Ирина Ульянина - Все девушки — невесты
— Не понимаю, к чему подобная спешка? — опять засомневалась мама.
— Софья Николаевна, вам не угодишь, — помрачнел Стас.
— Вот вырастишь дочь, я на тебя посмотрю… — Она закусила губу, устремив глаза вверх.
— Мам, но я сама хочу как можно скорее выйти за него замуж, — призналась я.
Благодаря Паперному нам все-таки удалось прийти к общему знаменателю: решили, что мы оформим брак сразу после моего вызволения из больницы. И родители Стаса сами приедут на свадьбу, потому что мне нескольких перелетов не выдержать. А потом мы улетим на Кипр… Yes! Мой сон сбылся!
…Мы со Светиком и не заметили, как нам вкололи инъекции, — лежали и не охали. В сквере, окружавшем больницу, зажглись фонари, а свет в палате мы включать не стали. Лежали в полумраке и вздыхали. Не выдержав, я схватила мобильник и позвонила Петренко:
— Окса, киса, ты знаешь… Кажется, я замуж выхожу!
— Тоже мне новость! — сбила мой пафос лучшая подружка. — Я давно готова к выполнению почетной миссии свидетельницы. Платье себе клевое присмотрела — с получки куплю.
— Нас с Эдиком, надеюсь, на свадьбу позовете? — поинтересовалась Пономарева.
— А куда вас девать — друзей по несчастью?! И по счастью — тоже.
— Ой, Ритка, мне так стыдно, что мы вчера своих мужиков грязью поливали… они такие хорошие, прямо зайчики, — раскаялась Света.
— Что поделаешь? Попали на язык… Во-первых, телефон — не только гениальное изобретение человечества, но и великий путаник. Во-вторых, мы, девушки, склонны к крайностям — либо расхваливаем своих парней сверх всякой меры, либо так же ругаем… Хвалить не будем, ладно? А то еще сглазим…
— Естественно, не будем!.. Слушай, Ритка, в общем, даже неплохо, что мы с тобой попали в больницу, да ведь? Знаешь, я здесь многое поняла, переосмыслила…
— Не говори… Вроде внешних событий мало, а внутренне меняешься колоссально…
На тумбочке стояли васильки и ромашки. На подоконнике — шикарный букет Паперного. Вместо обычной духоты в нашей палате пахло розами, и от этого казалось, что воздух перенасыщен любовью.
Так начался последний летний месяц.
Глава 9
Софья. Сублимация
Мы вышли из больницы, и я поняла, что меня совсем не тянет домой, зато тянет к Вадиму. Наверное, он испытывал подобное, потому что не торопился попрощаться, сесть в машину и уехать. На крыльце сказал мне:
— Ты изменилась.
— Тебе кажется. Мы просто давно не виделись.
— Нет, Сонечкина. Ты и в самом деле похорошела. А я очень скучал!..
— Ох, Вадик, сегодня ты целый вечер балуешь меня комплиментами! Смотри, зазнаюсь. — Я вынула сигареты. От волнения всегда курить тянет сильнее. Затянулась и посмотрела на него. — Хотя… Считай, твоя наука мне впрок пошла.
— Какая наука?
— Ну, помнишь, ты утверждал, что успешность в бизнесе — основной критерий женской привлекательности?.. Или что-то в этом роде… Вот я и сконцентрировалась на успешности. В этом месяце впервые в жизни работала не в перерывах между жарением котлет, рынком, стиркой и уборкой, а вместо обслуживания семьи. И почувствовала разницу!
— Я такое говорил? — Да.
— Этого не может быть!.. Я был ослом… Слушай, Сонечка, поехали куда-нибудь? Мы давно не ужинали вместе, ты не находишь?
— Да, давно… Поехали! — Я метко вышвырнула окурок — попала точно в урну.
У Паперного сменился водитель. Новый был не столь могучим, как Геннадий, и более взрослым — лет около сорока, если не больше. Он прохаживался возле безупречно чистого BMW, протирая тряпочкой те места на капоте, которые ему казались грязными. При виде хозяина вытянулся в струнку. Услужливый…
Проявил услужливость и Вадик, распахнув передо мной заднюю дверцу. А сам сел вперед.
— Добрый вечер, — поздоровалась я с шофером.
Бросив на меня короткий, недоуменный взгляд в зеркальце над ветровым стеклом, он невразумительно буркнул: добрый! Вероятно, не привык, чтобы его замечали… неизвестные тетки, которые неведомо кем приходятся боссу.
Вадик обернулся:
— Девушка, какую кухню вы предпочитаете? Тут неподалеку есть ресторанчик «Райский сад» — с европейской и «Белое солнце» — с восточной. Там готовят недурственный узбекский плов. Как ты относишься к плову?
