Михаил Веллер - Короткая проза (сборник)
Полупустой по дневному времени ресторан, жизнь аэропорта за стеклянной стеной. Столик в углу; распоряжается за ним, безусловно, Багулин.
Б.Не «Реми Мартен», но коньячок сносный.
А.(причмокивает). Напиток!.. Дорог, слушай, дьявол.
Б.(полагая, что уловил смысл). Ты – мой гость сегодня. Да, да, дискуссия закрыта.
А.(кротко подчиняясь). Завидую людям, умеющим жить. Всегда завидовал.
Б.(принимая на свой счет должное; с самодовольством как нормой поведения). Умение зависит от тебя самого. Вот ты так и остался в Москве. Зачем? Чего всю жизнь цеплялся? Вот – я подался на Восток. Надо было решиться? – надо. Непросто? – ничего страшного. Результат? – налицо. Кандидатская? – пожалуйста. Докторская? – просим. Директор института? – будьте любезны. Трудом? – трудом. Но без этого дикого столичного суетливого напряжения и дворцовой грызни.
А.Я всегда знал, что ты развернешься в жизни. Не сомневался… Ты всегда умел поступать по-крупному. Не боялся резко класть руля… Не всем это дано. Я рад, что ты добился многого. Состоялся. Ты и должен был.
Б.(учит). А чего, чего бояться? Осмотрелся, оценил – и давай!
А.(прислушиваясь к трансляции объявления рейса на Гамбург). За границей, вероятно, бывать приходилось…
Б.(небрежно). Случалось. Англия, Индия, Алжир. Работа, конечно, график жесткий, но присутствовали, прямо скажем, возможности и для удовлетворения любопытства. Такова логика – не боишься медвежьих углов – так видишь мир.
А.(он уже под хмельком). Помню давние разговоры. Помнишь!.. Да! Брать судьбу за глотку. Старость… гм… вторая молодость… Молодец. Завидую. Прожил.
Б.(великодушно). Ну, и у меня не совсем все по планам выходило. Жизнь, как известно, вносит коррективы.
А.(с мгновенным проблеском глаз). Это точно. Вносит.
Б.Но ты на жизнь не вали! Ты голова был, спокойный, дотошный, что я, не помню! Тогда еще говорили: не будь лежачим камнем, умей добиваться!.. Эх, журавеле… журавлелов в небе.
Беседа приобретает некоторую бессвязность, которую можно отнести за счет алкоголя. Каждый следует скорее мыслям собственным, чем отвечая собеседнику. Впрочем, такой стиль позволяет яснее понять их настроения.
А.Пиджак у тебя шикарный.
Б.Лайка. У нас – четыреста рублей. Дочь из ГДР привезла.
А.Это – она в Киеве?
Б.Преподает в университете.
А.А внуки?..
Б.Двое.
А.У нее дружная семья. Да?
Б.(крохотная пауза). Хорошая семья.
А.Это замечательно.
Б.А у тебя?
А.А у меня? Да. А у меня – я. Холостяк. Я говорил, да?
Б.Ах, гуляка!
А.(горестно). Я не гуляка. Я – так… я – чижик… Вот у тебя было… и семья… а я старый неудачник!..
Б.Думать надо! Бороться надо! (Неискренне обнадеживает). Может, еще женишься?
А.У тебя и сын в Ленинграде…
Б.(с теплотой). Год назад Горный институт кончил. Сейчас в Метрострое, к Новому году вот премию получил. Собирается в будущем году в аспирантуру.
А.Ты – победитель, да?
Б.Гм. Бр. А что ж.
А.Да! Вот… Слушай, а зачем ты здесь?..
Б.(похлопывает его по плечику). На второй круг пошли. Рассказывал же. Пошли трения в институте, мне надоело… горите вы все, думаю. Жалость и презрение: старички, сосущие проценты с прошлого. Хромает такой задохлик по институту, восемь месяцев из двенадцати помирает и оклемывается, что и знал – перезабыл… грех один… Нет! – красиво и вовремя. Людям не мешать и самому в удовольствие пожить. Доктор я? – доктор. Директор? – директор. Награды имею? – имею. Право на отдых заслужил? – горбом заработал. Живу хорошо? – как бог в отставке. Пенсии двести, и сбережений на мой век хватит, дом в саду и машина в гараже.
А.И качалка на веранде.
Б.Да.
А.И цикады стрекочут.
Б.Стрекочут, стервы.
А.И запах магнолий. И море шумит.
Б.(возможно, подозревая иронию, но не желая допускать подобной мысли). Ах, старина… Вот сидим мы с тобой сейчас… Неважно все это… Время все уравняет… Как подумаешь иногда – а зачем оно все было… зачем ломался, уродовался… Может, ты-то правильней жил… Спокойно…
А.Что было – всегда с тобой. Есть такая гипотеза – живешь всегда во всех своих временах.
