Франсуа Каванна - Сердце не камень
Но у меня есть то, чего нет у них. То, чего они не могут иметь. Это постоянное восхищение, это безумное желание, ненасытное, всегда наготове, питающееся почти ничем, способное закатить целый пир из-за одной улыбки, возносящее восторги до самого неба из-за одного только предчувствия сближения. Моя мания — мистическая любовь к женственности. Для них это невозможно. Погружение в манию пугает. И все же дьявольская пропасть их притягивает, завораживает. В мужской компании говорят только о сексе, шутят только на тему секса. Для того чтобы заговорить дьявола.
Они бросаются на эрзацы: честолюбие, деньги, могущество, работа, враг, которого нужно ненавидеть, дети, которых надо растить, искусство, спорт, коллекционирование марок, проститутка, когда становится невтерпеж… Чтоб они сдохли! Впрочем, они так и делают с моего или без моего на то разрешения. И украшают гирляндами всю свою нескончаемую агонию.
Я знаю, что у меня мания, не что иное, как мания. Что я без всякого сомнения ненормальный — что-то не развилось в складках моего мозга,' что-то гипертрофировалось до уровня мании. Или это произошло в раннем детстве, как сказала бы Бернадетта, которая была психоаналитиком, которую я любил безумно — умею ли я любить по-другому? — которая вышла замуж за последователя модной психоаналитической теории Лакана и гребет деньги лопатой. Бернадетта, которую я все еще люблю — и никогда не разлюблю — и которая… который… уф, хватит.
Раз мания есть, я пользуюсь ею на полную катушку. Она греет меня и веселит. Конечно, ей я обязан множеством неприятностей и все еще кровоточащими ранами, но насколько же больше было небесных мгновений! Взять хотя бы это чувство погруженности по самую шею в целый океан женщин, причем в каждое мгновение на этой планете! Два с половиной миллиарда женщин! Какое счастье!
Тогда что же мне мешает? Какой тайный недруг портит мне настроение и пачкает радость жизни? Посмотрим…
Я люблю Элоди. Я люблю Лизон. О, как я их люблю! Я спрашиваю себя, люблю ли я Женевьеву… Конечно я ее люблю! Поправде, я готов любить, любить настоящей любовью всех тех женщин, с кем мнеданосблизиться… Но к чему же я иду таким образом? Не все же какЛизон.Например, Элоди… Она не знает, что в моей жизни есть Лизон.Из-за этого мне приходится хитрить, лгать ей, как законной жене. Как во времена Агаты. Это было трудно! Но боже мой, как удается другим, не таким, как я, нормальным, довольствоваться только своей женой и не замечать других? Значит, любовь к одной женщине делает ихслепыми?Это фокусируетих зрениев узкий пучок, нацеленный наединственнуюцель? А тогда, значит, у меня глаза как у мухи, фасеточные глаза,улавливающие пространство целиком?
Им случается на короткий срок отклониться на волосок от лазерного луча и заметить второй женский объект, блуждающий в межзвездной пустоте. Им случается почувствовать укусы великойвселенскойпохоти, и тогда они срываются, ломают все в конюшне и скачут галопом к сказочной цели. Но им дано только сменить кобылицу и кормушку, они поправляют шоры, и все начинается сначала, мир исчезает.
Как любовь к одной женщине может сделать слепым по отношению к другим? Я не говорю о литературе в духе романтизма. Гюго и прочие воспевали любовь с первого взгляда, любовь навеки, предначертанную свыше, Козетту и Мариуса, всю эту лирику, но ведь в жизни папаша Гюго бросался, как петух, за каждой юбкой и влюблялся направо и налево. Литература, ты большая лгунья! И как будто случайно этот романтический миф о единственной любви свирепствует на христианской части планеты, там, где догма предписывает строгую моногамию и клеймит адюльтер как отвратительное преступление. Нуда ладно, я же ненормальный, я вижу все искаженным из-за моей аномалии, не правда ли?
Все же я хотел бы, чтобы мне объяснили, как же они устраиваются, эти нормальные. Одна-единственная — и точка. Ладно. А других они уже не видят. Очень хорошо. Может, вопрос в железах внутренней секреции? Когда они пусты, женщины исчезают из мира? Они снова начинают возникать, когда поголовье сперматозоидов восстановилось и сиропчик для заселения Земли снова распирает яйца? Это они называют "зовом сердца", да? Тогда достаточно, чтобы законная супруга (или постоянная подруга) ухитрялась постоянно поддерживать их железы в состоянии пустоты, даже если она не всегда расположена к этому баловству, без ничего ничего и не бывает, опустошенный папаша становится работящим и трудится сверхурочно, чтобы оплатить своей семейке отпуск на Багамах.
