Израиль Меттер - Среди людей
— Обыкновенная я…
— У нее все в порядочке, — говорит Тоня. — Раз Сережка Кумысников за нее взялся, он ее до ума доведет. Будь спок! В случае, на свадьбе водки не хватит, я брагу сварю…
Из-за занавески у двери, куда скрылась Надя, не слышно ни звука. Женя вскакивает с постели, бежит туда в закуток.
В закутке, прислонившись лицом к шкафу, стоит Надя.
— Он обидел тебя? Обидел? — Женя обнимает ее.
— Нет…
— Ну что, Надюша? Ну что, скажи?..
— Он… говорит… что я… хороший парень… Рыдает.
Двор. Надя рассматривает номера квартир в подъезде. Со своим чемоданчиком побежала вверх по лестнице. В том, как она движется, уже чувствуется некоторая уверенность и сноровка.
Еще по одной лестнице поднимается Надя. И еще по одной.
В следующем доме ей повезло — она оказалась в лифте. Устало прислоняется к стенке кабины. На лице ее блаженная улыбка. Доехав до нужного этажа и уже открыв дверь лифта, Надя вдруг прикрывает ее и нажимает кнопку спуска. Ей захотелось прокатиться. Доехав до первого этажа, она снова нажимает кнопку.
Надя вышла из лифта. Остановившись у шикарной двустворчатой двери (такие двери были в барских старых домах), она поправила привычным жестом прическу и даже посмотрелась в карманное зеркальце. Нахмурившись, попыталась построить солидное выражение лица. Не выдержав, подмигнула своему изображению и показала ему язык.
Надавила кнопку звонка. Еще раз одернула на себе легонькое пальто.
Из-за двери — густой женский голос:
— Кто?
— Я из поликлиники.
Дверь распахивается. В хорошо обставленной, просторной прихожей с огромным зеркалом в раме красного дерева стоит полнотелая седая дама. Она окидывает Надю удивленным взглядом.
— Мы вызывали доктора, — на последнем слове дама делает заметное интонационное ударение. — Врача, — повторяет она.
— Я пришла, — отвечает Надя.
— Попрошу вас снять пальто и вымыть руки.
Надя робко пристраивает свое пальто на шикарной вешалке.
Дама приоткрывает дверь в одну из комнат и произносит тихо, но явственно:
— Алексей, из поликлиники пришла какая-то девочка, утверждает, что она врач.
Затем дама указывает Наде рукой вглубь коридора:
— Ванная — вторая дверь налево. Мыло — на магните. Полотенце для рук — голубенькое. Уборная — рядом. Вода спускается ножной педалью справа от унитаза.
Надя моет руки в роскошной ванной комнате. Не сразу она находит мыло: мыльницы нет, оно висит на магните. Надя дважды открепляет его от магнита и снова прикрепляет: здесь вообще множество удобных мелочей, их интересно рассматривать.
Но вот Надя уже в спальне.
На огромной двуспальной постели, под необъятным пуховым одеялом, лежит маленький щуплый мужчина в пижаме. Он, очевидно, пристраивал марки в альбом, а сейчас отложил его в сторону.
Седая дама удобно устроилась в мягком кресле.
Надя сидит на низком ковровом пуфе. Сидеть ей на этом пружинистом пуфе здорово неудобно — ее покачивает из стороны в сторону. Держа свой старенький портфель на коленях, она простреливается сейчас навылет двумя парами строгих глаз.
Наде хотелось бы поскорей осмотреть больного, но с ней ведут светскую беседу.
— Вы, вероятно, недавно кончали, милочка? — спрашивает дама.
— Я учусь на шестом курсе.
— Колоссально! — произносит мужчина без всякого выражения.
— И вас уже самостоятельно направляют к пациентам? — любезно допытывается дама.
— Если встречается что-нибудь сложное, я консультируюсь со специалистами, — незатейливо отвечает Надя. — У нас в поликлинике очень хорошие специалисты.
Роясь в портфеле, она вынимает карточку больного. На пол падает стетоскоп, рассыпаются учебники. Наклонившись, Надя подбирает все это.
— Не хотите ли, доктор, чашечку кофе с бутербродом? — спрашивает дама.
— Ой, что вы, спасибо, я сыта… Надя обернулась к больному:
— На что мы жалуемся? — Тон ее чрезмерно, по-студенчески профессионален; она придвигается вместе с этим проклятым пуфом к постели.
Однако больной не успевает ответить. Вместо него отвечает жена:
— Видите ли, деточка, Алексея Петровича пользует профессор Любимов. Мы верим ему как богу!.. Я думаю, что вам не стоит тратить свое золотое время на осмотр…
— Значит, вы не вызывали врача из поликлиники? — удивленно спрашивает Надя.
