Марио Пьюзо - Четвертый Кеннеди
Во время того эмбарго он получил сверхприбыль, покупая пшеницу и кукурузу у американских фермеров и продавая их значительно дороже отчаявшейся России. Однако, он дал понять, что эти сверхприбыли употребит во благо народу Соединенных Штатов. То, что он проделал, было для него делом принципа, который заключался в том, что он умнее правительственных чиновников. Сверхприбыли, исчислявшиеся сотнями миллионов долларов, были вложены в музеи, образовательные фонды, культурные программы по телевидению, особенно музыкальные, – музыка была страстью Гринвелла.
Гринвелл гордился своей образованностью, базирующейся на том, что он учился в лучших школах, где говорили, как должен вести себя в обществе воспитанный богатый человек и как он должен привлекать к себе сердца своих сограждан. Прямота в бизнесе была для него проявлением искусства, цифры в миллионы тонн пшеницы звучали в его уме так же чисто и прекрасно, как камерная музыка.
Одним из проявлений его постыдных вспышек ярости стал случай, когда молодой профессор музыки университетской кафедры, учрежденной его фондом, опубликовал статью, в которой ставил джаз и рок-н-ролл выше Брамса и Шуберта и провозглашал похороны классической музыки. Джордж Гринвелл поклялся, что профессор будет убран с кафедры, но его врожденная вежливость возобладала. А молодой профессор вслед за тем напечатал другую статью, в которой была такая фраза: «Кому нужен этот дерьмовый Бетховен?», что переполнило чашу терпения. Молодой профессор так никогда и не узнал, что же случилось, но спустя год он давал частные уроки фортепиано в Сан-Франциско.
Сократов сельский клуб обладал тщательно разработанной системой связи. В то утро, когда президент Фрэнсис Ксавье Кеннеди объявил на секретной встрече со своими советниками об ультиматуме, который он предъявит султану Шерабена, все двадцать человек, съехавшихся в Сократов сельский клуб, уже через час знали об этом. Но только Гринвелл был уверен, что информацию передал Оливер Оллифант, Оракул.
В основу принципа клуба было заложено, что эти ежегодные встречи великих бизнесменов ни в коей мере не должны использоваться для составления планов или заговоров, их цель заключалась в обсуждении общего характера задач, обмене информацией, устранении неясностей относительно обычных процессов в этом сложном обществе. Руководствуясь этим принципом, Джордж Гринвелл во вторник пригласил трех великих мужей на ленч в один из павильонов неподалеку от теннисного корта.
Самому молодому из них, Лоуренсу Салентайну, принадлежали основная телевизионная сеть, несколько компаний кабельного телевидения, газеты в трех главных городах, пять журналов и одна из крупнейших киностудий. Через дочерние фирмы он владел самым крупным книжным издательством, кроме того, ему принадлежали двенадцать местных телевизионных станций в главных городах. И это только в США. Он был мощно представлен в средствах массовой информации и других стран. Салентайн был стройным красивым мужчиной с пышной серебряной шевелюрой – короной завитков в стиле римских императоров, теперь ставшей модой среди интеллектуалов, людей искусства и в Голливуде. Он производил сильное впечатление своей внешностью и умом и был одним из самых влиятельных людей в американской политике. Не существовало такого конгрессмена, сенатора или члена правительства, который не откликнулся бы на его звонок. Однако ему не удалось установить дружеские отношения с президентом Кеннеди, который, похоже, воспринимал как личную обиду враждебное отношение средств массовой информации к новым социальным программам, разработанным его администрацией.
Вторым человеком за этим ленчем был Луис Инч, которому принадлежало больше недвижимой собственности в крупнейших городах Америки, чем какой-либо другой компании или частному лицу. Будучи очень молодым – ему исполнилось только сорок – он понял выгодность высотных зданий. Покупая в большом количестве дома, он затем строил на их месте грандиозные небоскребы, что в десять раз увеличивало стоимость зданий. Он изменил освещение городов, создав бесконечные темные ущелья между коммерческими зданиями, оказавшимися настолько необходимыми, как никто и не предполагал. Он так взвинтил арендную плату за квартиры и дома в Нью-Йорке, Чикаго и Лос-Анджелесе для семей со средним достатком, что только богатые или очень хорошо зарабатывающие люди могли жить с удобствами в этих городах. Он задабривал и подкупал муниципальных чиновников, чтобы они снизили взимаемый с него налог и ослабили контроль за арендной платой до такой степени, что он поверил в близость того дня, когда получаемая им арендная плата за квадратный фут земли сравняется с ценами в Токио.
