Радек Йон - Memento
— Я? Почему я?
Маленькая тучка на безоблачном небе счастья.
— Не хочу его видеть, — наконец говорит Ева.
Коготь ревности… Владо, Станда… Девка!
Словно прочитав его мысли, Ева снова кинулась к Михалу.
Не думать об этом! Не думать ни о чем, только о ней!
Несколько секунд невыносимых корчей в желудке. Пока тепло ее живота и бедер наконец не разогнало боль.
— Начнем новую жизнь, Михал!
А потом, когда они лежали на одеяле обессиленные, Ева вдруг прижалась к нему.
— Ни за что не хочу туда возвращаться! — выпалила она вдруг и расплакалась, как маленькая.
— Я тебя туда не пущу, — успокоил он.
Как будто я всесильный, вдруг понял Михал. Он сжимал ее, такую несчастную, в своих объятьях. Слава богу, нашелся кто-то, кому еще нужна моя защита. Кто не считает меня безвольной падалью. Мы должны доказать. Должны, повторял он.
В тот вечер они с Евой вкололи дозу — последние крохи его запасов. По случаю свободы. В виде исключения.
А потом? Разумеется, снова в виде исключения. Не больше одного улета в неделю…
То же самое мы говорили, когда сидели на опиатах.
Только ведь к болтушке не так привыкаешь. Даже ломки после нее и то нестрашные. Просто нельзя зарываться. Теперь-то мы на своей шкуре испытали, каково это — втянуться.
Ну а как быть дальше?
Еще раз сварить у Гонзы. Стырить у него малость сырья, соорудить лабораторию и начать наконец варить только для себя.
Снова нерешительное шуршание за закрытой дверью. Тихие, осторожные шаги. Зрачок в глазке.
— Кто там?
— Меня послала Ева, — говорит Михал.
Как ни странно, дверь не открывается.
— А ты кто?
— Михал Отава.
Наконец неуверенное движение двери, щель, подстрахованная цепочкой.
— Это ты тут жил с Евой?
Михал кивает.
Дверь снова захлопывается. Звяканье цепочки. И только после этого она наконец открывается.
— Покорнейше благодарю за все ваши аферы на этой квартире! Здорово вы мне удружили! Милостивая госпожа могла бы сама потрудиться вернуть ключи.
— Ладно, я скажу ей. — Михал напрягся, сердце снова кольнула ревность.
И вдруг щелчок двери из единственной комнаты в прихожую. А в проеме — Даша! Невероятно, но, увидев ее на пороге, Михал будто сбросил с себя все напряжение.
— Привет. Ты чего тут делаешь? — громко воскликнул он.
Даша только кивнула в ответ. Смотри ты, даже не покраснела.
— Мы поженились. У нас будет ребенок. — Она тщетно старается скрыть гордость.
Наркошка — и ребенок. Но тогда, выходит, она завязала? По крайней мере пока беременная.
— Поздравляю, — улыбнулся Михал. Однако иронию скрыть не сумел. Слишком много он знал про Дашу. Слишком много для того, чтобы удивиться, как же ей все-таки удалось бросить. Это ведь не в первый раз. И не с первым.
— Я за проигрывателем пришел и за пластинками.
— Жаль, — улыбнулась Даша.
— Ключи принесет Ева, вместо свадебного подарка. — Михал еще раз отвел душу.
А я ведь хамлю.
— Спасибо за приют, — сказал он самым искренним тоном, на какой был способен. Ощущение неловкости, как до появления в коридоре Даши, давно прошло.
А чем все могло закончиться, не будь у нас тогда этой квартиры? Хуже, чем сейчас, вряд ли.
Деньги, деньги, деньги. На какие шиши обставляться? Как вообще дотянуть до получки? Никто не тратит столько, сколько зажатый в дозе торчок. Мизерная зарплата помощников землемеров в геодезическом институте. Зато можно работать вместе. Да еще на воздухе. Никаких канцелярий с ордой болтливых теток или заводских цехов с вечным шумом машин. Но чем холоднее на улице, тем меньше все это радует.
— Можно сварить еще пару раз для Гонзы. Хоть какие-то бабки перепадут.
— Брось. На фига тебе эта реклама? Попрут сюда целыми косяками — снова сгорим.
Продать проигрыватель. Тысячу двести на руки. А потом?
Денег катастрофически не хватает.
— Я знаю одну девчонку. Она не наркоманка. Тоже из Богниц. Но не по принудиловке. Просто нелады в школе. Так она всю дорогу у меня выспрашивала, что да как, и просила хоть раз дать попробовать кайфа.
Уголовный антиобщественный элемент, вспомнился Михалу термин тюремного врача. Это называется втягивать в свои делишки все новых и новых людей.
— Про это забудь. Надо как-то перебиться до получки.
Только все завертелось снова. Да еще каждый вечер два-три звонка в дверь. Ребята из команды. Выпрашивали кайф. Или предлагали достать сырье. Всего за третью долю с варки.
Посылал Гонза? Не он ли подсунул Зденеку в ящик стекло с морфой? Знал, что тот при деньгах и можно будет доить, когда он снова начнет ширяться?
