Алексей Смирнов - Записки из клизменной
Однажды ее хватил маленький удар, и госпожу свезли в нервное отделение. Не в мое. У нас их было шесть штук. Но когда я дежурил, все шесть становились моими. Плюс вся остальная больница.
И вот на дежурстве я поплелся ее смотреть «в динамике», испытывая нечто, что бывает, наверное, накануне инцеста. Лапать мамку, дразнить ее молоточком, пятки ей щекотать – как же можно?
Мамка была не одна. У нее сидел взволнованный начмед по хирургии.
Мамка меня не опознала, я был рядовым из армии муравьев. Она впервые видела такое насекомое. Я невнятно назвался.
– Кто-кто? – обратилась мамка к начмеду.
Тот просветил ее.
– А, ну понятно, – мамка смотрела на меня озадаченно.
– Вы можете идти, – кивнул мне начмед. Он всегда был безукоризненно вежлив.
Я попятился и ушел. Конечно, хирургу виднее неврологическая динамика. Я тешил себя иллюзией, что мамка сама себя наказала. Но удар был слабенький, и она выкарабкалась сама – вообще, я думаю, без большого лечения. Господь, надеюсь, даровал ей долгую жизнь, чтобы интереснее было разбираться на Суде.
Щадящее пламя
Это произошло уже давно. Редкие-редкие рыбы посещают меня из былого, распющиваясь и тараща тихоокеанские глаза. Из самых глубин.
Вроде как пустяк, но все – пустяк и штрих капелька в море.
Я ездил на работу в поезде. На Финляндском вокзале я обратил внимание, что из локомотива вовсю валит дым.
Мой коллега С. кивнул.
– Загорелся, – констатировал он очевидное.
– Ха, а вон твой Вальденберг! – воскликнул я.
Вальденберг был солидным и привлекательным мужчиной с небольшим животом. Он прогуливался в самом конце платформы, поближе к кассам, и оттуда осторожно следил за дымом из удаленного поезда. Но не уходил. Ждал, чем кончится.
Я подрабатывал у Вальденберга в диспансере. Они с С. были однокурсники.
Дистанция была предельно безопасной.
– Да, – кивнул С. – Вальденберг. – И с неожиданной, несвойственной ему злобой добавил: – Всегда был таким.
Лад
Медицинский эпизод, которым давеча поделился мой отчим. Для простоты будем именовать его просто доктором.
Давным-давно доктор работал на «скорой помощи». В области. В Тихвине, что ли, или рядом.
И вот приехал он к мужичку. Ну, все нормально. То есть доктор все сделал правильно, хорошо. Посидели они – в хорошем смысле, побеседовали. Обстановка спокойная.
А через пару дней доктор снова ехал мимо. Никто его не звал, но он был молодой, горячий и правильный. Надо бы, думает, заглянуть к мужичку. Как выражаются в медицине, активно посетить.
Открывает доктору бабулька. Доктор:
– Здравствуйте, а где мужичок?
– А уж лежит, лежит он. Проходите доктор, проходите.
Мужичок лежал. В гробу. Бабулька:
– Петенька, вот доктор к тебе приехал, проститься.
Бабулька не знала сарказма. Мир для нее был полон естественной гармонии.
Телезрители против Знатоков
В палате, клиентка:
– Скажите, а вот ребенок – он внутри матки находится или снаружи?
Ёжик
Наркоман лежал и выкрикивал Олю. Медсестру.
– Оля! Оля! – призывал он.
Явился доктор.
– Зачем тебе Оля?
– Ежика поставить.
Доктор принял меры, успокоил человека. Дальше тот лежал тихо и пускал слюни.
Потом доктор все же спросил насчет ежика.
Выяснилось, что наркоман хотел капельницу с дексаметазоном. От нее легче. Дексаметазон – это и есть ежик. Так его называют областные пациенты. Потом от него шерсть на мошонке встает дыбом, побочный эффект.
Групповая психотерапия
Наркология.
Психологический шабаш: терапевтическая группа. Великий бал у сатаны, за роялями – лично Берн, Адлер и Фредерик Перлз; когнитивисты разносят брошюры, бихевиористы исполняют канкан.
Психолог, лопающийся от нутряных соков, чертит схемы: круги, круги, сплошные круги. Все они пересекаются, все взаимосвязаны.
В кругах – пояснения. Ну, «воля», допустим, или «мать», или «детское Я», или «решение».
Очень сложная схема. Много безвыходных кругов.
Вдруг – мрачный голос из зала:
– А сто грамм-то где?
Шок. Паника.
– Что? что?
– Ну, сто грамм-то где, я спрашиваю? На чертеже вашем?
