Сергей Аксентьев - Беспокойные дали
— У них там большие и неожиданные перемены. Позвоните вечером домой Михаилу Ивановичу, он вам всё объяснит. А Ерёмин, насколько я знаю, сейчас занят трудоустройством, поэтому его застать на месте невозможно. Больше ничего определенного, к сожалению, сообщить не могу. Мы ведь, сами понимаете, живем слухами, а слухи вещь эфемерная. Будет время и желание — заходите. Только как обычно, за пару дней сообщите время своего визита, чтобы я заказал на вас пропуск.
Этот разговор окончательно испортил настроение. Бесцельно пошатавшись по городу, Платонов укатил в гостиницу. Вечером позвонил Ерёмину. Тот без лишней дипломатии всё выложил начистоту: Получена директива об увольнении из рядов Вооруженных Сил всех выслуживших предельные возрастные сроки. На кафедре таковых набралось семь человек: Дунаев, его зам, три старших преподавателя, он, Еремин, и ещё один ведущий научный сотрудник. Все они уже ждут выписки из приказа, которая должна прийти в академию со дня на день. Неприятные известия есть и по нему, Платонову. Совсем недавно в академии работала комиссия по научным кадрам. Нашли целый ряд нарушений, в том числе о неправомочности зачисления его соискателем по кафедре. Оказывается, учитывая особую специфику академии, для зачисления его соискателем, должно быть разрешение не Главнокомандующего, а начальника Генерального Штаба. О чем и было сказано в бумаге, которая послужила основанием для его прикрепления…
Помолчав, Еремин сообщил:
— Начальник научно-исследовательского отдела за этот «ляп» получил «неполное служебное соответствие», а Михаил Иванович «строгий выговор». А вам закрыли допуск в академию…
— Как же так? — изумился Платонов. — В училище из академии в свое время пришло официальное уведомление о прикреплении меня соискателем, я сдал экзамен кандидатского минимума по специальности, дважды докладывал о своих работах на совместном заседании кафедр, выступал на научно-техническом семинаре …
— Андрей Семенович, — прервал его Станислав Иванович, — это не телефонный разговор. Подъезжайте завтра часам к одиннадцати. С утра мы с Дунаевым сходим к Смолину и попросим разрешения допустить вас на кафедру для урегулирования всех вопросов. Там обо все и поговорим…
В указанный срок Платонов был на КПП. Его уже поджидал озабоченный Еремин. Молча поздоровался и препроводил в кабинет Дунаева.
Михаил Иванович усадил его на диван. Сам подсел рядом.
— К сожалению, Андрей Семенович, — спокойным голосом начал он неприятный разговор, — обстановка на кафедре за последние два месяца кардинально изменилась. Пять докторов наук, в том числе и я, подлежат увольнению в запас как выслужившие предельные сроки. Уходит и Станислав Иванович Ерёмин. Вы сами понимаете, став гражданскими людьми и оказавшись вне академии, мы не сможем руководить вашей работой.
Дунаев закурил, сочувственно посмотрел на ошарашенного Андрея, вздохнул и продолжил свою жестокую исповедь:
— Я понимаю, всё это крайне неприятно слышать, тем более что работа находится на стадии завершения. Ещё максимум годик и можно смело выходить на защиту, но!… — Он развел руками:— Как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Потом, вы, наверное, уже знаете о внезапно возникшей серьёзной проблеме вашей легитимности как соискателя по нашей кафедре?
— Знаю, — ответил Платонов, — только не понимаю, в чем же моя вина, и почему мне не разрешают закончить работу, когда столько уже сделано? Допустим, не будет вас, Еремина, но ведь кафедра-то остается, и работу мою на кафедре знают. Допустим, ни вы, ни Еремин теперь не можете официально руководить моей работой, но что мешает назначить нового, пусть и формального, руководителя, а вас оставить консультантами? Поверьте, я бы не злоупотребил ни вашим временем, ни вашими знаниями.
Андрей разнервничался, но старался держать себя в руках, чтобы не сорваться на эмоции:
— Что же касается разрешения Генерального штаба, то ведь вы прекрасно понимаете, это всего лишь необходимая формальность. И если из академии туда поступит представление, то, думаю, отказа не будет. Я же ведь не мальчик с улицы. И за время пребывания в соискателях ни в чем не скомпрометировал себя. Оплошности и недочеты в работе чиновников случаются в любом деле, но это, по-моему, не повод выдворять меня за ворота…
Дунаев слушал, не перебивая. Дождавшись пока Платонов выговорится, он взял со стола листок:
— Вот набросок ходатайства в Генеральный штаб о разрешении закончить вам на кафедре работу. Вчера я имел беседу с заместителем начальника академии по научной работе генералом Смолиным. Он с пониманием отнесся к ситуации, в которой вы оказались, и предложил такой вариант: Если новый начальник кафедры полковник Фалеев Константин Константинович, вы его знаете, согласится на научное руководство вами и представит ходатайство кафедры, то командование академии пойдет навстречу и обратится через главкома в Генеральный штаб.
