Олег Зайончковский - Петрович
За размышлениями Петрович не заметил, как они вошли в метро. Тут уж размышлять стало некогда, а надо было действовать. И Вероника ловко действовала пятачком, а потом уверенно, не покачнувшись, ступила на эскалатор.
— Ты раньше ездила на метро? — не без ревности спросил Петрович.
— Нет, а что?
— Ничего… Молодец.
— Метро как метро, — она пожала плечами. — Только уши в поезде закладывает.
Метро как таковое ее не интересовало. Вероника лишь слушала названия станций и шептала их про себя, будто запоминая. «Следующая станция такая-то…» — Женский гулкий радиоголос казался далеким, словно доносился не из потолочных динамиков, а из глубины тоннеля.
Неожиданно Вероника толкнула его в бок.
— Что ты? — Петрович не расслышал ее слов.
— Хочу погулять, — повторила она ему на ухо.
— С этой сумкой? — удивился он.
— Подумаешь… — Она надула губки. — Или тебе тяжело?
Радио глупо-торжественно провозгласило приближение очередной станции, и Вероника потянула Петровича за рукав:
— Ну?.. Пошли?
Что было делать? Ничего нет сильнее женской прихоти… Эскалатор подал молодую пару наверх и, круто обернувшись, ушел назад в подземелье. Конечно же, место для прогулки Вероника выбрала случайное и совсем не подходящее. Хотя с дорожной сумкой наперевес где ни гуляй — везде будешь испытывать неудобства. Место было случайное для Вероники с Петровичем, но не для множества людей, сновавших по тротуарам вдоль домов. Эти люди жили здесь или работали, они спешили домой или по делам, каждый со своей целью, и помехой на их пути служили как раз эти двое, неизвестно зачем здесь оказавшиеся с большой дорожной сумкой.
— Ну и что? — Петрович от толчков прохожих поворачивался вокруг своей оси. — Куда пойдем?
— А хоть куда, — беспечно ответила Вероника. — Я в Москве первый раз.
Идти им можно было либо направо, либо налево. Поперек улицы идти было нельзя, потому что всю ее проезжую часть занимали автомобили. Успевшие за день обрасти бурыми бородами сосулек, они ползли нескончаемой вереницей, подталкивая друг дружку носами. Люди такими же нескончаемыми вереницами двигались вдоль домов по узким тротуарам. Только дома, плотно притиснувшись друг к другу, никуда не двигались, словно попали в глухую пробку. Дома эти, выстроившиеся не по росту, все были пожилые, — окна их сидели глубоко в своих глазницах, а солидные, хотя и поношенные фасады, тронутые кое-где старческим пигментом, украшали многочисленные вывески и витрины.
Конечно, гулять по московскому центру следовало с тетей Таней, — она бы много рассказала об истории этих улиц и домов. Где-то здесь прошли ее собственные детство и юность, и сложись ее жизнь удачнее, она провела бы ее тут целиком — за толстыми покойными стенами. Сложись ее жизнь удачнее, тетя Таня составила бы на излете лет компанию местным старушкам в каракулевых шубках, и она так же разборчиво отоваривалась бы в магазинах, приятно пaхнувших жареным кофе. Но ей не повезло. Вращением Москвы, которая недаром в плане напоминает карусель, — этим вращением ее отбросило на периферию — туда, где сивые многоэтажки шатались под ветрами и скрипели плохо пригнанными панелями. Туда, где «астроном» вонял к вечеру сырой говядиной, но был уже пуст, а последняя тушка хека часто становилась причиной нешуточного сражения… Впрочем, кое-какую компенсацию тетя Таня все же получила, а именно — вид на город с высоты птичьего полета.
Но похоже было, что и без тетиных пояснений прогулка доставляла Веронике удовольствие. Она то задирала голову, то изучала витрины, сменявшие одна другую.
— А представляешь… — промолвила она вдруг мечтательно, — представляешь, если бы мы тут жили.
— Кто — мы?
— Ну… мы с тобой. Вон, хотя бы за теми окнами.
Петрович усмехнулся:
— Там уже живут.
Вероника перебила:
— Ой! «Кафе-бар»… Пошли?
Петрович сделал вид, что не расслышал.
— Скучный ты, и гулять с тобой скучно… — Она опять надула губки. — Давай хоть в магазин зайдем.
Магазин, куда они зашли, был продовольственный, один из тех, что пахли кофе. Впрочем, здесь пахло не только кофе, но много чем еще — съестным и дефицитным. Стены торгового зала украшены были лепными изображениями всевозможных яств, но вкусные запахи источали не эти барельефы, а настоящие продукты, лежавшие на прилавках.
— Ой! — вскрикнула Вероника. — Сосиски!