— Не знаю. Я не гурман. Мой девиз, как у Майи Плисецкой: не жрать!.. Да и другая знаменитая актриса, помнится, предостерегала: полюбишь жратву — погибнешь!..
Генеральный директор компании «Контур» расхохотался. Сказал, что со мной не соскучишься, и продолжил искушение лучшими ресторанами сибирской столицы. Это называется: против лома нет приема… Он так и сыпал рекомендациями знатока: в «Калипсо» — греческая и средиземноморская кухня, в «Старом Тбилиси» — соответственно грузинская. В «Иероглифе» — китайская. А в «Золотом галеоне» кухня никакая, зато место симпатичное — баржа на набережной.
Я выбрала набережную. Сто лет не любовалась закатом над Обью! В последний раз видела его как раз накануне знакомства с Вадиком… Сколько воды утекло… в прямом смысле, ведь реки не поворачивают вспять. И течение жизни также невозможно повернуть назад… Когда мы познакомились, Вадим Георгиевич закатывал мне пикники и ужины в собственном имении — может, потому в ту пору он не представлялся мне настолько несокрушимо женатым. А я еще не была разведенной женщиной… Девушкой на выданье, как изволил пошутить Паперный…
С закатом ничего не получилось — солнце успело скрыться до нашего прибытия. Но сумерки еще не загустели — воздух был полупрозрачным, дымчато-голубым, как топаз или сапфир, и от него почему-то тянуло горечью осенних костров, чадящих палой листвой. Или мне это просто почудилось?
— Давай постоим над водой? — предложила Вадиму. — Я мало бываю на свежем воздухе и, к сожалению, по-прежнему много курю.
Он согласно кивнул своей светлой головой. Мы остановились возле перил ограждения, и я с любопытством юнната огляделась. Перед баржей-рестораном раскинулось летнее кафе — резкий прохладный ветер трепал пластиковый шатер с символикой пива «Красный Восток», подвергал испытанию на прочность и без того немногочисленных посетителей. Мало приятного — пить холодное пиво на холодном продувном ветру… Лето, начавшееся с оглушительного зноя, к середине июля опомнилось, решило, что погорячилось, и пролило за несколько дней месячную норму слез. Совсем как я…
— Зябко, ты не находишь, Софья? Может, зайдем внутрь или, позволь, я накину на тебя свой пиджак?
— Нет, пойдем. — Я не желала заново привыкать к его опеке. Привыкнуть легко, а отвыкать — слишком тяжко, все равно что коросту с незажившей ранки отдирать… И вообще: греться под пиджаком чужого мужа — что воровать чужое счастье. Я — не воровка.
— Отчего ты загрустила?
Что за вопрос? Не могу же я ответить правду… Сослалась на усталость.
— Ничего, дорогая моя, сейчас выпьем вина, и все пройдет.
Ресторан, декорированный под старинное пиратское судно, оказался довольно просторным и практически пустым. Пространство было зонировано на две палубы — большую и малую, верхнюю, куда мы и поднялись. Официант, полноватый парень с нечистой, прыщавой кожей, одетый в тельняшку, подал меню — тяжеленные папки, переплетенные натуральной кожей. Я не столько читала, сколько озиралась по сторонам, подмечая рыбацкие сети вместо занавесей, нарочитую грубость нешлифованной, темной от морилки мебели, весь этот эрзац старинного судна, захваченного пиратами, которых имитировала обслуга. Нет, потуги на оригинальность несравнимы с подлинной роскошью и шармом интерьеров загородного дома Паперного…
— Тебе что-нибудь приглянулось? — поинтересовался Вадим.
«Мне приглянулся ты», — беззвучно сказала я и попросила его сделать заказ на собственное усмотрение.
— Тогда, пожалуй, остановимся на рыбе. Вот, к примеру, имеется семга на гриле под названием «Нежное дыхание Норвежского моря»…
— Боже, да здешний шеф-повар большой фантазер! Прямо поэт.
— Похоже что так. Хотя вот гарниры носят куда менее вычурные названия… О! Цветная капуста с белым соусом. И к ней белое вино. Да, Сонечка?
— Да, Вадичка! — в тон ему откликнулась я. — Но мне хочется красного…
Одной рукой я подперла подбородок, другой выудила сигарету. Мой спутник, будучи воспитанным человеком, предупредительно щелкнул зажигалкой. Официант исправно метал на стол яства. На закуску тоже полагалась семга — малосольная, нарезанная так тонко, что просвечивала. У меня при виде нее слюнки потекли, и я прочла Паперному стишок Саши Черного:
— «Еда — не майский горизонт и не лобзание русалки. Но без еды и сам Бальмонт в неделю стал бы тоньше палки!»
— А без питья?
— А без питья, соответственно, умер бы от жажды.
— Нет, я хотел сказать: без вина?
— Ну, у тех, кто не пьет вина, не болит голова! И чувство вины их не мучит, не тревожит.