Психолог заволновался, забегал, пока его не остановили жестом и тем же голосом не разъяснили, где находятся пресловутые граммы и зачем они нужны самому психологу, чтобы не лишиться, скажем, работы, ну и еще для ряда важных дел.
Секрет для двоих
Медицинский этюд.
Родильное отделение. Дама. Рожает. Схватки у нее.
Доктор подходит с трубочкой послушать, как там поживает плод. Тянет носом и ощущает кружение головы, улавливает запах не то что обычного табака, а какой-то, скажем откровенно, махры.
– Вы что, курили, что ли?
Дама воровато оглядывается, подносит палец к губам:
– Тсс!
Чудо
Психиатры рассказали вот такую историю.
Пригласили их срочно в Лавру. Там какой-то монах принялся выковыривать из иконы говорящую девочку.
Ну, что тут разводить губами? Белая горячка со специальной окраской.
Вышел высокий церковный чин.
– Не, – сказал он, – вы его никуда не везите. Сделайте ему укольчик.
– Какой тут укольчик, отец? Тут не об укольчике речь!
Чин уперся.
Бригада уколола монаха реланиумом, и тот уснул.
– Вот видите, – нравоучительно молвил служитель. – Это все у вас от неверия. Езжайте с миром. Все будет хорошо.
Действительно, их больше не вызывали.
Итальянец
Что такое итальянская забастовка?
Это когда на работу приходят, а работать не работают. Или работают строго по протоколу, от и до, без неформальных излишеств.
Итальянской забастовкой занимается доктор Апанасенко, если не давать ему денег. Если давать, то он сразу всех бесконечно любит. А если нет, то извините.
Я пришел к доктору Апанасенко в поликлинику, по мелкому процедурному поводу, да к тому же не для себя, а для маменьки, которая меня попросила. Ей было трудно доковылять самостоятельно. Ей надо было всего-то закрыть очередной больничный, то есть написать одну строчку.
В поликлинике, естественно, сидела очередь.
С очередью доктор Апанасенко борется следующим образом. Он, до поры до времени сокрытый, вдруг нарисовывается и обводит собравшихся взором.
– Так, ты зачем пришла? Тебе то-то, то-то и то-то, и не ходи сюда. А тебя, чтобы я вообще больше здесь не видел!
И очередь ощутимо сокращается.
Ну так вот, передо мной оказалась птичьего вида особа лет шестидесяти, с отросшими ухоженными ногтями, которые она проворачивала в носу, а после чистила один о другой; эта женщина была в придачу обута в угги. Мне предстояло обойти ее на повороте. Плевое дело! – подумал я. Тоже мне, квесты и квейки. Начальный уровень.
Не вышло.
Не вышло и после. Доступы к доктору Апанасенко перекрывала непробиваемая медсестра, заранее знавшая всех и видевшая насквозь. В скором времени я устроил театр единичного актера и рассказывал, что сам занимаюсь лечением нервных болезней и вот опаздываю на прием, потому что сам стою к доктору в очереди, а у меня между тем под дверью накапливается точно такая же. В итоге вся очередь была за меня.
Но не медсестра.
И не доктор Апанасенко.
…Старичок, сильно хворый ногами, отбросил сканворд и пришел в исступление. Он хотел никошпану, для ног, а в аптеке засел очередной доктор Апанасенко, считавший никошпан наркотическим веществом и не дававший его без рецепта. Старичок пришел выписать рецепт. Он был оснащен палкой и плохо передвигался дикими, подпрыгивающими шагами. Он имел несчастье сидеть в коридоре при собственной куртке, свернутой рядом.
– Отправьтесь в гардероб и оставьте там верхнюю одежду! – гаркнула медсестра. И скрылась за дверью, не слушая про рецепт.
Старичок заплясал по холлу.
Он проклинал ступеньки, которые вели в преисподнюю гардероба. Потом уставился на куртку:
– Затолкаю-ка я ее вот сюда, от греха подальше, а то и вправду…
Он принялся ожесточенно утрамбовывать куртку в какой-то урне, в каком-то дальнем углу. Очередь ругала доктора, говоря внутри себя, что он грубо хватает, гнет и мнет.
…Наконец, когда старичка обслужили, я проник в кабинет к доктору Апанасенко.
И доктор Апанасенко отказался мне помогать, желая видеть маменьку лично на костылях. Итальянская забастовка развернулась во всей красоте. Вся беда была в том, что маменька обычно платила доктору в начале курации, сводившейся к заполнению карточки, а ныне решила в конце. И я принес доктору Апанасенко бутылку. Но доктор Апанасенко разговаривал со мной в манере трамвайно-троллейбусного жлоба, и бутылку эту не получил.
