Густав Барта - Венгрия за границами Венгрии
В коридоре кто-нибудь всегда аккуратно фиксировал время процедуры. Самые нетерпеливые даже прикладывали к двери ухо. Волнение нарастало, хотя ничего неожиданного не происходило, все точно знали, что творится в кабинете. И все равно, приятно было полюбопытствовать — таким образом они могли поучаствовать в процессе, наблюдая, как самый обычный человек меняет свою кровь на молоко. В ожидании строили догадки: получится ли сегодня. Иногда, непостижимым образом, нужный результат получить не удавалось. Причину разгадать не мог никто, из-за этой-то непредсказуемости и надо было все время быть начеку.
Если после пяти минут Голубин не выходил из кабинета, это наверняка означало, что он там останется, и можно было спокойно покопаться в грязном белье. Те из персонала, кто половчее, умудрялись раздобыть себе из этой груды халат или шапочку. Начиная с шестой минуты всё становилось общей добычей, даже вещи, перепачканные в крови, никого не смущали — рылись в них совершенно спокойно. Обретенную добычу забирали домой, отстирывали, кипятили, выводили пятна, пока предательские следы не исчезали.
Надевали халаты и шапочки только тогда, когда они становились чистыми до неузнаваемости. Настолько, что сама старшая медсестра не была в состоянии опознать халат, ношенный на предыдущей неделе, даже если теперь в нем щеголяла уборщица. Ради такого бесценного обмена не грех было и с головой зарыться в заветный тюк.
Парень в зеленой шапочке редко портил веселье — грех жаловаться. Чаще всего он не без удовольствия дожидался, когда все выберут себе по халату, и только потом покидал кабинет, едва заметно пошатываясь. Однако у него всегда оставались силы, чтобы взвалить на спину тюк с остатками белья и отправиться с ним на кухню, где ему выдавали положенный литр молока за двести грамм крови. С последним глотком лицо Голубина становилось совершенно белым, но ему это шло. Драгоценная теплая жидкость — целый литр — весь вечер потом циркулировала внутри, приятно пенилась, доходя аж до самых щек, заливала белизной круглое лицо. Всем казалось, что у мусорщика вообще плохих дней не бывает. А ведь иногда оставляли ему несвежее молоко. «Пей, голубок, не нюхай», — хлопала юношу по спине повариха, и тот послушно зажимал нос, прежде чем поднести ко рту полный стакан.
Голубин был донор исключительный: качество молока никак не сказывалось на составе его крови. Старшая медсестра удовлетворенно прятала в холодильник очередную двухсотграммовую бутылочку, а затем начинала свой ежедневный обход. Она охотилась за теми, чьи больные потеряли много крови. Не терпя никаких возражений, вызывала таких коллег к себе в кабинет и буравила взглядом безжалостного хищника, словно хотела высосать нужное количество крови прямо из них. Потом, безо всякого вступления, грозила: если хотите, чтобы ваши больные не умерли, сегодня же найдите пять доноров. Первые несколько минут подчиненные обычно смотрели на нее в полном замешательстве, они бы не удивились, если бы в следующее мгновение эта фурия по-вампирски вонзила бы свои зубы в яремную вену у них на шее. К счастью, прежде чем она смогла бы протянуть к ним свои пальцы с острыми ногтями, сотрудники приходили в себя, и в голову им, наконец, приходил спасительный вопрос: «сколько?» Достаточно было его произнести, чтобы смертельные вихри над головой старшей медсестры тут же улеглись. Она едва слышно, с тихой кротостью в голосе подсказывала сумму — в двух валютах, как минимум, по свежему курсу. Назвав сумму, медсестра окончательно успокаивалась, черты ее лица смягчались, кожа разглаживалась, в глазах появлялось нечто, похожее на сочувствие.