— Вызывали, — дама очаровательно улыбается. — Алексею Петровичу необходим бюллетень. Надеюсь, вам уже доверяют выписку больничных листов?
— Доверяют, — растерянно кивает Надя.
— Вот и чудненько.
Поднявшись, дама подошла к своему туалету, сдвинула с его края флаконы и баночки.
— Здесь вам будет удобно. Три дня нас вполне устроят.
Невольно поднявшись вслед за ней, Надя приблизилась к туалетному столику. Дама придвинула ей кресло. Из большого хрустального бокала дама вынула авторучку.
— Прошу вас. Это перо я привезла из Парижа. Боже ты мой, какая это была сказочная поездка!..
Ошеломленная стремительным, напористым щебетаньем дамы, Надя опустилась в кресло; не в силах оторвать взгляда от нее — как кролик от удава, — Надя на ощупь вынимает из своего портфеля бланк бюллетеня.
— Да, забыла вам сказать диагноз профессора Любимова — колит. Кажется, деточка, это следует писать по-латыни… Вероятно, вы уже проходили колит?
Парижским пером Надя заполняет бюллетень. Дама нависла над ее плечом.
Выйдя из квартиры и уже спустившись на несколько ступенек по этой шикарной лестнице, Надя вдруг взбежала обратно к запертым двустворчатым дверям — лицо у нее раздосадованно-решительное, — она протянула было руку к звонку и все-таки не позвонила. Ударив кулаком по дверному плинтусу, в злости на себя прикусив губу, она медленно пошла вниз.
Мчится по улице бойкий «москвичок» неотложки. За баранкой — грузный, сонный шофер. Рядом с ним Надя Лузина. На коленях ее докторский чемоданчик. Надя раскладывает на чемоданчике карточки вызовов.
Шофер покосился на нее.
— Сколько осталось?
— Пять.
— Обедать пора.
— Семен Петрович, миленький, хотите, я вам дам бублик? Очень вкусный бублик. С маком.
Сует ему надкусанный бублик.
Мчится дальше «москвичок».
И вот уже у постели больного сидит Надя; докторский чемоданчик подле ее ног. Больной неподвижен, на его бледном лице пот. Он лежит в пиджаке, башмаки торопливо сняты, они брошены как попало. Галстук на шее сдвинут, воротник расстегнут. Глаза больного закрыты. Ему лет за шестьдесят, а может, это только сейчас кажется так.
Высокая худая женщина растерянно стоит в ногах больного мужа: через ее плечо перекинуто кухонное полотенце, концом которого она трет и трет уже давно сухую тарелку.
Женщина смотрит на Надю с такой надеждой и верой, что Наде даже как-то не по себе. Вид больного ей не нравится. К осмотру она еще не приступила, только вынула из кармана халата стетоскоп.
— Когда это случилось? — спрашивает Надя. Взволнованная женщина отвечает подробно:
— Я стояла на кухне, мыла посуду, и вдруг — звонок… У Кости, конечно, есть свои ключи, а по вторникам у них в школе педсовет, значит, раньше пяти я его и не ждала домой…
— Варя, это доктору неинтересно, — раздается тихий голос больного.
— Открываю дверь — представляете себе! — Костю вносят двое незнакомых молодых людей!..
— Не вносят, Варя… Они меня только поддерживали. Я бы и сам дошел…
Надя наклоняется к нему:
— Что вы почувствовали, когда вам стало плохо?
— Замутило. Закружилась голова. И в глазах задвоилось… Мне и один-то наш завуч осточертел до смерти, а тут смотрю на него — двое…
— А сейчас? — Она вынула из чемодана прибор для измерения давления.
— Немножко получше.
Нажимая грушу прибора, Надя следит за шкалой, и по ее лицу видно, что давление высокое.
— Вероятно, понервничали на уроке? Он отрицательно качает головой.
— На уроках я спокоен…
— С детьми трудно, — говорит Надя, особо не задумываясь, лишь бы отвлечь больного от его тягостного состояния.
— С детьми легко. Со взрослыми трудно… Особенно если они кретины… Варя, положи тарелку, она уже сухая…
— В больницу я его не отдам, — выпаливает она. Надя вынула из кармана карточку больного, заглянула в нее.
— Все будет хорошо, Константин Иванович. У вас немножко подскочило давление. Главное сейчас — покой. Абсолютный покой.
— Покой и воля… — прошептал больной.
— Что? — наклонилась к его губам Надя.
— На свете счастья нет, но есть покой и воля, — ясно произнес он.
Надя растерянно смотрит на него: может, он бредит?
— Это стихи Пушкина, — неожиданно громким голосом говорит больной учитель; сознание его, действительно, то и дело смещается. — Прошу выучить их к следующему уроку.
