Андрей Шляхов - Клинический случай
— Я могла бы послать вас с вашими понятиями о справедливости по всем известным в России адресам, — Анна грубила намеренно, осознанно, зная, что так до Дымковой дойдет лучше, — но на первый раз воздержусь. А для того, чтобы закрыть эту тему, хочу напомнить, что по работе мне приходится выезжать на консультации, время от времени бывать на защитах и предзащитах, ездить в университет, посещать семинары, собрания и так далее. Поэтому меня часто нельзя найти на кафедре. Кроме того, я много работаю с информацией — пишу статьи, редактирую, рецензирую. Эта работа требует сосредоточенности, и заведующий нашей кафедрой не возражает против того, чтобы я делала ее дома, ведь с таким же успехом я могу на совершенно законных основаниях делать ее в университетской библиотеке. И обратите внимание, Раиса Федоровна, на то, что палат я не веду и в срочном порядке никого консультировать не обязана. Мои консультации — сугубо плановые, для экстренных случаев есть другие консультанты. Мы закрыли эту тему?
— Нет, не закрыли! — ответила Дымкова. — Я вот тоже могу из дома по телефону назначения делать и выписки дома могу писать! Но меня за преждевременный уход склоняют и наклоняют, а вам, значит, можно?
В таком духе можно дискутировать бесконечно. Демагоги, собственно, тем и неприятны, что разумный диалог с ними невозможен. Было немного странно, что Дымкова прицепилась именно к Анне, ведь конфликтов между ними раньше не было.
— Да, мне можно! — громко сказала Анна и села.
Противопоставлять себя коллективу не рекомендуется, но как можно не противопоставлять себя таким, как Дымкова?
— Вы считаете, что вам все можно! Вы нас, простых врачей, за людей не считаете, оскорбляете почем зря! Интересное дело…
Простые врачи…
Простые люди…
Простота хуже воровства…
Проще станешь — люди к тебе потянутся…
«И в мире нет людей бесслезней, надменнее и проще нас», — писала другая Анна — Ахматова.
Анна сидела и слушала. Уже и Надежда Даниловна цыкнула на Дымкову, а та все не унималась. Сидела и бухтела, обращаясь к своей соседке, врачу-эндокринологу Гоцалюк.
— Обидно, Кристина. Одним вершки — а другим корешки…
«Вот как приду в следующий раз на консультацию, так сразу же покажу тебе пирожки!», — мстительно подумала Анна.
Нервы расшатались изрядно, настолько, что Анна едва не разрыдалась на людях, что было для нее несвойственно. Она вообще редко когда «пробивалась на слезу», а тут разобрало, да так сильно… Еще бы — при каждом удобном случае тебе норовят «вспомнить все», и это уже входит в систему! Завтра любая дискуссия, любой спор будет начинаться с «вам не привыкать оскорблять и унижать». Однако, как удачно «попал в струю» подлый Дмитрий Григорьевич со своим поклепом! Наглядная иллюстрация на вечную тему Великого противостояния между сотрудниками кафедр и «простыми врачами». На самом деле никакого противостояния нет, тем более — великого, но многим, не обремененным избытком ума, кажется, что оно есть. Умные склонны искать объединяющие факторы, а дуракам свойственно противопоставляться. Каждому — свое. Кому надо, кому выгодно, кому приятно — тот подхватит и понесет.
Анна как могла прикрыла верхнюю часть лица ладонью (вариант позы мыслителя) и быстро-быстро поморгала глазами, сгоняя слезы. Одновременно прикусила изнутри нижнюю губу, совсем незаметно, но очень действенно, потому что губа сразу же перестала подрагивать, и сделала несколько глубоких вдохов. Помогло, но до срыва оставалось совсем чуть-чуть. Вот бы возрадовалась Дымкова, доведя до слез доцента Вишневскую! А завтра кто-нибудь, например та же Хотькова, сказала бы: «Вот вы нас, простых врачей, почем зря оскорбляете, а потом слезы крокодильи льете». Чем дальше в лес, тем толще бревна. Если вести себя неправильно, то ведь затравят, как пить дать затравят. Взрослые в этом отношении еще хуже детей — их хлебом не корми, только дай кого-нибудь погнобить. Разумеется, в рамках приличий, но ведь от этого не легче. Начнешь мстить и отыгрываться — только масла в огонь подольешь. И себя доведешь до ручки. В лучшем случае — до клиники неврозов, в худшем — до отделения для лечения острых форм психических расстройств. А что, были ведь прецеденты, вспомнить хотя бы профессора Тройко с кафедры гастроэнтерологии. Служебные неприятности (раздоры с заведующей кафедрой) наложились на домашние проблемы (развод с мужем плюс дележка совместно нажитого имущества) и свой пятидесятилетний юбилей Тройко встретила в психиатрической больнице. Все имеет свой предел, и внутренние психические резервы в том числе.