Политическое влияние Инча, несмотря на амбиции, было слабее, чем у остальных, собравшихся в павильоне. Его личное состояние превышало пять миллиардов долларов, но это богатство оставалось инертным, как сама земля. Его подлинная сила имела более зловещий характер. Он ставил перед собой цель накапливать богатство и власть, не принимая никакой ответственности перед обществом, в котором живет. Он широко подкупал муниципальных советников и лидеров профсоюзов строительных рабочих, завладел отелями и казино в Атлантик-Сити и Лас Вегасе, заблокировав местных уголовных владык в этих городах. Но при этом, в силу странных ходов демократического процесса, Инч получал поддержку второстепенных лиц преступных империй. Все службы его многочисленных отелей имели контракты с фирмами, продающими столовую посуду, владеющими прачечными, поставляющими обслугу, напитки и продукты. Через своих сотрудников он имел контакты с этим преступным миром. Но он был не так глуп, чтобы рассматривать эти контакты как нечто большее, чем микроскопические ниточки. Имя Луиса Инча никогда не имело ничего общего даже с намеком на скандал, что было связано не только с его осторожностью, но и полным отсутствием у него обаяния.
В силу этих причин почти все члены Сократов клуба в личном общении не ставили его ни в грош. Но его терпели, потому что таинственным образом одна из принадлежащих ему компаний владела землей вокруг клуба, и всегда существовало подспудное опасение, что он может дешево продать участки для строительства домов пятидесяти тысячам семей и наводнить окрестности клуба латиноамериканцами и неграми.
Третий человек в этой компании, Мартин Матфорд, одевался небрежно – белая рубашка с открытым воротом, яркая спортивная куртка. Ему было шестьдесят, и среди этих четверых он представлял, пожалуй, самую мощную фигуру во многих областях экономики. В молодости он был одним из протеже Оракула и хорошо усвоил его уроки. Он мог бы рассказать немало пикантных историй про Оракула к удовольствию членов Сократова клуба.
Карьера Мартина Матфорда основывалась на банковских вкладах, и благодаря влиянию Оракула – во всяком случае, так утверждал Матфорд – он избежал неуверенного старта. В молодости он, как сам говорил, отличался сексуальной мощью. К его удивлению, мужья некоторых соблазненных им женщин являлись к нему не для того, чтобы отомстить, а чтобы получить банковский кредит. Они слегка улыбались и отпускали шуточки. Инстинкт подсказывал ему, что надо давать им в долг деньги, которые как он был уверен, никогда не вернутся. В те времена он не знал, что банковские служащие, оформлявшие займы, получали подарки и взятки за предоставление необеспеченных займов малому бизнесу. Работу клерка получить было нетрудно, люди, управлявшие банками, охотно предоставляли займы; в этом заключался их бизнес, от которого они получали прибыль, поэтому инструкции сознательно писались так, чтобы облегчить работу служащим, выдававшим ссуды. Конечно, должны были оформляться канцелярские документы, памятные записи о деловых встречах и тому подобное. Однако, Мартин Матфорд обошелся банку в несколько сот тысяч долларов, прежде чем его перевели в отделение банка, расположенное в другом городе. Он полагал, что это счастливая случайность, и только позже понял что это был результат снисходительного пожимания плечами его начальников.
Вот так, имея за спиной ошибки молодости, получив прощение, когда проступки были забыты, а ценные уроки усвоены, Матфорд стал подниматься в банковском мире.
Тридцать лет спустя он сидел в павильоне Сократова сельского клуба и представлял собой самую мощную финансовую фигуру в Соединенных Штатах. Он был главой большого банка, владел значительным пакетом акций телевизионных компаний, вместе с друзьями контролировал огромную автомобильную промышленность, связан был и с бизнесом воздушных сообщений. Он использовал финансы как паутину, чтобы получить значительную долю в электронной промышленности. Даже в тех деловых сферах, которые он не контролировал, существовали тонкие нити, свидетельствующие о том, что он и там побывал. Кроме того, под его контролем находились инвестиционные фирмы Уолл-стрит, объединяющие усилия, чтобы выкупать концерны и присоединять их к еще более крупным концернам. Когда подобные битвы бывали в самом разгаре, Мартин Матфорд мог пустить в ход мощный денежный вал, решавший все споры. Как и остальные трое собравшихся за ленчем, он «владел» некоторыми конгрессменами и сенаторами.