Ну и что нам еще светит, кроме той богницкой телки, если придется варить втихую, а не на всю Прагу? Одна доза ведь не повредит. А много мы ей и сами не дадим. Не дураки. Да и болтушка для нее слишком жирно. Хватит и тех колес, что я спер когда-то у Гонзы. Ну, поимеет с них парочку глюков, а поутру, конечно, шизуху. Вероятность втянуться с одного раза почти нулевая.
Они пробирались вверх по Вацлавской. Спешащие люди задевали друг друга коробками с рождественскими подарками. Рождество. Получить бы под елочку пару дозняков. Только где же такой Дед Мороз? Хлюпающий снег и противный мокрый ветер. И дома холод, почти как на улице. Был бы кайф — тогда все нипочем. А так? В мороз ведь рефлектором не натопишь. Были бы деньги, пошли бы в бар, хоть погреться немного, если уж не наскребли сотню-другую на уголь. Не исключено, что эта герла нас куда-нибудь позовет. Если ей в самом деле хочется попробовать.
Они забрались в телефонную будку. Осталось только позвонить боженьке.
Сырая вонь промозглого дыма, тухлых окурков и столетней грязи. Обшарпанный телефонный справочник. Трубка, потрескавшаяся от разговоров наших предшественников. Даже ко рту подносить противно.
Зато ветер не пробирает.
— Похоже, вот это, — таращится Ева в справочник. — Добрый день, позовите, пожалуйста, Клару Коларжеву. Кто говорит? Это ее одноклассница. — Ева подмигивает Михалу. — Алло? Клара? Это я, Ева… Ну, из Богниц… Ну да, я тоже рада. Хочешь с нами встретиться? Сейчас сможешь? В пассаже Люцерны.
— Надеюсь, бабки она не забудет, — ворчит Михал, пока Ева вешает трубку. На него вдруг накатывает мрачное предчувствие. — Каждый новый человек — больше шансов засыпаться.
— Не дрейфь. Тут верняк.
Будем надеяться. Но главное, других вариантов-то все равно нет.
А что, если и после этого у нас были какие-то шансы? Хотя, пожалуй, в последний раз.
На лице Евы удивление, смешанное с недоверием. Не забуду его, даже когда совсем отшибет память.
— Михал, у меня ничего нет. Прошло четырнадцать дней. Вдруг у нас будет ребенок?
— Не дури.
— Ты только представь себе. Нормальная семья.
— А почему бы и нет?
— Ты что, спятил? — опешила Ева.
Михал схватил ее за плечи. Ничего не хотел он теперь больше, чем этого.
— Придется тебе завязать. Кончено.
— Михал, дурачок!
Никого и никогда я не любил больше, чем Еву в тот миг. Моя мадонна. Мое искупление.
В тот же вечер мы выбросили в мусорное ведро все склянки и катализаторы. От греха подальше.
Сколько это продолжалось? Месяц, два?
И Клару тогда мы сумели отшить, стоило ей опять у нас появиться. Если бы все этим и кончилось, ее родители вряд ли бы стали катить на нас бочку.
Ева в крови на полу.
— Что? Что случилось?
— Вызывай «скорую», Михал.
— Скажи, что случилось? — Прилив ярости. Ничего не выходит. Ничего!
— У меня выкидыш. Не видишь?
Вижу. Но вижу и другое! Суженные зрачки!
— Ты вмазалась!
Ева снова скорчилась и зарыдала во весь голос.
Я обнимаю ее, руки перепачканы кровью.
— Кто тебе дал эту дрянь?
— Гонза.
— Ну и подонок!
— Он сказал, что это отличное средство, — сквозь рыдания выдавливает Ева. — Совсем слабенькое. Новый рецепт. Что мне это никак не повредит.
«Скорая» с включенной сиреной. И вот уже Ева снова исчезает! А с ней и все остальное. Я убью его! Изувечу!
Михал прошел по Вацлавской, а оттуда вверх на Виноградскую, где жили Юришты.
Пани Юриштова с огоньком ненависти в глазах:
— Чего тебе надо? В прошлый раз вы его чуть в тюрьму не упекли, так теперь хватает наглости сюда являться?
На этот раз у Михала определенно сдали нервы.
— Значит, так, чтоб вы знали, ваш замечательный сыночек — просто скотина. Ублюдочная, тупая, сволочная скотина! — заорал он на весь дом. И устало добавил: — Вы одна до сих пор думаете, что он святой!
Господи, для чего я все это говорю?!
— А вы кто такие? — Пани Юриштова бросилась в наступление. — Дряхлые развалины. Это вы его всему научили. Бандиты! Он летом начал работать спасателем. Даже тонущего ребенка спас! Отлично себя проявил. А вы опять стали лезть к нему, прямо на пляж: В лодке посреди озера своей дрянью кололись! И все раскрылось. Снова втянули его в это болото. Понимаешь? А самим хоть бы хны! Неплохо, да? Вот она справедливость! И после этого ты еще смеешь его оговаривать? Да он страдает за всех вас!
