Антон Понизовский - Обращение в слух
Пришла, поговорили, и это всё сухо так, сухо… Я говорю: «Ладно, вот я тебе принесла — вот кефир», то и сё, вытаскиваю из сумки отдаю. Ребёнок с детского сада, просит: «Пап, дай мне ряженочки, дай сметанки».
А он говорит: «Мама мне принесла».
Если б я принесла одну банку. Если б я принесла две банки. Я ему принесла шесть! Он эти все баночки положил в карман и ушёл.
Мой ребёнок кричал, орал: «Папа, дай сметанки!» Он не дёрнулся, не обернулся и не дал ни единой баночки. А? Факт — отличный.
Так. Дальше.
Я к нему ещё пришла несколько раз — я его не застала в больнице. Я поняла, что он где-то гуляет. Но в больнице же мужики солидарны — не скажут. Ну, как и женщины. Но мужчины, я поняла, хуже женщин в некоторых случаях. Ну не будем сейчас.
Вышел он из больницы. Ещё живём.
А в то время он у меня хорошо играл на гитаре. Выступал в ансамбле. И он, значит, мне говорит: «Ты знаешь, я там нашёл одного друга, мне надо туда сходить настроить гитару, то-пятое-десятое».
«Ну, иди».
Пошёл — вернулся хороший.
Ну, хорошо…
Проходит ещё три-четыре дня. «Я сегодня пойду снова, мы будем записывать что-то…»
«Иди».
Снова пришёл такой.
Хорошо…
А после этого оказалось, что он в дружине: «У нас на работе дружина образовалась, и мы пойдём дежурить по городу».
Я: «Очень хорошо…»
Ну и всё в таком духе.
А ещё когда мы у свекрови жили, у меня была такая для мыла мыльница. Я все денежки складывала туда в мыльницу. И когда я за денюжками полезла — что-то меня цапануло: денежек не хватает!.. Я взяла, на коробочке сбоку карандашом написала, какая сумма.
Второй раз полезла — там нет сто рублей! А в то время сто рублей — это было просто сумасшедшие деньги.
Потом он мне говорит: «Дай мне деньги».
Я ему говорю: «Ты мне скажи, пожалуйста, вот там в коробочке — ты денег сколько взял?»
«Я ничего не брал».
Я говорю: «Как это так не брал? Там сто рублей нету!»
«Да это ты обсчиталася».
Я говорю: «Пойдём». Я его подвожу, вытаскиваю коробочку — а там сбоку написано число и капюры. Я говорю: «Вот, видел?!»
«Ну, я не знаю, куда девалися».
Я: «Где деньги?»
Он: «Я не помню».
Я говорю: «Хорошо… Бог тебе судья».
Теперь рассказывать буду ужасную вещь.
Значит, он стал делать так. Приходит пятница — он мне говорит: «Я ребёнка заберу с собой. Мы уедем к бабушке, чтоб тебе не мешать. Потому что тебе постирать, приготовить, убраться, дров нарубить, печку натопить… — Он меня освобождает от ребёнка, понимаете? чтобы вроде мне легче было. — …А я приеду в субботу».
Ну, первое время — приехал в субботу, действительно.
А в один прекрасный день уехал в пятницу, и в субботу нет, и в воскресенье нет. А чтобы ребёнка в детский сад — ему же надо одежду? Я постирала, всё приготовила… Поезд оттуда приходит в семь вечера, а обратно шёл в полдевятого. Семь, семь пятнадцать, семь тридцать, восемь — их нет. Я думаю: ну, сейчас я проверю, чем он занимается и где ребёнок. Я в полдевятого сажуся в первый вагон — а там всего одну остановку. Просто речку переезжаешь — и остановка.
Я выхожу из первого вагона… А вагоны вот так полукругом — и у меня голова поворачивается, и я вижу: он выходит с последнего вагона!
Меня не видит.
Иду бегом. У свекрови свет не горит. Я свекрови в дверь: тук-тук-тук! Она спит.
Я говорю: «А где Генка?»
Она: «Ой, да я не знаю…»
Я говорю: «Как это так? вы мать, он забрал к вам ребёнка — не знаете? А ребёнок где, Слава?»
Она: «Да он с Ольгой» (это значит, с золовкой, с его сестрой).
Золовка рядом жила. Захожу к ней — ребёнок мой ползает. Ну, в нормальном состоянии, накормлен, всё. Я говорю: «Генка где?»
Она: «М-м-м, м-м-м…»
Я говорю: «Как это так! Где Генка есть?! Он забрал ребёнка, что „я тебя освобождаю от всех забот“, чтобы мне было „легче“… Ребёнка не привёз, сам где находится? Время — девять часов вечера, ноябрь месяц!»
«Ну, я не знаю…»
Я говорю: «Хорошо. Собирай ребёнка!»
А чтобы оттудова мне уйти — уже поезда никакого нету, — мне нужно идти пешком час. Ноябрь месяц. Я ребёнка побыстрей одеваю, как смогла — одни штанишки не успела одеть, я говорю: ничего, на ходу… И от дома где-то прошла с полкилометра. Шла как? Быстрей-быстрей.
А чтобы перейти речку — обязательно через мост. А когда поезд идёт, то нужно стоять ждать, пока поезд пройдёт, а потом уже идти. И перед тем, чтобы мне заходить на мост — идёт поезд. Я стою — и из-за угла, из леса он выскакивает. Он домой пришёл — меня нету. Ему сказали, что я взяла… значит, я пошла пешком… и он меня догнал!
Он у меня ребёнка выхватывает и берёт меня прикладывает на железную дорогу… (плачет) На рельсы кладёт!.. к поезду… ребёнок… Ребёнок помнит всё до сих пор… Наливайте водички, да…
(пьёт)
Ну что? я женщина, как говорится… Что я могла против мужика устоять… или удержать… Конечно, он у меня ребёнка отор… отобрал. И ушёл. Как говорится, жизнь дороже… Ребёнок тоже… Но здесь было выбирать — или жизнь, или как хочешь… Конечно, он забрал ребёнка обратно — а я своей дорогой. Пошла с крокодильими слезами.
Вот не знаю, я сколько раз говорю: если был бы какой-нибудь журналист — и описать о моей жизни, моей судьбе — это просто мрак! Я так и называю: не жизнь, а мрак. Никто не поверит, что может быть такое. Что человек выдерживает такие испытания…
Значит, это всё было в ноябре месяце.
Потом мы снова ругалися, и никакого он, как говорится, отношения не поддерживал.
Двадцать второго декабря… какой день недели был, я не помню сейчас, но двадцать второе декабря — это точно. Он пришёл с работы, заходит в этот сарай, где мы жили, и говорит: «Собери мои вещи».
Я говорю: «Тебе надо — ты и собирай. Пожалуйста, полки свободны, все твои вещи лежат».
Я пошла, позвала хозяйку, чтобы было всё при свидетелях.
Она пришла, говорит: «Ген, ну как же тебе не стыдно! Ты посмотри, какая она у тебя хозяйка: что поесть приготовить, что постирать, что убраться… Уголь сама выписывала — привезла, дрова сама выписала — привезла… Ты дрова не таскал, она сама всё на свете перетаскала… Разве тебе не стыдно? Ты такую хозяйку не найдёшь. Подумай, подумай…»
Ну, он собрал вещи, она думала, что всё — а он ждал, когда она уйдёт, чтоб забрать деньги. Денюжки-то в коробочке лежат же! Там было четыреста десять рублей. Это большие деньги.
Хозяйка ушла, он: «А деньги?»
Я говорю: «Дели пополам».
А он говорит мне: «Ещё-ё не хвата-ало!»
