Наталья Баклина - Девушка с Рублевки
– Ну еще бы! Ты так вчера звучала. – Теперь его улыбка стала самодовольной. (Вот поросенок, довел до такого состояния, что я кричала от наслаждения, а теперь намекает.) – Иди ко мне.
Бог мой, как же давно я вот так не просыпалась с мужчиной! Интересно, а что там за шум? Шумели внизу, в холле. Слышались женские голоса, слегка истеричный молодой и увещевающий немолодой.
– Петь, там, кажется, кто-то пришел, – сказала я, выпутываясь из его рук.
– А? Да, пойду посмотрю. Подожди меня, я быстро.
Он, перекатившись к краю, встал с кровати одним гибким движением, накинул халат и вышел. А я отправилась в ванную.
Ванная примыкала к спальне и, насколько я вчера успела заметить, была роскошной. Черный кафель на стенах, серый – на полу, белый фаянс, хромированные смесители и всякие финтифлюшки. Наискосок – вторая дверь. В коридор. На стенах зеркала, разумеется. Мама дорогая, на кого я похожа!
Вчерашняя подводка для глаз расплылась черными кругами, стильно выстриженные пряди встали дыбом и торчали, как у пугала, в разные стороны. Ну и красавица! Хорошо, в спальне полумрак был! Срочно под душ!
– Где эта тварь? Я хочу видеть шлюху, которую ты вчера подцепил! – раздался голос за дверью, и я вздрогнула.
– Нэлли, прекрати! Ты же знаешь, что я не выношу крика.
– Ах, ты не выносишь криков? А я не выношу твоих закидонов! Оставил меня вчера одну и уехал с какой-то бабой! Где ты ее прячешь? Я знаю, ты с ней спал! В этой комнате разит блядством!
Так, пора одеваться. Я мысленно поблагодарила всех богов, надоумивших меня вчера раздеться здесь, в ванной. И стала натягивать свое бельишко цвета шампанского и трикотажный зеленый балахон. Потом пустила воду из крана, умылась, вытерла полотенцем глаза, оставляя на нем черные пятна, провела мокрыми ладонями по волосам, приглаживая. И тут дверь ванной распахнулась.
– Ага, вот она где!
В зеркале отразилась вчерашняя брюнетка. Только теперь ее лицо не было капризным. Оно было разгневанным, в красных пятнах, но все равно красивым. И очень юным.
– Милочка, вы ко мне? – Я повернулась к ней, с перепугу скопировав интонации Эммы Валерьевны.
– К вам... – оторопела Нэлли и вдруг стала хохотать, показывая на меня пальцем. – Ой, не могу! Петька, ты что, с ней спал? Она же старуха! Вчера с перепою не разобрал, что ли? Ой, не могу...
Так, все, с меня достаточно. Я рванула на себя вторую дверь из ванной, выскочила в коридор, сбежала вниз по лестнице. Сапоги! Где мои сапоги?
– Что случилось? – На шум выглянула пожилая женщина с приятным лицом.
– Вы не знаете, где мои вещи? Сумочка, плащ и сапоги?
Женщина, с сочувствием глядя на меня, открыла дверь стенного шкафа и указала на мои вещи.
– Спасибо.
Я натянула сапоги на голые ноги, некогда колготки искать, платье длинное, накинула плащ и, схватив сумочку, выскочила за дверь. Ворота были закрыты неплотно, и я протиснулась в щель. Так, мы вчера с той стороны приезжали. Я заспешила по дорожке и минут через пятнадцать вышла к Рублевскому шоссе. Ну, отсюда уже недалеко, осталось перейти на другую сторону и проехать три остановки.
Автобус подъехал почти сразу, и еще через десять минут я уже подходила к своему дому. Возле подъезда пес, похожий на овчарку, играл с котенком. Котенок бегал из стороны в сторону, а пес, припадая на толстые, еще щенячьи лапы, заступал ему путь и пытался поддеть носом. Я подошла поближе и разглядела, что с собакой играл вовсе не котенок. Это крыса радовалась весне и доброй компании. Ну вот, девушка, ты и дома. На Рублевке.
Глава 7
Хотелось плакать. Да что там, выть хотелось! Боже мой, да что же это со мной такое? Ну взрослая ведь баба, не восемнадцать лет! Ну заигралась в принцессу, в роковую красавицу, ну потянуло, грешным делом, к мужику незнакомому. Ну вспомнила про ночной пляж, звезды и все такое, переспала в свое удовольствие. Отчего же настроение такое, будто конец света?
Я машинально топила чайный пакетик в бокале – замечательный пакетик: и входит, и выходит. И чувствовала себя былинкой на обочине. Росла себе, росла, тянулась как могла и даже расцвела, поднатужившись. И тут меня сорвали, понюхали и вышвырнули вон – на фига нам ромашка, когда вокруг столько розочек? Ста-ру-ха. Я что, уже старуха? Мой поезд уже ушел? И кроме Вити Пенкина, мне в этой жизни действительно больше ловить нечего?
Зазвонил сотовый, выдирая меня из круга тупого отчаяния. Хм, Эмма Валерьевна. Что, опять зовет окна мыть?
