Элизабет Гилберт - Законный брак
– Хочешь сказать, что ты умный и справишься с моей никчемной бесполезной кучей дерьма?
– Я хочу сказать, дорогая, что уже давно внимательно наблюдаю за тобой и, кажется, готов купить твой пакет целиком.
– Спасибо, – искренне ответила я. Я и правда была благодарна Фелипе – я и все мои изъяны.
– Хочешь теперь узнать про мои недостатки? – спросил он.
Надо признаться, в тот момент я подумала: а я и так все про тебя знаю, мистер. Но не успела я заговорить, как он быстро и без обиняков выложил мне факты – как может лишь человек, который хорошо знает себя.
– Я всегда знал, как заработать денег, – сказал мой суженый, – но так и не научился их копить. Я пью слишком много вина. Я слишком усердно оберегал своих детей от всего мира и, видимо, к тебе буду всегда относиться так же. Я параноик – родом из Бразилии, что уж поделать, – поэтому, когда не понимаю, что происходит, всегда предполагаю худшее. Из-за этого я терял друзей и всегда буду жалеть об этом, но такой уж я. Могу быть необщительным, капризным, обидчивым. Я человек распорядка – а значит, зануда. Дураки легко выводят меня из себя. – Он улыбнулся и попытался облегчить этот серьезный разговор: – А еще каждый раз, когда я смотрю на тебя, мне хочется заняться с тобой сексом.
– Это я как-нибудь переживу, – усмехнулась я.
Едва ли есть подарок более благородный, чем принять человека целиком и полюбить его, несмотря на все изъяны. Я говорю об этом потому, что наше открытое перечисление недостатков было вовсе не показухой, а искренней попыткой раскрыть темные стороны нашей натуры. И эти недостатки не из тех, над которыми можно посмеяться. Они могут причинить вред. Могут ранить. Моя эгоистичная потребность в одобрении, если ее не сдерживать, способна повредить отношениям не хуже финансового лихачества Фелипе или его склонности поспешно предполагать худшее в момент сомнений. Если мы хоть немного разбираемся в себе, то станем прикладывать все усилия, чтобы контролировать эти опасные качества нашего характера, однако они никуда не денутся. А еще важно помнить, что, если уж Фелипе не в силах изменить свои недостатки, глупо думать, что это удастся мне. И наоборот, разумеется. А некоторые наши черты, которые мы не в силах изменить, отнюдь не приятны при близком рассмотрении. Таким образом, если человек видит тебя насквозь и всё равно любит – это почти чудодейственный дар.
При всем уважении к Будде и отцам раннего христианства мне иногда приходит в голову, что учение о непривязанности и духовной важности монашеского уединения лишает нас чего-то очень важного. Отречение от близких отношений отнимает у нас возможность когда-либо освоить такой земной, «домашний», будничный и трудоемкий навык, как умение прощать каждый день и в течение всей жизни. «Все люди в чем-то ущербны», – писала Элеонор Рузвельт. (И ей ли этого не знать? Как-никак, она была участницей очень сложного, порой несчастливого, но вошедшего в историю брака.) «У всех людей есть потребности и искушения; все подвержены стрессу. Прожив вместе много лет, мужчина и женщина узнают всё о недостатках друг друга. Но они также открывают в себе и в спутнике жизни те качества, которые достойны уважения и восхищения».
Может быть, когда наше сознание становится способным удерживать и принимать все противоречия другого человека – даже его глупость, – мы и совершаем поистине святой поступок? Что, если просветление можно найти не только на одинокой вершине горы или в монастыре, но и за кухонным столом, где мы вынуждены ежедневно мириться с самыми раздражающими и надоедливыми изъянами супруга?
Я вовсе не предлагаю всем научиться мириться с оскорблениями, равнодушием, неуважением, алкоголизмом, изменами и презрением. И не говорю, что пары, чей брак превратился в зловонную печальную могилу, должны сжать зубы и жить дальше через силу. «Мое сердце просто не выдержало бы еще один слой краски», – сказала одна моя подруга в слезах, когда ушла от мужа. И разве найдется хоть один сознательный человек, способный упрекнуть ее в том, что она не захотела быть несчастной? Иногда со временем брак просто превращается в гниль, и такие браки должны заканчиваться. Если брак превратился в трясину и ты решаешь уйти, это вовсе не значит, что ты потерпел неудачу с моральной точки зрения. Напротив, иногда такой поступок означает, что человек не сложил руки, а, наоборот, продолжает надеяться.
Поэтому, когда я говорю о терпимости, я вовсе не предлагаю вам научиться сносить сущий ад. Я говорю о том, что нужно научиться как можно лучше подстраиваться под человека, который, в сущности, хорош, но иногда бывает занозой в заднице. С этой точки зрения семейная кухня может стать для вас чем-то вроде храма с линолеумным полом – храма, в котором нас ежедневно призывают прощать так, как мы хотели бы, чтобы прощали нас. И это, конечно, полное занудство. Никаких тебе звездных моментов божественного экстаза. Но возможно, эти маленькие примеры домашней терпимости – тоже чудо, только другого порядка: незаметное, но и неизмеримое.
Помимо недостатков, между мной и Фелипе есть и просто различия, с которыми нам обоим придется смириться. К примеру, он никогда – это я гарантирую – не пойдет со мной на занятия йогой, как бы я ни пыталась его убедить, что ему понравится. (И ему не понравится.) Никогда нам не медитировать вместе на ритрите выходного дня. Мне никогда не убедить его есть меньше красного мяса или пройти со мной за компанию очередное модное очищение организма – так, для прикола. Никогда не успокоить его темперамент, который порой бросает в невыносимые крайности. У нас с Фелипе никогда не будет общего хобби, в этом я уверена. Мы не будем гулять рука об руку по фермерскому рынку и не пойдем в поход с целью идентифицировать виды дикорастущих цветов. И хотя он готов сидеть и хоть целый день слушать, как я расхваливаю Генри Джеймса, он никогда не прочтет собрание его сочинений – поэтому самое любимое мое занятие так и останется моим.
Жизнь Фелипе также полна удовольствий, которых мне никогда не понять. Мы выросли в разные десятилетия, в разных полушариях; культурные аллюзии, анекдоты – всё это встает между нами стеной протяженностью в несколько миль. (В случае Фелипе – километров.) У нас не было детей, и со мной Фелипе не сможет часами вспоминать о том, какими Зо и Эрика были в детстве, – как мог бы с их матерью, если бы их брак продлился тридцать лет. Фелипе любит хорошие вина, для него они – почти святое, а я не понимаю, чем они отличаются от плохих. Он любит говорить по-французски, а я по-французски ни слова не понимаю. Он бы с удовольствием валялся со мной в постели хоть всё утро, но, если я не встану и не начну что-то делать с рассветом, у меня нервный тик появится – болезнь всех янки. И главное, со мной Фелипе никогда не сможет вести ту спокойную жизнь, о которой так мечтает. Он одиночка; я – нет. Я как собака, мне нужна стая; он – кошка, ему бы тишину в доме. Но пока он женат на мне, в его доме никогда не будет тихо.
