Марчин Вроньский - Нецензурное убийство
Мачеевский водил фонариком вслед за лучом профессора. В конце концов обреченно опустил его. Внезапно на земле что-то блеснуло. Зыга наклонился и поднял платком серебряную монету.
— Шустак Вазы[59], — махнул рукой Ахеец. — Хлам, хоть и в хорошем состоянии. Коллекционер заплатил бы какие-то пятьдесят, максимум сто злотых, если был бы на этом завернут.
Зыга покрутил монету в руках, прикидывая, не положить ли в карман. Благоразумие победило, и он швырнул ее под ноги.
— Если уж мы вместе сошли в ад… — усмехнулся Мачеевский, — то у меня к вам предложение, профессор. Показания дать вы должны в любом случае, без этого не обойдется. Однако не пугайтесь, не все, что было произнесено между нами, должно остаться и на бумаге. По крайней мере не в этой ситуации…
* * *Старший сержант Вилчек жил на Конпеловой. Летом это было вполне уютное место, после работы он мог искупаться в Быстрице или в близлежащем озере. Зато осенью — хоть беги от тоски: делать нечего, только маленькая второсортная забегаловка на Пшемысловой. Однако она не входила в список увеселительных заведений, которые могли в частном порядке посещать полицейские. Ну и «Христианская корчма», существенно дальше, на Бернардинской площади; туда ходить разрешалось, только зачем?
Вернувшись со службы, Вилчек, как каждый день, переоделся в старую одежду, принес жене уголь из подвала, загнал двух сорванцов готовить уроки, после ужина поиграл со старшим сыном в шахматы, и так шло до позднего вечера. Он закурил последнюю папиросу и тихонько включил радио. В конце концов лег спать.
Был, наверное, уже третий час ночи, когда его домочадцев разбудил громкий стук в дверь.
— Что за холера, Вуйчик, что ли, опять дверью ошибся, или еще что? — пробормотал разбуженный Вилчек и поплелся в прихожую.
На пороге стоял его начальник Мачеевский.
— Прокатишься во Львов, — сказал он безо всяких преамбул. — Полиция угощает.
— А почему во Львов, пан комиссар?
— Потому что до Парижа, Вилчек, билеты кончились.
Агент удивился, что младший комиссар швыряется служебными фондами. Всего несколько дней назад он чехвостил Гжевича за пользование пролеткой!
Внезапно они услышали, как скрипнула дверь спальни. Из нее выглянула жена Вилчека в бигуди, и неприветливым взглядом окинула Зыгу.
— Добрый вечер, пани. — Мачеевский приподнял шляпу. — Извините, что разбудил вас.
— Аля, это пан комиссар Мачеевский, — представил ночного гостя Вилчек.
— Пан комиссар? — удивилась женщина. Прикрыла рукой бигуди. — Что-то случилось?
— Ничего особенного, — успокоил ее Зыга. — Но ваш муж должен срочно отправиться в служебную командировку по неотложному делу. Посоветуйтесь друг с другом, не нужно ли чего-нибудь купить во Львове. Я жду в машине.
Меньше чем через четверть часа Вилчек сбегал со второго этажа с маленьким чемоданчиком в одной руке и списком покупок в другой. Под мышкой давила поспешно пристегнутая кобура с револьвером. Задержался на минуту, чтобы ослабить ремни. Увидел стоящее у ворот такси.
Машина рванула с места, не успел еще Вилчек захлопнуть дверцу. Он с трудом втиснулся на задние сиденье, на котором, сдавленные, как сельди в бочке, сидели Зельный, какой-то бородатый тип в очках, Фалневич — ну и теперь еще он.
— Это пан профессор Ахеец. — Мачеевский перегнулся через спинку переднего кресла и указал на бородача. — Вилчек, сопроводите пана профессора до Львова и будете следить, чтобы у него волос с головы не упал, ясно?
— Так точно.
— Сегодня он чуть было не стал «убитым паном профессором». Только что дал показания в комиссариате. Это важный свидетель, понимаешь? Никто не знает, куда мы едем, но береженого… Сами понимаете, Вилчек.
— Так точно, а…
— Больше вам ничего знать не следует, — перебил его младший комиссар. — Избегать толпы, ни на шаг не отходить от профессора, оружие под рукой. Как у вас с боеприпасами?
— Полный барабан и десять запасных.
— Должно хватить, но вот вам еще десять. — Зыга потянулся в карман и протянул агенту горсть патронов.
Автомобиль тем временем переехал через мост и повернул на улицу Фоксаль.
— А здесь, Вилчек, — младший комиссар сунул сыщику несколько банкнот, — у вас сто… двести злотых на всякий случай. Расписываться в получении не требуется, только рот на замок, ясно?
— Так точно, пан комиссар, — подтвердил агент, сжимая в руках почти месячный оклад, причем со служебной прибавкой.
Пан Флорчак затормозил перед вокзалом. Фалневич остался в машине, остальные вбежали по лестнице в здание. Поезд Варшава — Рава Руска — Львов уже пыхтел на первом пути.
