Фатерлянд - Мураками Рю

Слушая разговор Ёсидзаки и Кацураямы, Каваи все больше укреплялся в мысли, что вся эта история про «повстанческую группу Народной армии» как-то не складывается. После смерти Ким Ир Сена в 1994 году Народная армия несколько раз реорганизовывалась, причем не столько для того, чтобы подготовиться к новым условиям, связанным с окончанием холодной войны, сколько во избежание любой возможности государственного переворота. Организационная структура армии была сложна для понимания — даже Найтё не мог полностью разобраться. Военная доктрина Северной Кореи была направлена не на повышение обороноспособности страны, а на обеспечение полного контроля над армейскими соединениями со стороны Ким Чен Ира и Трудовой партии. Еще до прихода к власти Ким Чен Ир приложил значительные усилия, чтобы укрепить свое положение в глазах военных, и при малейших признаках назревающего мятежа он, возможно, не остановился бы перед полным уничтожением всего государства. Так что нет, принадлежность террористов к «повстанческой группе» — полная чепуха.

Глядя на карту Корейского полуострова, Каваи размышлял, что должны означать эти два часа. Почему систему противовоздушной обороны требовалось отключить именно на это время, а не, скажем, на двадцать два часа, или на два дня, или на два месяца?..

Почувствовав, что его хлопают по плечу, он обернулся, и перед ним возникла красная физиономия Сузуки. Наверное, пил пиво.

— Чудный тихий субботний вечер в Токио, — сказал он, усаживаясь на стул. — Тут поползли слухи о баллистической ракете, и в барах сразу стало пусто. Ох ты ж, почти два часа добирался, — добавил он, взглянув на часы.

Действительно, беспокойство охватило всех, но шанс на то, что КНДР решится на ракетный удар, был бесконечно мал. Запуск баллистической ракеты означал бы полный крах режима Ким Чен Ира. Упади что-нибудь подобное на Токио, и в регионе немедленно начнется полномасштабная война, а Ким далеко не дурак, чтобы воевать сразу с армиями Южной Кореи и США. Война означала бы отказ США в признании режима корейского диктатора (альтернатива — уничтожение ядерного потенциала КНДР), война означала бы конец всем разговорам о воссоединении двух Корей. Так что ядерный удар по Японии мог бы свидетельствовать только о том, что Ким Чен Ир решил: его государство должно исчезнуть.

— Что происходит-то? — шепотом поинтересовался Сузуки.

— Да бардак какой-то, — отозвался Каваи, вертя в руках карту.

— Ты один так думаешь, или это общее мнение?

— Все так думают… — криво усмехнулся Каваи.

Сузуки вздохнул:

— Вот что я пропустил. Сколько раз ты отмечал выход корейцев в море? Они делали это специально, чтобы усыпить нашу бдительность!

— Тише, пожалуйста! Всем тихо! — С места поднялся Хида из Бюро региональной поддержки МВД с телефонной трубкой в руке. — У меня на проводе служба безопасности стадиона в Фукуоке. Они говорят, что у них есть пара водяных пушек для усмирения пьяных и буйных и предлагают использовать их против террористов. Что вы об этом думаете?

Хида выглядел взволнованным. Ёнасиро и Сакурагава неуверенно переглянулись, а Цубои, Ямагива и Коренага наперебой стали задавать вопросы, кто будет управлять этими пушками и какое там давление воды. Ямагива уточнил, сколько террористов находится на стадионе и где конкретно они располагаются.

Хида быстро заговорил в трубку.

— Нет уж, увольте, — ворчливо заметил один из референтов, сидевший рядом с Каваи. — Они что, действительно хотят справиться с ребятами, которые вооружены гранатометами, при помощи водяных пушек? Это им что, студенты на демонстрации?

— Два часа почти истекли, — сказал Сузуки. — Ракеты бы уже долетели. Так зачем им эти два часа? Радары ничего не засекли — ни ракет, ни самолетов!

«Радары ничего не засекли…» Что-то щелкнуло в голове Каваи. Зловещее предчувствие превратилось в твердую уверенность. Конечно же! Речь идет о советских «Ан‑2»! Старые бипланы, антиквариат, такие сейчас увидишь лишь в музее! Они почти целиком фанерные, летают на низких высотах, и их очень трудно нащупать радаром. У КНДР около четырехсот таких, и они их уже использовали для спецопераций. Каваи прикинул расстояние от северокорейских баз до Фукуоки, если лететь минуя Южную Корею. Крейсерская скорость позволяет преодолеть такой путь примерно за два с половиной часа. Если «Аны» поднялись в воздух еще до того, как террористы появились на стадионе, то… они на подлете.

