Оксана Робски - Casual-2: Пляска головой и ногами
– На-на-начали пи-пи-пи-пиар вашей книги, – объявила мне в трубку Графиня Вишенка. – Ка-ка-ка-как, кстати, продвигается работа?
– Нормально.
– За-за-заканчиваете?
– Почти.
– Ну-ну-ну отлично. И, по-по-пожалуйста, не отказывайтесь от и-и-и-интервью. Этот п-п-п-иункт есть в нашем договоре.
– А когда я получу деньги?
– Мо-мо-может, пятница?
– O’kay.
– И, по-по-по-по-пожалуйста, побольше чернухи! Народ у нас это любит. Мы та-та-та-та-такие тиражи обеспечим!
Катя уже начала ходить.
Я знала, сколько нужно было денег, чтобы закрыть дело. И сколько попросили родственники погибшего.
– Я достану, – сказала я Кате – В пятницу. Не волнуйся.
Спасибо, – кивнула Катя. – И не сомневайся: я отдам. Я что-нибудь придумаю… в крайнем случае, брошу его на фиг… – прошептала она и кивнула в сторону стриптизера. Он сидел у окна и перебирал журналы, выбрасывая те, которые Катя, видимо, уже посмотрела. – И зароманю с каким-нибудь олигархом!
Я улыбнулась.
Она качнула своим гипсом.
– А что? Извращенцев полна – Катя хитро подмигнула.
Я обняла ее.
– Все будет хорошо. Ты, главное, выздоравливай. А выглядишь и так отлично.
– Я тут похудела! – подхватила моя подруга.
– Заметно, – сказала я серьезно. – Даже очень.
Стриптизер довольно улыбнулся себе под нос. Незаметно бросил на меня одобрительный взгляд.
– Ну, ладно, ребята. Я вас целую! – попрощалась я. – Слушайтесь врачей.
Почему-то хотелось говорить им «вы», обращаться сразу к ним обоим.
Как обычно перед Новым годом, на улице почти совсем растаял снег.
Машины месили грязь, люди сновали по улицам в суетливой предпраздничной кутерьме.
Солнце ослепило день. И сумерки, как марлевая повязка, накрыли землю.
Я включила фары.
Можно, конечно, поехать домой. Но можно поехать и к Александру. Если он позвонит.
Утром, когда я уходила, он сказал: «Набери мой номер, когда освободишься».
Я освободилась. Вернее, я специально не занимаю себя.
Я говорю журналистам: «Ее нет», а они нагло утверждают в трубку, что узнают мой голос.
Заехала в «GQ».
Знакомых почти никого нет.
Александр не звонит. Может, ждет, когда я позвоню?
Потяну еще немного. Позвоню через час, если он сам не объявится.
За столом слева от пианино большая компания. Один из владельцев ресторана – Александр Соркин.
Сажусь к ним.
Справа от меня – девушка. Ляля. Я ее везде вижу, но лично не знакома. Тусовщица. Мы весело болтаем.
Позвонил мой издатель.
– Это правда? – спросил он с укором.
– Что именно? – интересуюсь я.
– Ты не подписываешь договор со мной?
Ляля кладет мне в тарелку пару димсимов.
Я качаю головой: не хочу.
– Дай денег, подпишу.
– Это нечестно.
– Честно. Мне деньги нужны.
– Мы их заработаем. Вместе.
– Слушай, я вообще не знаю, смогу ли я написать еще пять книжек.
– Напиши пока только одну. Помнишь, я тебе говорил? Детская проституция, все такое, очень легко.
– Не легко.
– Не легко? Почему? – Он как будто действительно удивлялся.
– Не знаю. Не могу я.
– А ты пробовала?
– Я даже пробовать не хочу.
– А зря.
Я заказала воды.
– Может, фруктиков? – предложил Соркин.
А может, Соркин и есть маньяк? Например. Надо задать ему провокационный вопрос. «Соркин, ты – маньяк?»
– А у тебя в детском садике что было на ящике нарисовано? – интересуюсь я, как будто бы между делом.
– Земляничка! – не моргнув глазом, отвечает Соркин.
– А меня мама не отдавала в эти ужасные детские сады, – сказала Ляля. И я думаю о том, что она маньяком точно быть не может.
Александр позвонил и пригласил меня к себе.
– На ужин? – уточнила я. – Что-нибудь из «Рублевской кухни»?
– Разберемся, – ответил он. – И постарайся побыстрей: я соскучился.
Я сказала Ляле, что мы обязательно будем дружить, и уехала, не допив воду.
За мной каждый раз надо ухаживать. Долго, трепетно, и как будто впервые.
Свидания, которые прямо на пороге начинаются с секса, – это не мой casual. Если, конечно, я не устраиваю продуманную PR-акцию.
В этот раз я ее устроила.
Представляя себя Николь Кидман в фильме Стенли Кубрика. И была возбуждающая интрига в том, что к стене меня прижал не Том Круз.
А потом мы лежали на полу. В обнимку, свернувшись калачиком. В прихожей. Голые.
Слышно было, как соседи возвращаются домой. Хлопали двери. Топали сапоги охранников. Звонили мобильные телефоны. Наши. Мы не отвечали.
Особенно разрывался Регинин. Такое впечатление, что кто-то устроил конкурс для журналистов. Тот, кто дозвонится первым, – получит кофеварку и два пригласительных на премьеру Тарантино.
– Ты собираешься меня кормить? – интересуюсь я.
– Собираюсь, собираюсь.
– Правда? Ты такой четкий! Что-нибудь изысканное?
– Ты как Брэд Питт.
– В каком смысле? В смысле твоих сексуальных пристрастий?
– Не только. – Мы оба захихикали. – Ты никогда не замечала, что Брэд Питт в каждом фильме обязательно ест? Это его фишка. И твоя: ты удивительно прожорлива.
– У нас, у звезд, хороший аппетит! – пошутила я и тут же смутилась.
Он ведь тоже звезда. Только бывшая…
– А ты, кстати, когда на телевидении работал…
– Я худел.
– А! Хотел быть красивым?
– Красивым я был. А хотел быть – худым.
– Больше не хочешь? – Я повернулась к нему лицом. До этого он дышал мне в затылок, а я разглядывала стальную ручку входной двери.
– Больше не хочу.
,– Почему? Он улыбнулся.
– А зачем? Меня и так девушки любят.
– А профессиональные амбиции? – не унималась я.
– Неблагодарное это дело.
– А тебе надо, чтобы тебя обязательно благодарили?
– Наверное, всем надо. Тебе разве нет?
– Не знаю. Это просто бонус такой – признание, известность. А так-то я все делаю для себя. То, что я хочу. И что мне надо.
– Ты говорила, что тебе надо есть.
– Нет. Я говорила, что мне надо много есть – и вкусно.
На ужин был омар по-каталонски. Правду говорят, что лучшие повара – мужчины.
Я уехала очень рано.
На съемку к Андрею Малахову.
Не знаю, ради чего еще я решила бы проснуться в такую рань. Чтобы попасть на Луну. На Мальдивы. На свадьбу. Все.
Говорили об армии.
Мой оппонент – депутат Олег Савченко. Он странно смотрел на меня, когда я, не стесняясь, заявила, что да, я бы заплатила, и дала бы взятку, и подделала бы документы, и сделала бы все, что угодно, лишь бы мой сын не пошел в армию. И чтобы его не отправили в Чечню.
Потому что, конечно, очень приятно его представить на танке, или как там это называется, такого красивого, такого белозубого, как Федор Бондарчук в «9 роте». Но есть еще груз 200. А я – мать.