Пятиминутка еще не закончилась, а Анна пообещала себе впредь на идиотские выпады внимания не обращать, на провокации не поддаваться и не срываться на грубость. Ледяное презрение — вот наилучший ответ. Поговорят — и забудут, повыступают — и надоест. Но, разумеется, никаких огрехов той же Дымковой она в следующий раз покрывать не станет. Увидит, что кого-то из больных лечат совсем не от той болезни, советами, рекомендациями и «вправлением мозгов» в узком кругу ограничиваться не станет — напишет официальную бумаженцию на имя главного врача. Как говорит Виктория: «Я мстю, и мстя моя страшна».
На кафедре Анну ждал сюрприз — вызов в министерство. К заместителю начальника отдела послевузовского профессионального образования Э. Я. Петерсон. Вызов торжественно вручил заведующий кафедрой. Мог бы, конечно, и через Елизавету передать.
— Подготовься как следует, — по-свойски посоветовал Аркадий Вениаминович. — Смотри не сорвись, проблем потом не оберешься. Это тебе не Дымкова…
— Откуда вы знаете про Дымкову? — удивилась Анна. — Пятиминутка закончилась пять минут назад.
— Из астрала, — хохотнул шеф.
«Знаю я этот астрал, — подумала Анна. — Зовут его Владимиром Антоновичем, а фамилия — Виньков. Рысью несется новости рассказывать».
— Ты учти, что проблемы будут не только у тебя, но и у меня. — Аркадий Вениаминович мгновенно стал серьезным и, даже, строгим. — Я хоть и имею кое-какую поддержку, но подставляться лишний раз не хочу. Короче говоря — надеюсь на понимание. Глазки опустить, язычок прикусить…
— …снять трусы и принять коленно-локтевое положение!
— Анна Андреевна! — прикрикнул шеф. — Не забывайтесь! Я пока еще ваш непосредственный начальник…
— И я просто мечтаю, чтобы вы оставались им как можно дольше, — нисколько не кривя душой, сказала Анна. — Вы, конечно, не подарок, но я к вам привыкла.
— Скажи еще — притерпелась, — проворчал Аркадий Вениаминович.
— Лучше — пристрадалась, — поправила Анна. — Не уверена, что есть такое слово, но оно подходит на все сто процентов.
— Иди работать, — Аркадий Вениаминович барственно взмахнул рукой, не то благословляя на свершения и подвиги, не то выгоняя. — И помни о соблюдении трудовой дисциплины, а то вон уже на пятиминутках тебя в пример ставят. А завтра кто-то напишет…
«Послать бы все подальше и уехать в какой-нибудь Малый Волочок или Вышнюю Вишеру, — с тоской и раздражением подумала Анна. — Работать единственным врачом в сельской больнице, иметь далекое начальство в виду, не более того, ставить диагнозы, лечить, ходить на работу пешком, ходить по грибы, ходить по росе босиком, пить парное молоко, есть огурцы с грядки… Что там еще положено делать пейзанам? Виды на урожай обсуждать? Навряд ли — сейчас никто не сеет и не пашет. А — еще из колодца студеную воду пить! Ну это уж непременно! А раз в год встречать какую-нибудь комиссию, поить ее самогоном до невменяемости, и сразу же выпроваживать. Вот это жизнь. Собаку, наконец, сподоблюсь завести и буду уходить с ней на долгие прогулки куда глаза глядят…».
Мечтать о несбыточном очень полезно. Доступный и эффективный способ психотерапии. Анна прекрасно знала, что ни в какую глушь она никогда не поедет и в сельской больнице никогда работать не станет, но отчего же не помечтать? А если уж очень припрет, то можно отпроситься у шефа на пятницу и три долгих дня провести на даче, корпя над какой-нибудь рухлядью. А в перерывах читать Бродского или Шелли. Нет, лучше Бродского, потому что у Шелли нет таких строк:
В горах продвигайся медленно; нужно ползти — ползи.
Величественные издалека, бессмысленные вблизи,
горы есть форма поверхности, поставленной на попа,
и кажущаяся горизонтальной вьющаяся тропа
в сущности вертикальна. Лежа в горах — стоишь,
стоя — лежишь, доказывая, что, лишь
падая, ты независим. Так побеждают страх,
головокруженье над пропастью либо восторг в горах.[33]
— Лишь падая, ты независим… — вслух сказала Анна, закрыв за собой дверь кабинета Аркадия Вениаминовича.
Елизавета оторвалась от монитора и спросила:
— Что, простите?
— Это я так, про себя, — улыбнулась Анна. — Елизавета Витальевна, а вы случайно не знаете такую Э. Я. Петерсон из министерства?
