Ник Кейв - Смерть Банни Манро
Банни-младший смотрит, как капля кетчупа стекает по папиному подбородку и падает ему на галстук. Галстук этот — небесно-голубой, и на нем нарисованы мультипликационные кролики, у которых вместо глаз маленькие вышитые крестики, и они летают по галстуку на белых ватных облаках. Банни слишком сильно занят осмотром ресторана, чтобы заметить, какую грязь он развел, поэтому мальчик тянется через стол и протирает галстук влажной тряпочкой.
— Так-то лучше, — говорит он.
— Не знаю, что бы я без тебя делал, — говорит Банни и вертит головой так безумно, как будто бы она держится не на шее, а на резиночке.
— Жил бы как свинья, — говорит мальчик. Банни встает и заглядывает под стул.
— Я говорю, жил бы как старая чертова свинья, — говорит Банни-младший чуть громче. За завтраком мальчик читал энциклопедию и вместе со словами “мираж” и “призрак” отыскал там фразу “околосмертное переживание”. Он смотрит на отца и безо всякой причины вдруг говорит:
— Слушай, пап, в энциклопедии написано, что Околосмертное Переживание — это то, что испытывают люди, которые пережили клиническую смерть и вернулись к жизни. Отец резко поднимается со стула, толкает стол, раздается звон посуды, маленькая фарфоровая вазочка с одиноким цветком опрокидывается, и они оба наблюдают, будто в замедленной съемке, как вода пропитывает скатерть. Банни-младший берет цветок (искусственную розовую маргаритку) и вставляет ее в петлицу на папином пиджаке.
— Вот так, — говорит мальчик.
— Пора за работу, — объявляет Банни и со скрипом отодвигает стул. — У нас сегодня очень важное дело. Банни поднимает воротник пиджака и обхватывает себя руками.
— Это они кондиционер так сильно врубили, что ли? — говорит он, дрожа от холода.
— Наверное, — отвечает мальчик. Он берет энциклопедию и вслед за отцом выходит из ресторана отеля “Empress”.
У стойки регистрации Банни слышит, как хорошенькая австралийка с огромным рюкзаком за плечами, розовыми прядями в волосах и прозрачной пудрой на веснушках обращается к подруге:
— Келли, смотри! Она показывает на таблоид, лежащий на стойке. У Келли голубые волосы, на ней свободное марлевое платье и тибетские бусы на шее. Она заглядывает в газету и видит фотографию Рогатого Убийцы, которого держат два огромных полицейских. У убийцы голый торс, рельефные мышцы, вымазанные в красной краске, на руках — наручники, а на голове по-прежнему торчат рога из магазина шуток. Он решительно смотрит в камеру, а под фотографией — заголовок: “Попался!”
— Ого, Зандра, его наконец-то поймали! — говорит Келли.
Зандра проводит ноготком сливового цвета по контуру тела убийцы.
— А он симпатичный, — говорит она. Келли оборачивается на Банни, который подошел поближе и вытягивает шею, пытаясь рассмотреть, что там написано в газете.
— Кто? — рассеянно спрашивает она.
— Ну этот парень, дьявол, — отвечает Зандра. Келли толкает Зандру в бок.
— Господи, подруга, ты неисправима, — шепчет она и снова оборачивается на Банни.
— Если смыть всю эту краску. Снять с него рога… — говорит Зандра.
— Слушай, уймись, а? — проговаривает Келли, почти не раскрывая рта.
— Ладно, — говорит Зандра и со вздохом поправляет на спине рюкзак. — Попробую. Но вообще-то я бы не отказалась обнаружить его туфли у себя под кроватью.
— Цыц, — шипит на нее Келли.
— Ну извини, — смеется Зандра. — Я хотела сказать копыта! Келли поворачивается и смотрит на Банни.
— Извините, вы не могли бы немного отойти? — говорит она. Банни поднимает вверх обе руки и делает шаг назад.
— Прошу прощения, Келли, — говорит он. — Просто мне кажется, что у нас крадут детство.
Банни подходит к портье с его клочьями седых волос на голове и катастрофически расшатанным носом и расплачивается за номер, но, когда он уже собирается уйти, портье резко выкидывает вперед руку и хватает Банни за запястье. Он смотрит на Банни через “Магический глаз” и указывает на газету.
— Вы это видели? Тут пишут, что рога у парня не игрушечные. Настоящие.
Когда автоматические двери с шипением раскрываются, Банни-младший испытывает чувство облегчения оттого, что они наконец-то уезжают из отеля “Empress”.
— Околосмертное Переживание часто включают в себя ощущение перемещения через темный туннель к свету, — говорит он отцу. Солнце яростно лупит по мокрым блестящим улицам, и от асфальта поднимается пар. Яркий свет причиняет боль глазам мальчика, он надевает темные очки и думает о том, что, возможно, на самом-то деле он уже умер. Может, поэтому он все время видит маму? Он щиплет себя за бедро до тех пор, пока на глаза не наворачиваются слезы и с моря по водной глади в их сторону не начинает двигаться сгусток тумана, похожий на непрошеное воспоминание.