— Нет времени, билет купите у кондуктора. — Зыга дал Вилчеку еще одну банкноту.
Он огляделся. Вокзал жил, хотя почти весь город уже спал. В запотевшем окне теплого зала ожидания младший комиссар заметил спящую бабу, к которой украдкой придвигался какой-то подросток. Однако тут же отскочил, притворившись, что просто задремал, когда на лавку рядом сели два разговаривающих о чем-то солдата. Баба тоже открыла глаза. Недовольно скривилась, что ей помешали спать, даже и не догадываясь при этом, что обязана им нетронутым узелком с деньгами.
На перроне людей почти не было. В незаполненную еще электричку до Хелма садилась какая-то пожилая супружеская пара. Укутанный паром из локомотива железнодорожный рабочий простукивал молотком колеса пульмановского вагона скорого поезда на Львов. Какой-то усталый машинист в расстегнутой шинели медленно шагал к залу ожидания.
— Помните о телефоне. — Мачеевский подал Ахейцу руку.
— Gentlemen’s agreement[60], — кивнул профессор. — До свидания.
Зыга и Зельный подождали, пока не раздался свисток начальника станции и не прозвучало объявление кондуктора: «Прошу зайти в вагон! Закрыть двери!» Колеса паровоза несколько раз прокрутились на месте и с усилием рванули состав. Заскрежетали колодки, поезд тронулся, оставив на перроне редеющее облако дыма и пара.
— О каких бабках шла речь? — спросил Зельный и тут же предупредительно оговорился: — Если, конечно, можно поинтересоваться, пан начальник …
— Я предпочел не спрашивать, вероятно, сто, может, двести тысяч…
— На всех? — удивился агент.
— Нет, какое там! Для профессора.
— Двести тысяч, пан начальник! — тоскливо вздохнул Зельный. — Если б что, говорю сразу, я бы взял.
— Помечтать можно! Но о том, что слышал, язык держать за зубами, понял?
— Зуб даю, пан начальник! — Зельный состроил оскорбленную мину.
Зыга засмеялся, вспоминая разговор с Закшевским в камере и то, что тогда подумал о своем лучшем сыщике.
— Пошли! — двинулся Мачеевский. — Пан Флорчак ждет.
— Еще одно, пан начальник, — задержал его агент. — А скажите, когда вы выбили из комендатуры фонды для Вилчека? И каким чудом?!
— Как это каким? — усмехнулся младший комиссар. — Ахеец дал. Только зачем Вилчеку об этом знать?
Пятница, 14 ноября 1930 года
О шоферском мастерстве пана Флорчака по городу ходили легенды. Права на вождение автомобиля он получил одним из первых в Люблине. Сначала у него была всего лишь категория II B, и ему разрешалось ездить только на стареньком «Форде Т», но довольно скоро права расширили и на другие виды транспорта: от мотоцикла и до автобуса. Говорят, что пан Флорчак без особого успеха участвовал в каком-то пробеге во Львове, однако главной причиной его славы служила репутация надежнейшего таксиста, которому ни разу не случалось опаздывать на вокзал, а также строгого инструктора и экзаменатора по вождению.
Когда курсант приступал к экзамену на профессионального шофера, пан Флорчак, едва усевшись рядом с водителем на переднее сиденье, наливал рюмочку коньяка и ставил ее на пол у рычага ручного тормоза. Кандидат изумленно наблюдал за его действиями, он же спокойно заклинивал рюмку рейками, чтобы не сдвигалась во время езды. Потом велел ехать от Чехувки до Броновиц — то по асфальту, то по булыжной мостовой Старого Города, то по немощеным улицам предместий. Коньяк тем временем подпрыгивал к самому краю рюмки, легко стекал маслянистыми струйками на дно и снова колыхался. Если у экзаменуемого все шло хорошо, пан Флорчак в конце концов говорил: «А теперь — быстро на вокзал!» И когда автомобиль уже останавливался перед станцией, поднимал рюмочку и проверял рукой, сухой или нет пол машины. Если кандидат в профессиональные шоферы, несмотря на быструю езду и паршивые дороги, не пролил ни капли, пан Флорчак вручал ему рюмку со словами: «Ваше здоровье, поздравляю со сдачей экзамена!» Если же нет, поморщившись, выливал остатки коньяка за окно.
Пана Флорчака терзало одно: если кто-нибудь из знаменитых мастеров спортивной езды, по примеру более крупных городов, откроет в Люблине свою автошколу, то наверняка отберет у него учеников. Чтобы заранее застраховать себя от ущерба, он заключил неформальное соглашение с полицией, надежнее, чем страховочный полис во Всеобщем взаимном страховании. Поскольку машин в комиссариатах недоставало, да и большинство водителей-полицейских не могли с ним равняться, он возил ментов на своем «фиате». Взамен же его никогда не штрафовали и по мере возможности направляли ему клиентов.
