Эдуард Лимонов - Книга мертвых-2. Некрологи
К 1994 году, когда я с ним познакомился в Париже, кстати говоря, это была редакция не журнала «Шок», но на пляс де ла Шапель, 16 располагалась редакция газеты «Minute», считавшейся во Франции фашистской. Дело в том, что Денар был правый герой, недаром он в юности участвовал в попытке убить премьера Мендес-Франса. К 1994 году я уже знал лично современных героев-солдат в Сербии, в Приднестровье. Но он затмевал их всех, полковник Денар.
Когда его арестовали в сентябре 1995 года, мне позвонила Наташа Медведева. Мы только что расстались с ней тогда, в июле 1995 года. «Включи телевизор, — сказала она басом. — Там твоего дружка арестовали». Кого? Не понял я, думая, что речь идет о России. «Полковника Денара, опять пытался совершить государственный переворот». Наташа прервала связь. В телевизоре арест Денара показали по всем каналам. В камуфляжной форме, седые усы и волосы из-под черного кепи, его ведут под руки, с почтением, французские парашютисты. Старый наемник таки захватил власть на архипелаге Коморских островов и продержался неделю. Но в этот раз его желания не совпадали с желаниями французского правительства.
Когда я получил известие о его смерти, я вспомнил свою встречу с одним из его лейтенантов, участвовавших с ним в Коморской победоносной операции, с молодым аристократом Хью де Трессаком. Мы сидели в кафе «Океан» на рю де Бур-гонь в Париже. Трессак сказал мне тогда: «Понимаете, старик Денар прежде всего профессиональный соблазнитель. Он больше, чем солдат. Его легенда действует и на мальчишек и на не мальчишек… Здоровые мужики готовы бросить семью, детей и идти за ним куда угодно. Меня он соблазнил тоже. От него пахнет авантюрой, приключением, он — персонаж книг, которые мы читали в детстве».
Боб Денар был женат семь раз. От разных жен у него осталось восемь детей. Кто-то из журналистов утверждал, что видел у него на стене над рабочим столом аккуратный список его детей, чтобы не забыть. В последние годы он страдал болезнью Альцгеймера.
У него был французский шарм и международный размах. В 90-е в горячих точках Европы я познакомился с новыми солдатами. Сербы — капитан Драган, великолепный Аркан, — подполковник Костенко в Преднестровье, несколько интересных солдат, таких как Ахмед-шах Масуд или генерал Дустум, появились в Афганистане, но все они уступают Денару и в размахе, и в человеческом измерении. Он до сих пор король, его не спихнули с трона. Несмотря на болезнь Альцгеймера и смерть в своей постели.
С голосом женщины-демона
Эрик Курмангалиев
Иные люди влетают в твою жизнь случайно, один раз, на один вечер, но задевают тебя и ты их помнишь. На спектакль Виктюка «М. Баттерфляй» повел меня бог весть кто, то ли Александр Шаталов — мой первый издатель в России, то ли Никишин — мой второй издатель в России. Кто-то из них. А может, кто-то третий.
Для того чтобы попасть в театр на улице Казакова, надо было пройти через подземный переход, где лежали нищие и толпились алкоголики с Курского вокзала. Я еще жил на Западе и поэтому стометровый или более этот ужасный вонючий переход произвел на меня грандиозное впечатление. Просто-таки средневековый квартал «Двор Чудес» с лилипутами, инвалидами и другими зловещими персонажами. Вонь к тому же наполняла отвратительный переход. В довершение всего оказалось, что мы прибыли не туда, куда надо. У театра Романа Виктюка не было своего помещения. Нам дали неверный адрес. Мы сели в автомобиль частника, и скрипучий драндулет привез нас по адресу. Помню, что там был стеклянный вестибюль, а входить в театр нам пришлось с черного хода.
Я был впопыхах представлен режиссеру, так как спектакль запаздывал. Случилось это в большом сыром кабинете с тяжелыми столами. Представление — пожатие рук — получилось сухое, быстрое.
Я уже занимался в России политикой. Я считал себя отрезанным от искусства навсегда, последний свой роман («художественное произведение») «Иностранец в смутное время» я написал в 1990 году и в дальнейшем написания «художественных произведений» не планировал. Мне сказали, что спектакль «М. Баттерфляй» — скандальный, что «вся Москва» посмотрела и смотрит его с упоением, что это новое слово в театре, а исполнитель главной роли Эрик Курмангалиев просто восьмое чудо света. Потому я отвлекся от изучения Жириновского, изучения Анпилова и отправился изучать культуру погибающей страны.