— Некоторые люди, рассказывая о своем Околосмертном Переживании, говорили, что видели разных духовных лиц, — выкрикивает Банни-младший, подпрыгивая и потирая синяк на бедре, а про себя думает: “Уя-уя-уя!” — А еще в Околосмертном Переживании можно встретить умерших родных и близких! Папа продолжает вести себя очень странно: он идет и бьет себя по одежде и то и дело оглядывается через плечо, а морской туман все движется и движется в их сторону, похожий на большую белую стену, и размывает границу между реальным миром и его задержавшимся из-за тумана сном или чем-то вроде того.
— Вот так, — говорит мальчик, помогая упавшему с тротуара папе встать на ноги. — Ты только посмотри на себя. И мальчик указывает на треугольную дыру на колене папиных штанов.
— Не знаю, что бы я без тебя делал, — говорит папа, долго пьет что-то из бутылки, открывает дверь “пунто” и лицом вперед вваливается внутрь. Когда “пунто” не желает заводиться, папа колотит по рулю, а потом складывает руки как для молитвы и взывает о помощи к Господу Богу и всем Его святым, и непослушный “пунто”, словно пожалев хозяина, кашляет и, захлебываясь, оживает — и обещает Банни отвезти его куда ни пожелает.
— Околосмертное Переживание часто сопровождается острым ощущением умиротворения, пап, — говорит мальчик.
— Возьми-ка список, — говорит Банни, укладывая голову на руль и ковыряя дырку в штанах.
— А еще… оно… часто… сопровождается…острым… ощущением… умиротворения, — говорит мальчик и, нагнувшись к бардачку, достает оттуда истрепанную бумажку, и они вместе разглаживают мятые каракули у Банни на коленке.
— Ну вот, — говорит мальчик. Банни останавливает “пунто” у полуразвалившегося домика на холме между Писхейвеном и Ньюхейвеном — здесь проживает мисс Мэри Армстронг, ее именем заканчивается список. Двор перед домом зарос травой и страшно захламлен — чего тут только нет: старая бытовая техника, разные поломанные электроприборы — холодильник, пылесос, стиральная машина, ванна, набитая пожелтевшими газетами, прохудившаяся лодка, развалившийся кожаный диванчик и даже мотоцикл, разобранный и заброшенный. А посередине двора возвышается гротескная скульптурная абстракция из пластика.
— Ну и дыра, — присвистывает Банни. — Чем дальше, тем хуже. Вообще-то в списке оставалось еще три имени, но два из них оказались совсем дохлыми номерами — только зря потратили время. Один из адресов принадлежал миссис Элейн Бартлетт, живущей на четвертом этаже многоквартирного дома в Маулскумбе, где на полу единственного работающего лифта Банни обнаружил вырубленного подростка с баллоном освежителя воздуха в одной руке, полиэтиленовым пакетом в другой и в кепке “Burberry”. И все бы ничего, если бы парень не опорожнил кишечник прямо себе в шорты и не стянул их после этого до самых лодыжек. А еще он умудрился — и Банни счел это настоящим подвигом с его стороны — написать зеленой краской на стене лифта: “Я в жопе”. Банни вошел в лифт и тут же вышел обратно, и позволил дверям плавно за ним закрыться. Пару секунд он обдумывал перспективу преодоления четырех лестничных пролетов до квартиры миссис Элейн Бартлетт, признался себе (и это делает ему честь), что в теперешнем состоянии это ему не по плечу, и, пошатываясь, вернулся к “пунто”.
Следующей в списке шла миссис Бонни Инглэнд, проживающая за холмом в Бевендине, и ее не оказалось дома, или, по крайней мере, так утверждал человек, открывший дверь обитого кирпичом коттеджа на две семьи и назвавшийся ее мужем. Банни нисколько не сомневался, что мужик нагло врет, потому что женщина в засаленном переднике, стоявшая рядом с ним, не могла быть никем другим, кроме как миссис Бонни Инглэнд. Банни не стал уличать их во лжи, в первую очередь из-за того, что миссис Бонни Инглэнд представляла собой одушевленный эквивалент загаженного лифта в Маулскумбе — тошнотворное зрелище, размерами и степенью сексуальной привлекательности сравнимое разве что с уличной туалетной кабинкой. Банни просто почтительно извинился за причиненное беспокойство (муж принадлежал к разряду краснорожих взбесившихся мужиков, а Банни уже надоело, что его все время бьют), вежливо попятился к калитке и упал, зацепившись за мешки с мусором. Лежа на спине на бетонной дорожке, Банни смотрел, как миссис Бонни Инглэнд и ее муж держатся за руки и смеются над ним.