Б.(абсолютно согласный). Полагаешь?
А.Ты жизнью доволен?
Б.Да.
А.Вот.
Б.(утешает). Не надо ни о чем жалеть!..
А.Сейчас посмотрим.
Б.Что?
А.(Бледнеет. Смотрит ему в глаза долгим трезвым взглядом. Тишина буквально материализуется до синевы и звона. Странное жутковатое ощущение возникает. Словно безумием пахнуло.) Ты – помнишь – двенадцатое – января – тридцать – шестого – года?
Б.(слегка завороженно). Нет…
А.(гипнотическим голосом). Угол Мира и Демушкина. Пятый этаж. Комната.
Б.Ф-фу, господи! Ну конечно! Как ее звали-то… Да Зинка! Акопян, Чурин!..
А.А вечер двенадцатого января? Зима, снег, патефон, Лещенко.
Б.А что тогда такое было-то?
А.Ты – в сером костюме. Акопян принес коньяк. Елка. Танцевали и уронили елку. Она стояла в ведре с водой, ведро опрокинулось, воду подтирали.
Б.Смутно… Черт его знает… Нет, наверное… Допустим. А что?
А.Ты не помнишь, что было тогда?
Б.(в недоумении от его тона). Да нет же… А что?
А.Совсем-совсем не помнишь?
Б.(чистосердечно). Клянусь – нет.
А.Размолвочка вышла…
Б.(со смехом). Какая даль, боже мой!.. Не подрались?
А.(мрачно). Куда там… мне с тобой. Да и твое обаяние… все симпатии были на твоей стороне. Ты всегда умел – выставить недруга ослом и мерзавцем.
Б.Дружи-ище! что за воспоминания! Клянусь – ничего не помню! Ну хочешь – хоть не знаю за что – попрошу сейчас у тебя прощения? Ну – хочешь? Кстати – в чем было дело-то?..
А.(с театральной торжественностью). Поздно.
Б.Верно!..
А.Поздно. (Вертит рюмку, опускает глаза). Ты – ты не помнишь… Что для тебя… оскорбление походя, право победителя… Были времена – я должен был бы убить тебя или застрелиться. А ныне – ничего, глотаем и утираемся…
Б.(холодно). Ты, похоже, не умеешь пить. Никогда, припоминаю, не отличался.
А.С тех пор я многое умею. Будь спок. (Наливает).
Б.(отчужденно). Твое здоровье.
А.Твое понадобится тебе больше.
Б.Чувствую, нам лучше расстаться сейчас. (Делает движение, чтобы встать).
А.(удерживает жестом). Прослушайте десьтиминутную информацию. Так ты не помнишь? Начисто? Я так и подозревал. Ладно… (Откидывается на стуле, глубоко переводит дыхание, закуривает. На лице его появляется улыбка, которая в сочетании с угрюмым выражением придает ему неожиданную жесткость, даже властность.) Начнем.
Ты помнишь Ведерникова, не правда ли?
Б.Слава богу. Естественно. Был у него несколько раз на приеме в Москве.
А.Знаю. (Неожиданно показывает Багулину фирменную этикетку на изнанке галстука. Этикетку на внутреннем кармане пиджака.) Нравится?
Б.Англия… То что надо.
А.На инженерскую пенсию, мм? Уда-ачник… А фамилия Забродин говорит тебе что-нибудь? Из аппарата референтов Ведерникова?
Б.Слышал, похоже…
А.Прошу (протягивает паспорт).
Б.(озадачен). Не понимаю…
А.Я сменил фамилию перед войной. Взял фамилию жены. По некоторым обстоятельствам.
Б.(еще не осознал). Ты-ы?!
А.К вашим услугам. Ведерников два года как помер. Ушел и я. У новой метлы свой аппарат.
Б.Ты – Забродин?
А.Осознал, похоже. Далее. Улавливаешь, нет? Ведерников тебя не слишком жаловал, а?
Б.Сволочь был первостатейная.
А.(укоризненно). К чему категоричность. Деловые отношения!.. У такого человека всегда аппарат – своего рода фильтр-обогатитель между ним и сферой его деятельности. А в аппарате тоже люди. Большинства пружин, ты, естественно, не знал. А я – не главный был винтик, но – в центральном механизме.
Вникаешь?
Когда в сорок восьмом году ты не получил комбинат, а прислали Гринько – это были просто три строки в докладной записке Ведерникову. Как и кем составляются записки – ты общее представление имеешь. А Гринько был, в общем, здорово нужен на Свердловск! Но – ма-аленький доворотик в начальной стадии движения. Ты ведь прицеливался тогда на комбинат – а он был фактически у тебя в кармане уже.