— Но, насколько я знаю, — выдавил Платонов, — Константин Константинович специалист в области автоматических систем управления двигателей. Захочет ли он влезать в вопросы газовой динамики?
— А вот это, батенька, — развел руками Дунаев, — вам с ним решать…
Украдкой взглянув на настенные часы, Дунаев, подвел итог:
— Давайте договоримся так: вы обдумаете варианты продолжения своей работы, в том числе, возможно, и в гражданских, или других военные вузах. Поговорите с Воиновым, с МАПовцами, короче, провентилируйте все возможные комбинации. И если окончательно остановитесь на нашей академии, то позвоните мне домой. Желательно вечером. Я переговорю с Фалеевым, чтобы он вас принял. И с ним уже ищите приемлемый для вас обоих вариант. О результатах беседы мне тоже сообщите. Вот пока на этом мы и остановимся. Он поднялся.
— Извините, Андрей Семенович, но у меня через час важная встреча в академии наук, а туда добираться минут сорок, не меньше. Желаю удачи!…
…Беседа с Фалеевым была тяжелой, хотя и проходила в доверительной обстановке и в обходительных тонах. Это был как раз тот самый случай, когда с первых минут общения собеседники ощущают внутреннее взаимное отторжение и никакие любезности и радушные улыбки это отторжение не могут устранить.
Фалеев, по-видимому, был знаком с содержанием их последнего разговора с Дунаевым и решением академического начальства на сей счет. Поэтому он без обиняков повел такой разговор:
— У вас большой и интересный задел, Андрей Семенович. Можно сказать, что в первом приближении диссертация уже хорошо просматривается. Но обстановка на кафедре, как вы знаете, неожиданным образом изменилась не в лучшую сторону. Причем для кафедры это почти катастрофа. Сами посудите: из шести докторов наук остался один, из девяти кандидатов — семь. Сократили кафедральную научно-исследовательскую лабораторию. Существенно будут изменены учебные программы и курсы. И, главным образом, за счет фундаментальных дисциплин: газовой динамики и теории ракетных двигателей. В этой связи ваша тема выпадает из новой кафедральной «обоймы» и, если вы твердо намерены защищаться у нас, то её надо срочно и весьма серьезно корректировать иначе Генеральный штаб не даст «добро!» на вашу работу.
Андрей слушал, не перебивая. С каждой фразой Фалеева ему всё отчетливее становилось понятным: ничего путного с этим полковником не получится…
Фалеев достал из стола заготовленный листок и протянул его Платонову:
— Ознакомьтесь с возможным вариантом.
Внимательно прочитав содержание бумаги несколько раз, Платонов возвратил листок её автору:
— Но это означает, что фактически всю работу нужно начинать с начала. Здесь сплошная автоматика, а я не считаю себя специалистом в этой области. Потом, экзамен кандидатского минимума я сдавал по теории ракетных двигателей. Значит, его тоже придется пересдавать?
— Ну, что уж вы, право, так категоричны? — усмехнулся Фалеев. — Что значит не специалист? Все мы, окончившие военные вузы, специалисты широкого профиля. И потом, это же автоматика ракетных двигателей, а не маневрового тепловоза.
Он сделал выжидательную паузу и перешел на доверительный тон:
— Вам, Андрей Семенович, особенно волноваться не следует. Весь необходимый материал уже есть. Это пара разделов моей докторской диссертации. Ваша задача — довести его до соответствующей кондиции, выполнить кой-какие расчеты на ЭВМ. Вы оформляете все это как кандидатскую диссертацию, а я, после соответствующей переработки, использую её в своей докторской. Таким образом, — он многозначительно подмигнул, — мы с вами одной работой убиваем двух зайцев. У охотников это называется «бить дублетом». Вам хорошо — кандидатские корочки в кармане, и мне хорошо — докторская и плюс без задержки звание профессора, так как буду иметь двух защищенных кандидатов наук. Один у меня защитился полгода назад. А экзамен по специальности — вообще не тема для беспокойства. Этот вопрос я беру на себя…
