Анатолий Приставкин - Солдат и мальчик
Женщина застрочила на машинке, быстро вращая ручку. Васька перестал дрыгаться, уставился на Веру Ивановну, удивляясь, как ловко у нее получается. Он умел зашивать при помощи иголки, даже гвоздя, но такой работы он не видел. Вообще-то, если бы спереть такую машинку, он бы тоже научился. Хорошая игрушка, надо запомнить.
– А вы, Андрей… Вы кем доводитесь мальчику? – Вера Ивановна спросила, откусывая нитку и взглядывая на солдата так исподлобья. – Я сразу увидела, что вы похожи.
– Мы? – повторил мальчик. – Мы? Похожи? Он подскочил на постели, расплылся от радости. Счастливыми глазами посмотрел на солдата. И тот, взглянувна Ваську, подтвердил:
– Ясное дело… Не чужие.
Ксана притащила йод, улыбающийся Васька не успел и пикнуть, испятнала его лицо, руки, шею, даже волосы. Васька пытался заорать, но Ксана сказала:
– Все! Все! Еще здесь, и все. И здесь… И здесь… Стерпел Васька, а о Вере Ивановне подумал, что вовсе она не плохая, если заметила их сходство.
Вера Ивановна кончила шить, бросила одежду на кровать со словами:
– Держи, крепче новой! Солдату она сказала:
– Мне надо с вами потолковать. Ася, посмотри за супом…
– Что ж, – согласился он.
– Пойдемте во двор. Только осторожнее, не стукнитесь головой!
Они встали у крылечка, Вера Ивановна в упор посмотрела на солдата. И он теперь увидел, что у нее большие темные глаза, в сумерках которых затаилась усталая грусть, а в волосах много седины.
– Кажется, я догадываюсь, по Аськиным рассказам, – начала она смущенно. – Догадываюсь, что у вас неприячности. Но разговор не о вас, о мальчике. Если есть возможность, купите ему одежду. Эта кончилась.. И потом… У него вши. Понимаете, целые гнезда вшей. Я пыталась их давить, смотрю, еще, еще… В каждой складке… Я могу постирать все, но лучше бы сжечь. Вши могут быть и тифозные…
Андрей расстроенно молчал.
Женщина по-своему расценила его молчание, добавила, оправдываясь:
– Не подумайте, что мы уж такие… привереды. Мы, правда, до войны хорошо сперва жили. Муж был кадровый военный, крупный командир. Мы ничего о нем не знаем. А я не работала, но я умела хорошо шить, это нас и кормит. Сейчас мы в долгах… Всем трудно, я понимаю. Но когда в нужде дети, ужасно. К этому привыкнуть нельзя.
– А что нужно? – спросил солдат.
– Да что покрепче, – отвечала Вера Ивановна. – Вот, вроде вашей шинельной… Только потоньше. Чтобы игла взяла.
Андрей машинально потрогал на себе шинель.
– Если это… продать?
– А сами как будете?
– Сам-то обойдусь, – увереннее сказал он. – Цыган шубу давно продал! А я вроде цыгана… Нет, серьезно. Вот только я торговать не умею.
Вера Ивановна оценивающе оглядела шинель, но исподволь смотрела на солдата.
– Сейчас идут все на рынок, – произнесла она.
– Мне туда нельзя.
– А может… им?
Она не назвала Акулиху, но кивнула в сторону дома.
– Спекулянтам?
– Связываться с ними гадко, – сказала со вздохом Вера Ивановна. – Отвратительное порождение войны. Но что делать-то? Мы с вами сами ничего не можем… Знаете, слышала недавно анекдот, что решили с блатом покончигь. Похоронить его, и все. Положили в гроб, крышкой накрыли, да гвоздей не оказалось. Где взять гвоздей? Советуют: по блату можно достать. Выпустили блат, а он и был таков…
Вера Ивановна предложила:
– Давайте вашу шинель.