Во время первых же десяти минут спектакля «М. Баттерфляй» я был загипнотизирован голосом Курмангалиева, витражами, таинственно светящимися на сцене, историей любви иностранного дипломата в Китае, изложенной с извращенным целомудрием. Не настолько музыкально образованный, чтобы понять, что там у главного героя с голосом, я только через несколько дней прочитал в газетных рецензиях, что Курмангалиев обладает редчайшим тембром голоса — у него контр-тенор. Такие голоса делали некогда, жестоко надругавшись над плотью мальчиков — путем кастрации. Курмангалиеву такой голос достался от природы.
Он загипнотизировал меня как сирена. Когда в антракте меня познакомили с ним все в том же тяжелом и сыром кабинете, он явился в халате, вдруг обыкновенный, скорее стеснялся, когда я пожимал ему руку. На шее и плечах у него лежало мятое полотенце как у боксеров. Я пробормотал что-то о чудесном, о магии, пытаясь изложить в словах то, что по природе своей может быть изложено только в звуках. Он молчал и улыбался загадочной улыбкой степного кочевника.
Горячий душ с восточными благовониями, мир картинок волшебного фонаря, некая сыворотка любви, плоти и нехорошей правды — все липкое, как возбужденные эпидермы любви, — так вот чувствовалось мне, пока я впитывал звуки продолжившегося спектакля. Удачная связь между голосом и витражами, абсолютно церковными по сути своей, повергала театральный зал в своего рода религиозный экстаз. Мне доводилось впадать в подобный экстаз с двумя или тремя женщинами в моей жизни. Религиозное очарование греховного — так можно назвать этот комплекс чувств. Дополнительную убедительность магии спектакля придал разбойничий ночной город в снегах, куда мы выскочили после спектакля. Нервно двигались толпы, раздавались крики, метались тени, совсем противоречащие плотской вязкой магии «М. Баттерфляй». На этом контрасте, впрочем, жизнь вдруг стала выглядеть как яркая вспышка.
Помню, что чуть ли не месяц жил воспоминаниями о магическом лицедействе. В 1992 году Курмангалиев получил титул «лучшего актера года». Однако очень скоро он пропал из виду. Чего ему не хватило, чтобы подхватить свою изысканную экстравагантность и, действуя ею как оружием, завоевать мир? Экстравагантный Рудольф Нуриев добился же мировой славы. Талант Курмангалиева был бесспорно экстравагантным и редчайшим. А судьба не получилась. Он много гастролировал в провинции, гипнотизируя там тех, кому его гипноз был не нужен. Он взялся петь и пел в симфониях композитора-авангардиста Шнитке, в кантате «История доктора Иоганна Фауста». Он снялся в фильме. А судьбы не получилось… Вероятнее всего, у него отсутствовала, нужная помимо таланта, энергия. Был завораживающий, как у сирен или у нимфы Калипсо, голос женщины-демона, но ноль энергии. Это мое предположение, потому что я видел его только раз, познакомился, чтобы разойтись. Он был эпизодическим персонажем моей многолюдной жизни. Он был нужен как один из кусочков паззла, без него зияла бы дыра, просвечивал бы бессмысленный пейзаж. Ибо мы есть то, что составляют все вместе встреченные нами в жизни люди? Мы — производное от сотен судеб, собравшихся в паззл?
Скончался он в ноябре 2007 года. Писали, что умер оперный певец, исполнитель главной роли в «М. Баттерфляй», спектакле Романа Виктюка по пьесе Д. Г. Хуана.
Убийство у конфетной фабрики
Юрий Червочкин
Юра умер в госпитале Бурденко 10 декабря 2007 года. Его избили бейсбольными битами вечером 22 ноября, и вот он скончался, не выходя из комы.
13 декабря я встал в пять утра, а в 06.15 мы на «Волге» присоединились у одной из станций метро к двум автобусам, на которых активисты нацболы и члены каспаровской организации ОГФ должны были отправиться в город Серпухов, в семидесяти двух километрах от Москвы.
Был зимний утренний мрак. Громады двух автобусов, между ними внедорожник Каспарова, затем наша «Волга» распарывали потусторонний мир декабря. В Подольском районе автобусы остановили. Заслон оперов, милиции и ОМОНа. Мы были предупреждены нашими людьми в автобусах по рации, потому избежали ловушки. Заехали глубже во мрак и стали ждать. Было отвратительно, и густо воняло опасностью. Заслон выглядел как фашистская засада в фильмах о Великой Отечественной. Свинорылый ОМОН, навздевав под форму все, что было, видимо, под руками, выглядел как отряд гоблинов. Пассажирам автобусов объявили, что происходит антитеррористическая операция «Автобус», с воображением у них, видимо, было небогато. Они тянули время, собрали паспорта, унесли. Переписали адреса иногородних. Пытались их высадить. Все же через час позволили ехать. Темнота так и осталась темнотой. Урча и фыркая, автобусы продвигались по мрачной российской земле, на похороны парня двадцати двух лет, убитого, как мы предполагали, сотрудниками Подмосковного РУБОПа.