Каваи посмотрел на часы: семнадцать минут десятого. За круглым столом разгорелся спор между Хидой и Сакурагавой.

— А кто возьмет на себя ответственность, если бандиты начнут убивать заложников? — кричал Сакурагава.

— Мы обязаны рассмотреть любые средства, в том числе водометы! — защищался Хида.

Позвонил секретарь кабинета и сказал, что будет добираться до места на поезде, поскольку от вокзала в Осаке до вертолетной площадки слишком далеко. Ёсидзаки уведомил Ямагиву, что через три часа можно будет поговорить с заместителем Госсекретаря США. Ёнасиро предлагал использовать для переброски штурмовой группы из Осаки большой транспортный вертолет Сил самообороны. Цубои выразил ему благодарность, но заметил, что это излишне: совсем скоро у полиции Осаки будут в распоряжении все имеющиеся в наличии вертолеты. Кацураяма занимался координацией действий полиции Фукуоки, штурмовой группы и других подразделений. Голова шла кругом от этого шума. Неожиданно из-за дверей послышался смех — прибыл министр охраны окружающей среды по фамилии Номияма. На нем был праздничный костюм — вероятно, министр прибыл сюда со свадьбы, что справляли в его избирательном округе. Он был в приподнятом настроении, что подтвердилось новым приступом смеха:

— Ну и где тут киногерои, которые давят террористов голыми руками?

Один из основателей «Зеленой Японии», Номияма раньше работал в крупной торговой компании.

— Спасибо тебе, что держишь тут оборону, — сказал он Ямагиве, пожимая руку.

Но едва Номияма опустился в свое кресло за круглым столом, как вдруг раздался вопль:

— Черт, что это?!

Все одновременно уставились в телеэкраны: камера, снимавшая толпу зевак около отеля, показывала строй самолетов, напоминающий стаю перелетных птиц. Самолеты шли очень низко — прямо над крышами зданий.

— Что это? — изумился Сузуки.

— «Ан-2». Транспортные самолеты, — отозвался Каваи.

Оператор навел объектив на один из самолетов и увеличил изображение.

— Похож на тренировочный… — пробормотал Ёнасиро, вставая.

«А красивый. Словно в каком-нибудь старом фильме», — подумал Каваи.

На бортах не было никаких опознавательных знаков — должно быть, они были закрашены. Шедший впереди самолет начал снижение, готовясь к посадке.

— Что он делает? Там же нет никакого аэропорта? — вскричал Ямагива.

Не выпуская из рук телефона, Хида молча указал на то место, где раньше располагался аэродром Ганносу. Три залитые светом от уличных фонарей посадочные полосы тянулись вдоль железнодорожных путей. «Ан‑2» начали садиться один за другим. Кто-то стал считать их вслух, насчитал двадцать, но экран показал не все.

— Сколько человек можно поместить в один такой? — побледнев, спросил Сузуки.

— Десять — пятнадцать, — сказал Каваи.

Он припомнил, что Сузуки был родом откуда-то с севера — то ли из Фукусимы, то ли из Акиты. Сам Каваи родился в Токио, а его жена — в Нагано. Хорошо, что у него нет родственников на Кюсю!

Дверь первого самолета открылась, и на поле стали высаживаться люди в камуфляжной одежде. Каждый был вооружен автоматом Калашникова и гранатометом. Оказавшись на земле, солдаты пригнулись, огляделись и выстроились в боевой порядок, чтобы прикрыть прибывающие «Ан-2».

5. Объявление войны

2 апреля 2011 года

Вызванные по телефону к Исихаре Ямада и Мори бросились в сторону корпуса «С». Бежать нужно было не более двухсот метров, но оба оказались весьма посредственными бегунами, и им пришлось два раза остановиться, чтобы перевести дух. Корпус «С», где обитали Исихара, Андо, Фукуда и Такеи, ничем — ни размерами, ни конфигурацией — не отличался от их собственного. Другое дело, «апартаменты» самого Исихары. Это было нечто особенное. Раньше там находился магазин по продаже мотоциклов, владел им старинный друг Исихары, которого ни Ямада, ни Мори никогда не видели. По площади помещение напоминало баскетбольное поле, то есть было как минимум раз в десять больше, чем у остальных. Исихара превратил его в своего рода гостиную «для всех», или, как он называл ее для краткости, — «гостинку». Один угол он отделил собственноручно сколоченной фанерной ширмой — это треугольное пространство именовалось «кабинетом». В кабинете умещались небольшой стол и кресло-качалка, в котором Исихара обычно сидел в размышлениях, или бренчал на гитаре, или сочинял стихи.