Денис Куклин - Могилы героев. Книга первая
- Слушай, Раис,- начал Егор издалека,- не поможешь мне, еттыть?..
- Погоди, я сейчас.
Спустя минуту он вышел на улицу уже одетый, в ватнике и подшитых валенках.
- Что надумал?
Егор начал было разводить руками в поисках нужных слов для внятного объяснения. Но неожиданно для самого себя ляпнул напрямик:
- Жрать нечего. Не пособишь? Одному страшновато в первый раз.
Раиска широко улыбнулся. В темноте этого не было видно, но Егор его улыбку почувствовал.
- А чё ты, еттыть?..
- Да я ничего…У кого брать собираешься?
Егор слегка опешил.
- А у тебя на примете никого нет?!
- Нет, брат, это ты сам соображай. Ты – организатор, ты и думай. Мое дело маленькое.- Чувствовалось что две "ходки" к "хозяину" он сделал не зря.
- Ну, давай,- после короткого раздумья сказал Егор,- пойдем к деду Фиме.
- К деду так к деду,- кивнул Раиска.- Идем.
- Э-э, а домой?
- Домой не надо.
К задам Фиминого дома они подкрались по твердой собачьей тропе. Пес во дворе молчал. Раиска ловко и бесшумно открыл оконце стайки, шепнул через плечо: "Учись, пока я живой",- и нырнул внутрь хлева. В животе у Егора от страха сдавило болезненным спазмом. Он забрался в оконце, шарахнулся в сторону от шумно вздохнувшей коровы и просипел: "Раиска!". Тот отозвался, как с того света: "Иди сюда!". В темноте дробно затопотали бараньи копытца. Послышался быстрый прерывистый храп. Егор вздрогнул, в руки ему ткнулось что-то жесткое и увесистое. Он понял, что это бараний бок. И в этот момент во дворе взбрехнула собака.
- Давай резче,- просипел Раиска и бесшумно выскользнул наружу.
Егор выскочил вслед за ним. Подельник бросил ему баранью тушу и так же ловко закрыл оконце.
- А теперь – рвем когти!.. Никаких проблем,- бахвалился он на обратном пути. А у Егора от страха стучало в висках и ноги подкашивались.- Главно все сделать чисто, понял? Освежуем барашка, обмоем это дело,- он хохотнул.- Шкуру, голову, копыта, все в печи спалишь. Не дай боже найдет кто-нибудь! А так все шито-крыто! Летом намного легче. Увел телка подальше в лес, и амба!
Егор вздрогнул. Они уже подошли к его дому.
- Слушай,- сказал он.- Водяры у меня нет. И денег нет.
- Все будет! Ты пока начинай, а я мигом обернусь!
Егор кивнул, страх понемногу отпустил. Он зашел во двор, отрубил барану голову и подвесил тушу над заранее приготовленной ванной со снегом. Голову отдал собаке…
Через пару часов в дедовском, потемневшем от времени казане варилась нарубленная крупными кусками баранина. На кухне пахло свежатиной, похлебкой и жженой шерстью – Егор спалил в печи баранью шкуру.
Пировали от души. Подняли с постели третьего собутыльника – Ваську-кривого. Тот приволок с собой еще четверть самогона. Было мало хлеба, зато мяса наелись вдоволь. Раис разрубил свою часть добычи и половину отдал Кривому. Васька в свою очередь с глупыми вопросами не лез, а балагур был тот еще. На любую отвлеченную тему мог глаголить часами, и всегда знал свое место.
В эту ночь Егор собой гордился. Нюхнул пороха, залил страхи и заботу о завтрашнем дне сивухой, и был почти счастлив.
Утром ни свет, ни заря пришла Зинка. Побродила по дому, что-то вынюхивая. Получила порцию матюгов. Повозилась на кухне. Когда ушла и что еще делала, Егор не знал – вырубился как мертвый. Проснулся уже ближе к вечеру от шума во дворе.
Входная дверь хлопнула так, что во всем доме задребезжали стекла. Егор резко сел на кровати и только после этого открыл глаза, поморщившись от резкой боли. Он помотал головой и отпрянул, перед ним стояли отец со старшим братом. А в дверях стоял дед Фима с бараньей головой в руках. Егор увидел их, увидел баранью голову, но сообразить ничего уже не успел – отец отвесил ему такую оплеуху, что он ударился головой об стену. Под черепной коробкой что-то пронзительно лопнуло, перед глазами Егора пронесся сноп белых искр. И он как сквозь вату услышал голос отца:
- Глаза бы мои тебя не видели!
- Что же ты, Егорка, делаешь?- Покачал головой брат.- Рехнулся совсем, позоришь нас…
- А кто за барана заплатит?- Ввернул свое Фима.
Егор с трудом отдышался. В глазах у него постепенно прояснило. Он шмыгнул, вытер лицо ладонью. Кровь из носа бежала ручьем.
- За что, батя?