К тихому часу старшая медсестра уже была совершенно переполнена гармонией. Тот факт, что она была совсем на себя не похожа, ее вовсе не смущал. Куда приятнее было любоваться собственной кротостью. У нее оставалось лишь одно желание: чтобы и остальные увидели, какая она добрая, и поверили, что считается только время после полудня. Потому-то и бродила она по своим затихшим владениям, меряя шагами больничный коридор, но все ее попытки забыть про утро, отказаться от него были напрасны, ведь единственный, с кем она могла встретиться в эти часы, всегда служил напоминанием об утреннем ритуале. К этому часу на засаленном диванчике в приемной, куда обычно сажали посетителей, обычно успевал прикорнуть Голубин. Спасаясь от сильного сквозняка, он заворачивался в то же самое одеяло из бычьей шерсти, в которое по утрам завязывал грязные халаты. Грубая ткань источала такое зловоние, что в носу начинало щипать. Старшая медсестра зажимала ноздри и быстро поворачивала назад. Какой бы вонючей эта ветошь ни была, выбросить ее было нельзя — инвентарный номер, все дела, в конце года отчитываться. К тому же, она не могла стопроцентно определить, откуда этот смрад — только ли от одеяла, или весь коридор пропитался тошнотворным запахом. Задерживая дыхание, медсестра спешила уйти, ступая как можно тише, чтобы не нарушить сладкий сон Голубина.
Перевод: Оксана ЯкименкоПримечания
1
В России роман был опубликован в 2004 г. в переводе Юрия Гусева.
2
Канал «Дунай — Чёрное море»: судоходный канал, проходит по территории Румынии, строился с 1948 по 1987 гг., в основном заключенными трудовых лагерей. Связывает Чёрное море с судоходной частью русла Дуная.
3
Енё Рейтэ (настоящее имя Енё Рейх, 1905–1943) — венгерский писатель-фантаст, драматург, журналист, автор культовых иронических детективов.
4
Кальман Миксат (1847–1910) — выдающийся венгерский прозаик, «программный» автор, едкий сатирик и отличный рассказчик.
5
Иренео Фунес — персонаж рассказа Хорхе Луиса Борхеса «Фунес памятливый», 1942 г. После падения с лошади Фунес обретает удивительную способность навсегда запоминать то, что ему доводится почувствовать.
6
Цинакан — персонаж рассказа Борхеса «Письмена бога», 1949 г. Пожизненно заточенный в темницу жрец пытается разгадать тайный шифр Великого Бога и познать загадку вечности.
7
Чарда — венгерский постоялый двор, трактир (от персидского чартак — «привал»).
8
Хорватское название — Бранска Лесна.
9
Жозеф Надж — французский танцовщик и хореограф югославско-венгерского происхождения (родился в г. Канижа, Воеводина), представитель новейшего течения «не-танец». По мотивам поэтического сборника Толнаи «Мелодии Вильхельма» Надж поставил балет.
10
Воислав Коштуница — президент Югославии в 2000–2003 гг. и премьер-министр Сербии в 2004–2008 гг. Основатель и лидер Демократической партии Сербии.
11
Зоран Джинджич — сербский политик, мэр Белграда в 1997 году, премьер-министр Сербии в 2001–2003 гг. Убит в результате спланированного покушения.
12
Русский перевод цитируется по: Иво Андрич. Мост на Дрине. Перевод с сербскохорватского Н. Н. Соколова. М., 1956.
13
Там же С. 53.
14
Там же. С.54.
15
Там же. С. 55.
16
Там же.
17
Философский роман Сёрена Киркегора. Впервые опубликован в 1843 г.
18
Цит. по: Бертран Рассел. История западной философии. Глава XI. XII столетие. Перевод с английского В. Целищева. Издание 1946 г. Онлайн-версия: www.e-readings.ws/bookreader.php/47707/Rassel_istoriya_zapadnoii_filosofii.html.
19
См. там же.
20
Перевод Ю. П. Гусева.
21
Янош Арань (1817–1882) — выдающийся венгерский поэт.
22
«От Вардара до Триглава» — первые строки популярной в СФРЮ в 1980-е гг. песни «Югославия» на стихи белградского поэта и композитора Милутина Поповича («Захара»)
23
Американская писательница и литературовед Сьюзен Зонтаг (1933–2004) в 1990-е гг. регулярно ездила в Югославию и призывала остановить гражданскую войну. В 1993 г. в осажденном Сараеве она поставила спектакль по пьесе Беккета «В ожидании Годо».
24
Эдён Лехнер (1845–1914) — архитектор, видный представитель венгерского модерна.
25
По слухам (лат.).
26
Лайош Грендел. Тесей и черная вдова. Перевод В. Середы. М.: МИК, 2011.
