 1822 году полковник Николай Николаевич Муравьев выпустил описание своих путешествий 1819 и 1821 годов отдельной книгой в Москве.