Вместо ответа отец выхватил из рук Фимы баранью голову и бросил ее на кровать.
- Уезжай из деревни, стервец!- И снова повторил:- Глаза б мои тебя не видели!..- И пошел прочь из дома.
Братан хотел что-то добавить, но лишь головой покачал и пошел вслед за отцом.
В комнате остались только дед да умывшийся кровью непутевый Егорка. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза. Потом дед чего-то испугавшись, схватил с кровати злополучную голову и с неразборчивым бормотанием побежал за ушедшими.
- Да ты чё, батя?- Сказал Егор в пространство и все понял.
Отец его был нрава непреклонного, сказал – сделал. Слов на ветер не бросал. Идти и объясняться с ним, просить прощение было бессмысленно. Проклял. Не сказал только, как говорят иногда в кино: "Все, Егорка, нет у меня больше сына!"
Не так давно характер у Егора был в отца, да только водочка и жизнь озорная перекроили его в безвольного пьянчужку, ни гордости не осталось, ни совести. Воровать так воровать; убивать так убивать. И все же трудно сказать, почему он уехал. Может быть испугался, а может просто устал от жизни своей дурацкой. Но умывшись и переодевшись в чистое, он собрал в старенький рюкзак кое-какие пожитки, выключил в комнатах свет, отпустил с цепи Верного, чтобы не подох пес с голоду, и закрыл дом на замок.
Ключ от ворот бросил теще в почтовый ящик и пошел вниз по улице, не оглядываясь по сторонам. Вслед ему колыхнулась шторка в тещином окне. Зинка, видно, перекрестилась в мужнину спину.
Что он чувствовал, уходя из дому? Злость, разочарование, страх, пустоту или что-то другое? Бог весть. Но так завязался еще один узелок, и он появился у брата в Ситове за два дня до нового девяносто шестого года. Был он небрит и производил впечатление человека не вполне здорового. Глянул на брата искоса и опустил глаза:
- Здорово, Олега, на время примешь? Много места не займу.
- Проходи,- кивнул тот.- Надолго?
- Не знаю. Устроюсь на работу, перейду в общежитие.
- Что случилось, братан?
- Хреново мне, Олега. Ушел я от Зинки.
В полночь на Новый год он выпил бокал шампанского и с того времени следил за собой. Устроился на работу. Вскоре переехал в общежитие. И начал понемногу приходить в себя.
4. Ольга.
Называть отношения Ольги и Бородина любовью, значило обманывать и себя и других. Это была не любовь, а смертоносная удушающая страсть. Они убивали друг друга собственными телами, поцелуями, объятиями, ядами, сочившимися из самых темных уголков души. В конце концов, даже Норка поняла что эта связь для Ольги губительна. Поглощенная болезненным состоянием, она позже всех заметила возле сестры нового приятеля, но первая заговорила о нем. Их беседа закончилась ссорой. Ольга поначалу боялась волновать больную и сдерживалась, но спустя минуту все же нахамила ей и хлопнула дверью. Норка после ухода сестры немного поплакала - нервы с течением времени у нее совсем расшатались, а потом прилегла на кровать и незаметно заснула. В последнее время ей мерещились какие-то тени по углам и беспричинные страхи сжимали больное сердце.
Разговор этот случился в конце сентября, спустя месяц после свалившего Венеру приступа. Отца давно похоронили, но события того страшного дня все еще стояли перед ее глазами. Временами она даже боялась заснуть или просыпалась среди ночи, прислушиваясь к своему неровно бьющемуся сердцу. И от этого неравномерного стука в ушах ее разбивало недугом еще сильней.
Кирилл устроил стационар на дому, теперь в ее квартире всегда дежурила медсестра. Но улучшений время не принесло. Начинался психоз обычный у молодых людей не подготовленных к затяжным болезням. О чем Воронова предупредил после очередного осмотра седой очень опытный терапевт, которого тот привозил из областного кардиоцентра два раза в неделю. Произошло это уже в первых числах октября.
- Если она не сменит обстановку, а еще лучше климат,- сказал он,- возможны и нервные и психические расстройства. Я бы посоветовал вам серьезно обдумать мои слова.
- Хорошо,- кивнул Кирилл.- Я подумаю.
А еще через неделю оставив сеть магазинов и остальное хлопотное хозяйство на Ольгу и особо доверенных помощников, он увез Норку на черноморское побережье Кавказа.
До этого момента Ольга держала небольшой магазин на окраине. Торговала косметикой, моющими средствами и средствами личной гигиены. В основном это был товар от местных представителей иностранных фирм и посредников отечественных предприятий. Небольшая часть товара закупалась на оптовых рынках. И примерно четверть составляла контрабанда, которая шла хорошо отлаженными путями из Прибалтики и с польской границы. До этого момента она и не думала заняться чем-то другим. Но так случилось, что вскоре столкнулась и с продуктами питания и с поддельной водкой, и с дешевыми, но скверными китайскими товарами.