– Доброе утро, Эмма Валерьевна.
– Здравствуйте, Лариса. Я вас разбудила? – холодно поинтересовалась она.
– Нет, что вы. Меня разбудили не вы.
– Хорошо. Лариса, надеюсь, сегодня у вас никаких сверхважных дел не намечается? – А это уже выпад на мою недавнюю строптивость.
– Уже нет. Могу помыть вам окна.
– Сегодня мне некогда этим заниматься. Лариса, ты должна проводить нашего автора в Рязань, – оттаяла Эмма Валерьевна и перешла на ты. – Она очень плохо знает Москву, вчера с вокзала еле ко мне добралась, заблудилась в метро, потому что совершенно некому было ее встретить. – Мама Пенкина говорила так, как будто это я должна была, но не встретила несчастного автора.
– А куда проводить? На какой вокзал?
– На автовокзал в Выхино. Знаешь, где это?
– Нет.
– От метро сразу направо, там увидишь. Бедная Марина Дмитриевна в Москве не была уже десять лет и в таком шоке от нашей подземки, что ее обязательно надо сопроводить! Сегодня она у Белозерцевой ночевала, на «Щукинской». Таня посадит ее в метро, а ты встретишь Марину Дмитриевну на «Выхино». И проследишь, чтобы она уехала без приключений.
– Так. А как я ее узнаю? Вдруг пропущу, поезда ведь каждую минуту ходят.
– Сейчас восемь тридцать, Таня через полчаса посадит Марину Дмитриевну в метро. А ты встретишь ее ровно в девять. Я ей дам номер твоего мобильного. Отнесись к этому серьезно, пожалуйста, дело очень ответственное.
– Хорошо, Эмма Валерьевна, я все сделаю.
Ну вот и дело нашлось, все лучше, чем есть себя поедом.
Марина Дмитриевна оказалась милой дамой лет шестидесяти. Примета, названная ею по телефону, сработала безупречно: во всей толпе пассажиров, хлынувших из выхода метро, в накидке пончо из цветастых русских платков была только она.
– Марина Дмитриевна?
– А вы Лариса? Здравствуйте, очень приятно.
– Здравствуйте. Я, пока вас ждала, расписание узнала. Через двадцать пять минут уходит экспресс на Рязань, вы вполне на него успеваете.
– Очень хорошо, спасибо! Показывайте, куда идти!
Работали почти все кассы, очередей за билетами не было, так, по два-три человека к каждому окошку. Поэтому мы пришли за четверть часа до отправления. Автобуса еще не было, и толпа пассажиров заполнила асфальтовый пятачок.
– Марина Дмитриевна, Эмма Валерьевна сказала, что вы автор, – завела я вежливый разговор, чтобы не молчать в ожидании. – Автор чего?
– Я пьесу написала для их народного театра. Знаете, очень интересно получилось, специально для женской труппы. Я так рада была помочь Эмме Валерьевне. Потрясающая женщина ваша будущая свекровь! Мы с ней прошлым летом познакомились, когда у нас в городе проходил фестиваль народных театров и я была в жюри. Мне очень понравилась постановка их студии, «Дом Бернарды Альбы» Гарсиа Лорки. И Эмма Валерьевна в роли Марии, матери Бернарды, меня просто поразила. Уникальные женщины, просто уникальные! Хотя что я вам рассказываю, вы, наверное, сами знаете.
– Нет, не знаю. Я ни разу не видела Эмму Валерьевну на сцене.
– Вы непременно должны сходить на их спектакль, непременно! Это же чудо – женщины, которые никогда профессионально не занимались актерским мастерством, собрались вместе, создали театральный коллектив и делают такие потрясающие по своей энергетике постановки! Конечно, надо отдать должное Александру Евгеньевичу, его режиссура просто бесподобна. Но Эмма Валерьевна с ее безупречным литературным вкусом, чутьем на выбор пьес и врожденным артистизмом – просто прима. На ней, я это давно заметила, а вчера еще раз убедилась, держится весь коллектив.
– Да, Эмма Валерьевна – очень энергичная женщина, – согласилась я, и тут глаза у моей собеседницы полезли на лоб.
Что, я что-то не то сказала? Но нет, дело, похоже, было не во мне. Марина Дмитриевна смотрела куда-то мне за спину.
Я оглянулась. Позади, боком к Марине Дмитриевне, стояла дива под два метра ростом. У дивы были блестящие рыжие волосы, собранные в хвост на затылке, и кокетливая челка набекрень. Одета она была в ворсистую кофту вишневого цвета, натянутую на богатырскую спину и плечи. Кофта, перехваченная в районе заметного живота поясом-цепочкой из крупных «золотых» звеньев, заканчивалась на середине бедра. А потом сразу начинались ноги, разлинованные крупными ромбиками сетчатых колгот. Ноги, в свою очередь, заканчивались прозрачными босоножками на прозрачной же десятисантиметровой платформе. Из босоножек вылезали кривоватые пальцы с малиновыми ногтями, пролезшие сквозь крупноячеистые колготки – видимо, лапа размера так сорок второго в них не помещалась. Возле дивы топтались две тетки простецкого вида. И развлекались.