— Тьш-ш… — смутился Петрович. Оглянувшись, он встретился глазами с какой-то очень белолицей дамой. Дама тут же опустила взгляд, но брови ее, выщипанные в ниточку, поднялись кверху.
С кошелечком в руке Вероника припала к прилавку:
— Можно мне…
Но продавщица через ее голову обрадовалась белолицей даме:
— Здравствуйте! — заулыбалась она. — Что же вы там стоите?
— Я подожду, — ответила дама. — Молодые люди, видимо, спешат на электричку.
Она опять приподняла свои выщипанные брови, и то же сделалось с бровями продавщицы:
— Что вы хотели? — Это уже был вопрос к Веронике.
Все-таки они купили сосиски — два кило. Из магазина Вероника вышла с бумажным пакетом в руках и в некоторой задумчивости.
— Скажите, какая мадам… — пробормотала она.
— Кто?
— Ну та, напудренная… И что это она про электричку говорила?
— Забудь, — сказал Петрович и взял ее за руку. — Мы с тобой гуляем.
Пара двинулась дальше и гуляла еще метров сто пятьдесят, пока не встретила очередную светящуюся букву «М». Здесь Вероника решила, что гулять довольно.
— Ладно, — объявила она, — для первого раза хватит. — И усмехнулась: — Пошли на электричку.
И они снова спустились в метро и продолжили свой прерванный подземный путь. Вероника больше не шептала про себя названия станций. Примолкнув на валком вагонном диванчике, она прижимала к груди пакет с сосисками и только изредка сглатывала слюнку. Однако делала это она не от голода, а потому что у нее закладывало уши, — хотя метро было как метро, но грохот в нем стоял изрядный. Ехали они довольно долго, пока к очередному радиосообщению «станция такая-то…» Петрович не добавил специально для Вероники:
— Наша!
Он и впрямь уже считал своей тети-Танину станцию. Как было не считать, если здесь его ежедневно встречал этот рыжий приятель. Правда, сегодня пес повел себя предательски по отношению к Петровичу. Все свое обаяние рыжий употребил, чтобы понравиться Веронике — и имел успех. Она вытянула из пакета связку сосисок, собственными белыми зубками откусила две штуки, и… едва не лишилась пальцев. Оценил ли рыжий тот факт, что сосиски были высшего качества? — навряд ли. Но их благородный, с легким привкусом копченого, запах растревожил саму Веронику.
— Так кушать хочется, — прошептала она, прильнув к Петровичу. — Больше, чем тебя…
Ему тоже хотелось сосисок и хотелось остаться наедине с Вероникой; но Петровича начинало помучивать еще одно, не столь приятное предвкушение — предвкушение их неизбежной встречи с тетей Таней. Каково-то примет она новую постоялицу… Однако деваться было все равно некуда, и он, ничем не выдавая своих опасений, повел Веронику навстречу неизвестности.
Впрочем, когда они добрались наконец до тетиной квартиры, ее самой там не было: тетя еще не вернулась с работы. У Вероники образовалась возможность привести себя с дороги в порядок, и она этой возможностью воспользовалась. Она закрылась в ванной и, проведя там некоторое время, вышла к Петровичу в халатике таком коротком, что у него екнуло сердце. Оно екнуло сначала по понятной мужской причине, а потом… потом при мысли, что этот халатик увидит тетя Таня. Не удержавшись, он привлек Веронику к себе и почувствовал, как подалась она навстречу; Петрович увидел вблизи запрокинувшееся лицо и узнал затуманившиеся вдруг глаза…
— Подожди… подожди… — Балансируя на краешке сознания, она забормотала что-то про сосиски и про его тетю, которая должна была вот-вот прийти.
С большой неохотой Петрович внял доводам разума и выпустил Веронику из объятий.
— Фух! — выдохнул он. — Тогда давай делать ужин.
Они прошли на кухню, и там к Веронике быстро вернулось самообладание. Оглядевшись по-женски цепко, она довольно смело принялась делать ревизию тети-Таниным припасам. Скоро она убедилась, что кухонные закрома от изобилия не ломятся.
— Чем же вы питаетесь? — удивилась Вероника. — Странно, в Москве живете, а в холодильнике шаром покати.
— Мы питаемся вермишелью. — Петрович вздохнул. — Она мне по ночам снится.
— А я думала, что-нибудь другое. — Она улыбнулась. — Ладно, пусть сегодня тебе приснится картошка.
Действительно, Вероника нашла под плитой авоську со старой картошкой, процветшей уже кое-где бледными отростками. Неизвестно еще было, как отнесется тетя Таня к гастрономическому новшеству, но Петрович своих сомнений не высказал. «Семь бед — один ответ», — подумал он.