Ну а я, даже совершенно пустой, даже с жаром под сорок градусов, я их люблю, я их обожаю, почитаю и желаю их, божественных! В любви существует не только потребность обладать, хотя все ведет к этому, и без черного солнца обладания в конце туннеля не было бы любви. Даже платоническая любовь притягательна для тех, кто ею одержим только из-за того блаженства, которого они себя лишают.
Есть ли у меня потребность в горизонтах, в горах, в океанах, в девственных лесах, в бесконечных степях, в солнце, в звездных ночах, в бурях, в кораблекрушениях, в ярких красках в приключениях? Все это я получаю в каждой женщине.Любая женщина — это вселенная со своими пустынями и водопадами, своими галактиками и кораллами, большими каньонами Колорадо и райскими птицами, своими вечерами на берегу озера и дикими конями с гривами по ветру, все сущее и еще сверх того есть в каждой женщине, в ее глазах, в ее устах, в ее сказочной щели, в ее хитростях и ее доверчивости, в ее порывах и ее лжи, в нежнейшем пушке ее лона, в хрустале ее смеха… Что мне край света, если меня там не ждет женщина? И если она меня там ждет, на что мне край света?
Где бы ни очутились эти олухи, они созерцают занесенные в каталоги и справочники соборы и пирамиды, любуются заприходованными джунглями и музейными чудесами, но главное, они созерцают самих себя, густую толпу олухов с разинутыми ртами, свои дубли с кокой в руке и "Никоном" на пузе, сопровождаемых супругами с жестким взглядом, которые утоляют свою неудовлетворенность с большерукими докерами…
Я не питаю иллюзий. Мне хорошо известно, что женщины дадут фору мужчинам по части подлостей. Они такие же честолюбивые, такие же корыстные, такие же коварные, так же способны на жестокость, предательство и даже на преступление… Но это женщины! Их окружает волшебная аура, у них между бедрами спрятано сокровище, обворожительный ад, святая чаша Грааля… Мерзавец — это всего-навсего мерзавец. Самая ужасная мерзавка прежде всего женщина.
А как же семья, дети? Тьфу? Вот именно: тьфу! Но это природа! Нельзя плевать на природу! Природа, как и все остальное, я беру у нее и ей отдаю.
Подумайте о легионах придурков, которые придают такое большое значение девственности! Которые помещают свою честь в дырку своих дочек, своих жен! Но они не виноваты: общественное мнение, традиции, религия… Они не виноваты? Ну и ладно, тем хуже для них. А главное, тем хуже для их женщин.
IX
Элоди принимает неизвестно где, неизвестно какой экзамен у бог его знает каких многообещающих будущих специалистов. Лизон сидит дома у папы с мамой и лечит страшную ангину. В обозримом будущем нечего и надеяться на какое-то женское присутствие. А я так в нем нуждаюсь! Я дошел до того, что начинаю сожалеть о том, что оттолкнул Стефани…
В конце концов, раскрыв, на что она способна, зная, что она предательница и ее мысли порочны, я был в безопасности. Ее шокирующие приемчики не могли скрыть того, что она умирала от желания, была готова ко всему. Я вполне мог насладиться хорошим и воздержаться от плохого. Меня окатывает жаром, и я чувствую спазмы в низу живота, когда вспоминаю, как она открыто предлагала себя в своей наивной извращенности. Расчетливо, конечно, но с бьющимся сердцем… Что бы из этого вышло? Ну, такие вещи всегда как-то устраиваются. Мне пришлось бы усмирять кобылицу, а теперь у меня врагиня! И я подозреваю, что она весьма упорна в своей ненависти, маленькая чертовка!
Телефон. Это Женевьева! У Женевьевы антенны. Она издалека чует, когда надо прийти на помощь. Ее спокойный голос льется на мои мрачные мысли, растворяет их и уносит в канализацию.
— Я хотела узнать, как ты поживаешь.
— Так себе.
— Плохое настроение?
— Ну… Не очень-то хорошее.
— Ничего страшного не случилось? Какая-нибудь злючка сделала тебе бобо?
— Вовсе нет. Черная полоса. Она уже прошла. Спасибо, Женевьева!
Я как будто услышал, как она улыбнулась. Она спрашивает:
— У тебя есть минутка?
— Что ты называешь минуткой?
— Ну, часок. Два, самое большее.
— Сейчас?
— Если ты свободен.
— Скажи, в чем дело.
Она объясняет. Она ждет меня в доме своей старой подруги, среди собак, кошек и… канарейки. Там есть одна канарейка. Женевьева хочет представить мне Ноев ковчег. Она честно предупреждает, что, если захочу, я мог бы помочь ей переставить кое-какую мебель, но это не ловушка! Она будет очень счастлива снова увидеть меня.
