Лидия Гуардо - Исповедь. Пленница своего отца
Я поступала так же и даже привыкла к этому.
Марианна решила, что она будет выводить детей во двор, где они могли немножко поразвлечься, резвясь на свежем воздухе, вместо того чтобы тупо лежать с открытыми глазами в запертой на ключ душной комнате. Она называла это «активным отдыхом». Я смутно помнила о том, что у нас практиковался такой отдых во время переменок в школе. Я тогда с боязнью выходила из класса на школьный двор, потому что там меня ждали насмешки со стороны школьников, которые издевались надо мной из-за того, что я не хотела с ними разговаривать.
Как-то раз после обеда Марианна постучала в оконное стекло. Я осторожно поднялась с кровати, стараясь не разбудить Старика, и открыла окно. Марианна позвала к себе детей, и они один за другим вылезли во двор. Я осталась со Стариком, чтобы своевременно заметить, когда он начнет просыпаться.
С тех пор у детей появилась возможность поиграть полчасика во дворе. Они прекрасно поняли, что шуметь им при этом нельзя и что они должны вернуться в комнату еще до того, как их отец проснется.
Влияние, которое приобрела Марианна в нашей «семье», основывалось на «постельном праве», введенном Стариком. Марианна соглашалась удовлетворять его сексуальные прихоти, но заставляла платить за это высокую цену. Каждый раз, когда он хотел ею овладеть, ему приходилось жертвовать частичкой своей власти. Марианна говорила мне: «Он думает, что он меня трахает. Да это я его трахаю!»
Марианна делала это ради меня.
Едва я вернулась из больницы после рождения Рюди, как Старик снова принялся за все то, что обычно вытворял со мной. Я уже не выдерживала и начала оказывать сопротивление, вызывая у него гнев. Он колотил меня, чтобы заставить «образумиться». Марианна не могла мириться с тем, что он меня бьет, и, когда я была уже на пределе, «сменяла» меня под Стариком.
Их интимная близость не была основана на доброй воле и взаимном согласии. Она позволяла ему себя насиловать только потому, что хотела, чтобы он хотя бы ненадолго оставил в покое меня, или же пыталась избавить меня от мучений, когда я не могла больше терпеть и была готова наложить на себя руки.
В подобные моменты Марианна, по сути дела, спасала мне жизнь. В те периоды, когда во мне нарастало желание взбунтоваться (оно подогревалось осознанием того, что мне никто никогда не поможет), я неоднократно — уже даже и не помню, сколько раз — пыталась покончить с собой, перерезав себе вены, так как то, что мне приходилось переносить, подавляло во мне страх смерти. Я уже абсолютно не боялась физической боли, а потому была вполне способна схватить нож и изрезать себя на глазах у всех, наслаждаясь при этом охватившим их ужасом. Ужас наверняка охватил бы и Старика, потому что он не выносил ни истерических припадков, ни насилия, исходящего от кого-то другого.
Старик ведь в действительности был настоящим трусом, который терроризировал окружающих потому, что сам боялся стать жертвой физического насилия.
Как-то раз, когда Старик ехал на грузовичке, сидя за рулем, а я находилась в кабине рядом с ним, он вдруг резко обогнал и «подрезал» парня, мчавшего на мотоцикле, отчего тот едва не потерял равновесие и чуть не грохнулся на мостовую. Старик злорадно рассмеялся, однако мотоциклист нагнал его, когда тот остановился на красный сигнал светофора.
— Ты что, болван, не можешь ездить поаккуратнее? Ты меня едва не убил!
— Да пошел ты к черту, придурок!
Парень, еще больше разозлившись, соскочил с мотоцикла, распахнул дверцу со стороны Старика и ударил его своей головой в мотоциклетном шлеме прямо в лицо. При этом раздался какой-то забавный звук. Лицо Старика окрасилось кровью, и он принялся стонать, грозясь пожаловаться жандармам.
— Давай, иди жалуйся своим дружкам жандармам, — презрительно фыркнул парень.
Я сразу же влюбилась в этого абсолютно незнакомого мне мотоциклиста.
Жизнь у нас дома как-то незаметно для меня менялась. Старик по-прежнему вел себя, как тиран, однако его самого уже терроризировала болезнь: организм «грыз» диабет. Это началось со ступней, и через некоторое время, поскольку боли усиливались, Старику пришлось сделать операцию. Он очень боялся ложиться в больницу, однако болезнь постепенно «сжирала» его плоть, и ему пришлось преодолеть свой страх. Врачи ограничились тем, что ампутировали ему пальцы на левой ноге.
Однако это было всего лишь начало.
Вернувшись из больницы, он снова стал управлять своими домочадцами при помощи бамбуковой палки, однако через некоторое время диабет опять начал одолевать его, и мальчики, пользуясь этим, вели себя более независимо. Это были славные ребята — крепкие, коренастые, сильные (они стали такими благодаря строительным работам, которые у нас дома не прекращались никогда), но при этом немного дикие и нервные (а вот это уже заслуга воспитания палкой).
Ими уже начали интересоваться девочки, и ребята отвечали им взаимностью.
Старик им в этом не препятствовал, хотя, конечно, у него всегда имелась одна и та же задняя мысль.
Ампутация пальцев отнюдь не убавила его сексуального пыла — как раз наоборот. Единственное изменение для меня заключалось в том, что во время ежедневной физической близости он теперь обходился без своих «штучек» и вводил в меня только собственный член.
Старушка становилась все более сдержанной в обращении со мной, но при этом все больше озлоблялась на Марианну. Она частенько спорила с ней по поводу ее отношений со Стариком.
— Почему ты отсюда не сваливаешь — ты, шлюха? Тебе нравится спать с моим мужем, да?
— А тебе хотелось бы, чтобы я уехала, ведь так? Тогда ты смогла бы снова взяться за свои маленькие гнусные шалости. Что, скучаешь по псу, да? Даже не мечтай об этом! Слишком много было бы для тебя удовольствия!
Старушка уделяла особое внимание Брису, моему пятому сыну. Она относилась к нему очень ласково, всячески его баловала. Постоянно держала его рядом с собой, заставляла спать в ее комнате, покупала ему одежду и различные подарки. Эти подарки вызывали у его братьев зависть, и Брису частенько приходилось спасаться от ребят за юбкой Старушки. Более того, он возгордился своим статусом любимца и зачастую относился к братьям пренебрежительно.
Старушка не ограничивалась тем, что заваливала Бриса подарками, — она сделала его своим «сожителем», причем даже не пыталась этого скрывать. Она заставляла его спать с ней в ее постели каждую ночь. Ему приходилось терпеть ее прихоти, и он постепенно становился все более замкнутым и молчаливым, что усугублялось тем, что братья его сторонились. Лишь многим позднее — когда проводилось расследование — он решил рассказать о том, какой характер имели те отношения, к которым его принуждала Старушка. А я не могла в это вмешаться, потому что была для них не матерью, а так, просто женщиной, которая их родила!