Ушла и долго не возвращалась. Солдат обошел трижды вокруг дома, начал беспокоиться, когда увидел ее, бегущую вприпрыжку. Издалека показала в кулаке деньги, крикнула весело:
– Ну, баба стерва! Акула зубатая! Нюхом почувствовала, что дело поживой пахнет. Уперлась, уж я слезу перед ней пустила. Мол, мужнина память, единственная…
Засмеялась облегченно.
Андрей смотрел на нее, на губы, нервные, подвижные, на смуглое точеное лицо, на глаза, глубокие, сумеречные, и впервые почувствовал, что хотел бы ее сильно поцеловать.
Но, прежде чем он сам понял свое желание, она угадала и пригасила себя. Сделалась вежливо ровной.
Солдат принял деньги, с укором произнес:
– Коли взялись, помогали бы и дальше, – но укорял ее не за это, оба понимали. – Я ведь уезжаю…
– На передовую? – спросила она тихо.
– Да.
– Когда? Сегодня? Завтра? Впрочем, что я спрашиваю. Этого никто не знает. Мы так и жили всегда в неизвестности, когда куда мужа пошлют… Аська моя на перепутье родилась. В общем… – Она помедлила, глядя на него наклонив голову и как бы снизу, такой она была еще красивее, как девочка неопытная на свидании. – Если не уедете, милости прошу, как у нас говорят. Милости прошу к нашему шалашу.
Она рывком взяла деньги, спрятала, отвернувшись, в лифчик. Потом открыто, с вызовом, посмотрела ему в глаза.
Вернулись в комнату, стали есть обещанный суп с селедкой.
Вдобавок к нему Вера Ивановна принесла кислой бражки. Налила всем – солдату, Ксане немного, а Ваське дала целый стакан.
– Это как квас… Не страшно.
Васька выпил, стал веселым. Подумалось: Хоть она и мама, а ничего, приятная женщина".
Развязался у Васьки язык от бражки. Стал он рассказывать, как в детдоме пайки делят. Откусят, положат на весы. Многовато. Еще откусят. Останется крошечка какая-то. Развесчик чихнет, она и улетит.
Изобразил Васька в лицах, все рассмеялись. Ксана так и заливалась, солдат восхищенно качал головой: «Ну и Васька, артист!» Он совсем разошелся, спел «Халяву».
Женился, помню, я на той неделе в пятницу,
Она из всех девчат фартовая была,
Я полюбил ее. Халяву косолапую,
Но для меня она фартовая была…
Возвышенно пел, проникновенно Васька, думал, что это грустная песня. Но все опять начали смеяться. Только Ксанина мама с мягкой улыбкой произнесла:
– Вася, скажи, а ты сказки любишь?
– Конечно, – отвечал он.
– Вот мы с Аськой по вечерам сказки рассказываем… Про Ивана Царевича, про Василису… – Я про мужика знаю, – сказал Васька.
– Ну, расскажи.
– Про мужика? – спросил Васька. – Жил мужик и ловил рыбу. Приходит однажды на речку, смотрит – журавель попался в сети. Ногой зацепился, а выбраться не может. Пожалел мужик и освободил журавля. А журавль и говорит ему человеческим языком: «Пойдем ко мне домой, я тебе подарок хороший дам». Пришли они к журавлиной избе, и вынес ему журавль скатерть-самобранку…
– Вот такую сказку я люблю, – кивнула Вера Ивановна.
– Захотелось по дороге старику есть, он и говорит:
«Напои-накорми, скатерочка!» Только сказал – и на скатерти все появилось: картошка, капуста, чего еще… Суп из селедки тоже появился. Даже свиная тушенка в банках. И целый бухарик хлеба!..
– Сюда бы эту скатерочку, – воскликнула Ксана.
Васька продолжал:
– Зашел мужик к богатею переночевать, а тот ночью и заменил скатерть. Ему мужик-то проговорился. Приходит домой и говорит старухе: мол, не надо, старуха, теперь в очередь в магазине стоять и в колхозе работать. Все у нас будет. Развернул скатерть, а она и не действует. Обманул, видно, журавль, подумал мужик и вернулся к нему. Так и так, плохую ты скатерть дал, не включается она…
