Максим Малявин - Записки психиатра, или Всем галоперидолу за счет заведения
— Ой, спасибо, доктор! А то кушать очень хочется…
Фулюганка
Среди расхожих мифов, что так заботливо муссируются в народе и придают психиатрии в глазах непосвященного гражданина облик того самого чудища, что обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй, есть один касающийся недееспособности и опеки. Это целая глава в толстенном обвинительном гримуаре «карательная психиатрия». Дескать, недееспособными признают гениев, либо политически неугодных товарищей, либо надоевших стариков, которых несознательные дети мечтают лишить всего. Гениев и пламенных борцов за лучшее будущее Родины не видел, а со стариками пообщался достаточно, чтобы иметь свое твердое мнение: просто так дееспособности не лишают. И если будущее пожилых людей в руках и на совести их опекунов, то за экспертный вопрос я спокоен.
…Эта старушка-одуванчик была приведена под белы рученьки заплаканным сыном. Бабульке уже было лет восемьдесят с лишним, сыну — порядка шестидесяти. Было видно, как ему не хочется показывать ее психиатру, как он над ней трясется, буквально сдувая пылинки. С порога сын твердо заявил, что ни в больницу, ни тем более в интернат он мать не отдаст, но ему бы от нас хоть какой-нибудь документ, что не всем ее словам можно верить. В ходе беседы выяснилось, что бабушка уже в течение нескольких лет не узнает родных, не ориентируется не то что в дате-месяце-годе, а даже толком не знает, зима сейчас или лето. Насчет домашних дел можно сказать только одно: хорошо, когда она их не делает. Нескольких пожаров и потопов хватило с лихвой, но ежели бабушка надумала чего сделать: задать скотине корма, дрова порубить или печку истопить — будьте уверены, она это сделает, как бы за ней ни следили. Плевать, что скотина черт-те сколько лет назад осталась в деревне, живут они на шестом или седьмом этаже, плита электрическая, и на дрова годится разве что мебель. Если бы жажду деятельности можно было измерять, эта бабулька стала бы эталоном. Этаким иридиево-платиновым.
Ходить с ней получать пенсию в Сбербанке — то еще развлечение. Недавно посреди зала она снова забыла, что перед ней родной сын, выхватила у него из рук деньги, которые только что ему отдала, да как заверещит на весь зал! И ладно бы что-нибудь нейтральное, семейно-бытовое или, на худой конец, матерно-частушечное — так ведь нет, дернула нелегкая квалифицировать действия сына именно так: «Это ограбление!» Неудивительно, что все клиенты Сбербанка попадали на пол — люди грамотные, боевики смотрели. Хорошо, работники оказались на высоте, разобрались, что к чему, и не стали вызывать опергруппу. Мужику, правда, хватило напутствий от благодарно-облегченных клиентов.
Много проблем и от общения старушки с соседками. Она выходит во двор и начинает стращать местных бабушек леденящими кровь историями, как неблагодарные дети все ее деньги воруют и тайком пропивают, все фамильные драгоценности в ломбард снесли, а ее кормят супчиком из любимой кошки Мурки и котлетами из не менее любимого пса Шарика, кулинары-экстремалы разэтакие! Вот и ходят к ним на квартиру делегация за делегацией — от мэрии до домового комитета. Скоро дойдет до пикетов общества любителей домашних животных. А последний месяц этот божий одуванчик и вовсе повадился тусоваться около местного торгового центра, просить милостыню и горько жаловаться на детей, которые выгнали ее из дома. Сын, чуть не плача, рассказывал, какой это стыд — каждый раз ее разыскивать и уговаривать поехать домой. Особенно когда она его не узнает.
Бабулька внимательно слушала нашу беседу, кивала, а под конец повернулась ко мне и доверительно так затараторила:
— Вот и я говорю, сынок, фулюганы одни кругом! Аферисты одни, прости господи! И как жить? Они, тунеядцы, деньги у меня воруют, меня объедают — чай, не на хлебе с водичкой ряху такую отъел! Ну никакого спокоя, ни днем, ни ночью. Так что ты, сынок, давай, оформляй вот энтого да кралю егойную в пансионат, а то ведь никакой личной жизни, даже мужичонку завалящего в дом не привести!
Лицо психдиспансера
Есть у косметических компаний и глянцевых журналов такой ход — выбирать известную модель или актрису в качестве «лица». Ярко, запоминается и создает нужные ассоциации. Если нашему психдиспансеру позарез понадобится кандидат на подобную роль, то есть мнение, и не только мое: это Саша.
Саша — давний и всеми любимый больной. Органика со слабоумием, эпизодические эпиприступы.[35] При этом — безобиднейший человек, который почти все свободное время проводит на территории дурдома, причем по доброй воле: тусуется похлеще Тимати, общается с другими больными, стреляет деньги у пришедших на водительскую комиссию, чтобы купить в буфете сигарет или чайку. Впрочем, зная Сашу как родного, чай ему наливают и так, Христа ради. Внешне — классический юродивый с паперти, вплоть до косоглазия и неполного набора зубов, а также жутко невнятной дикции, почти без согласных. Мы даже интересовались, не калымит ли он около какой-нибудь церкви, на что Санек разразился длинным плаксивым монологом из гласных букв, с явным преобладанием нецензурных их сочетаний, из коего следовало, что на любой паперти существует жесткая конкуренция, царит голимый протекционизм, да еще и крыше надо отстегивать. Кому конкретно отстегивать, мы так и не поняли и долгое время перебирали варианты, но Саня никого не сдал.
Одевается Саша соответственно ситуации и поставленной цели. Если пришел тусоваться — одет неброско и относительно аккуратно. Если пришел проситься в отделение — почти наверняка наденет телогрейку с надписью хлоркой на спине «шуба лисья», драный малахай и трофейные валенки времен бегства Наполеона из России. А один раз он сразил нас на месте. Уже подходя к крылечку родного дурдома, мы обнаружили Саню вальяжно восседающим на лавочке в ослепительно белой рубашке, черных брюках с отутюженными стрелочками — муха, пролетая, крылышки порежет — и в черных солнцезащитных очках а-ля «Men in black», хотя куда им! Наш Саша такой охотник за глюками и бредовыми фабулами на тропе войны с атомным мегатомагавком, что Уилл Смит роняет скупую мужскую слезу и лезет в карман за антидепрессантом! Слегка обалдев, мы приблизились и спросили суперагента, чего это он сегодня такой красивый.
— Кто куда, а я по бабам, — гордо заявил тот.
— Везет некоторым… А мы вот на работу, — вздохнули мы с женой, поднимаясь на крыльцо.
Как-то раз мы с Сашей разыгрывали психотерапевтический спектакль. Пришел ко мне несознательный гражданин, который был пролечен от алкоголизма и клялся-божился, что уж теперь-то точно в течение года — ни грамму. Опять же, и срок блокады был годичный. Так нет же, через восемь месяцев выпил и приехал с претензией: а почему это Высоцкий выпил и умер, а мне всего лишь нездоровится? Срочно требовались реабилитационно-воспитательные мероприятия с элементами показательной порки. На счастье, Саша тусовался в диспансере. Снабдив его запасом сигарет и сладостей, я объяснил ему, что надо делать. Через пять минут моей беседы с несознательным товарищем дверь в кабинет приоткрылась, и в прогале нарисовалась жалобная физиономия.
