Виктория Токарева - Можно и нельзя (сборник)
Вернулась довольно быстро.
— Это соседи, — сообщила она. — Увидели, что дверь открыта, пришли проверить. Они следят, чтобы не залезли бомжи.
— Заботятся, — похвалил Костя.
— О себе, — уточнила Катя. — Если дом подожгут, то и соседи сгорят. Огонь перекинется по деревьям.
Катя скинула пальто и легла. Замерла в ожидании блаженства. Но Костя уже ничего не мог. Как будто ударили палкой по нервам. Все, что звенело, — упало, и казалось — безвозвратно. Так будет всегда. Вот так становятся импотентами: удар по нервам в минуту наивысшего напряжения.
Он сошел с тахты. У него было растерянное лицо. Ему было не до Кати и вообще ни до чего.
Он стоял и застегивал пуговицы на рубашке, затягивал пояс.
Катя подошла, молча. Обняла. Ничего не говорила. Просто стояла, и все. Косте хотелось, чтобы так было всегда. В любом контексте, но рядом с ней. Пусть опозоренным, испуганным — но рядом. Однако он знал, что надо отстраниться, отойти и валить в свою жизнь.
Костя отодвинулся и сбежал вниз по лестнице. Катя не побежала следом. Зачем? Она спокойно еще раз обошла весь второй этаж. Потом спустилась и обошла комнаты внизу, заглянула в кладовку.
— Помнишь, как говорила Васса Железнова: «Наше — это ничье. МОЕ».
— Когда это она так говорила? — спросил Костя, будто Васса Железнова была их общей знакомой.
— Когда корабль спускали на воду, — напомнила Катя.
Костя никогда не читал этот роман. Из Горького он знал только «Песню о Буревестнике».
Катя тщательно заперла входную дверь. Подергала для верности.
Сели в машину.
Катя забыла об их близости, думала только о даче.
— Если фундамент состоятельный, можно будет поставить сверху третий этаж. Это увеличит продажную стоимость.
— Зачем тебе столько денег? — удивился Костя.
— Денег много не бывает.
— Но ты хочешь больше, чем можешь потратить.
— Я хочу открыть издательство, — созналась Катя. — Выпускать альбомы современного искусства. Сейчас тоже есть свои Рембрандты. Но они все по частным коллекциям. Их надо собрать.
— Возьми деньги у мужа.
— Он не даст. Это очень дорогие альбомы. Там особенная мелованная бумага, ее в Финляндии надо заказывать. И полиграфия…
— Твой муж жадный?
— Мой муж умеет считать. Он говорит, что я на этих журналах прогорю. Очень большая себестоимость. Их никто не будет покупать, и кончится тем, что они будут штабелями лежать у нас в гараже.
— Он, наверное, прав…
Катя смотрела перед собой.
— Если считать результатом деньги, то он прав. Но деньги — это только деньги. Хочется, чтобы ОСТАЛОСЬ.
— Рожай детей. Они останутся.
— Это самое простое. Все рожают, и куры, и коровы. А вот издательство…
Машина выбежала из дачного поселка. Кончилось золотое и багряное. Впереди были серая дорога и серый город.
— Выходи за меня замуж, — вдруг сказал Костя. Он сначала сказал, а потом услышал себя. Но было уже поздно.
— Что? — переспросила Катя, хотя прекрасно расслышала.
— Замуж. За меня. Ты, — раздельно повторил Костя.
— Интересно… — проговорила Катя. — Я своего мужа дожимала пять лет. Он упирался. А ты сделал мне предложение на второй день.
— Я тебя люблю. Мне не надо проверять свои чувства. Я хочу, чтобы мы не расставались.
— У тебя есть где жить? — поинтересовалась Катя.
— Нет.
— А на что жить?
— Нет.
— Значит, ты рассчитываешь на мои деньги и на мою территорию. Так и скажи: женись на мне. Это будет точнее.
Катя издевалась. Она издевалась над ЧУВСТВОМ. Территория чувства — сердце. Значит, она издевалась и над сердцем, и над душой. И только потому, что у нее были деньги, которые она добывала, обманывая старух.
Костя понял, что он не захочет ее больше видеть. Цинизм — вот что течет по ее жилам и сосудам. Она вся пропитана цинизмом, как селедка солью. Сейчас он довезет ее до подъезда, возьмет деньги, заедет на базар, купит хурму, курагу и привезет домой. Он наполнит дом витаминами. А весь остальной мир с его грандиозными планами — его не касается. В своем доме — он МУЖ, опора и добытчик. И так будет всегда.
Машина выехала на набережную.
— Сердишься? — спросила Катя. Она играла с ним, как кошка с мышью: отдаляла, потом приближала.
Но в этот раз она заигралась. Костя отодвинулся слишком далеко, на недосягаемое расстояние. Он самоустранился.
Машина остановилась возле подъезда. Катя полезла в сумку.
— Не надо, — отказался Костя. Он понял, что не возьмет у нее денег. И она тоже поняла, что он не возьмет.
— Я позвоню, — коротко пообещала Катя. Она была уверена в себе.
Костя не ответил. Он тоже был уверен в себе. Он мог опуститься на колени перед женщиной, но лечь на землю, как подстилка, он не мог и не хотел.
Катя вышла из машины и пошагала на свою территорию со своим кошельком.
Костя рванул своего железного коня. Куда? В остаток дня. Катя права. Но и он — тоже прав. Жизнь прекрасна сама по себе, а деньги и комфорт — это декорация. Как бантик на собаке.
* * *Ночью они с женой любили друг друга. Чтобы ни происходило в жизни Кости, перед сном он неизменно припадал к жене, как к реке. Но в этот раз он пил без жажды. И чем нежнее обнимала его жена, тем большую пустоту ощущал он в душе. Пустоту и отчаяние. «И это — все? — думал он. — Все и навсегда… Ужас…»
Она позвонила на другой день. Ночью.
— Приезжай немедленно. Поднимись.
— А который час, ты знаешь? — трезво спросил Костя.
Но в трубке уже пульсировал отбой. Катя раздавала приказы и не представляла себе, что ее можно ослушаться.
— Кто это? — сонно спросила жена.
— Валерка Бехтерев. Ногу сломал.
Жена знала Валерку.
— О Боже… — посочувствовала жена.
Через полчаса Костя стоял в Катиной спальне.
Позже Катя скажет, что эта спальня из Зимнего дворца, принадлежала вдовствующей императрице, матери Николая. Но это позже… А сейчас им обоим было не до истории…
Катины подушки источали тончайший запах ее волос.
— Он не вернется? — спросил Костя.
— Он уехал два часа назад. Сейчас взлетает его самолет.
— А вдруг не взлетит?
Костя чувствовал себя преступником, вломившимся в сердце семьи. Кате тоже было не по себе. Она никогда не приглашала любовников на супружеское ложе, и даже не могла себе представить, что способна на такое, но оказалось — способна.
Костя отметил, что у него стучало сердце, он задыхался, как от кислородной недостаточности. Так бывает высоко в горах, когда воздух разряжен.
