Павел Вежинов - Вдали от берегов
Солнце светило прямо в лицо капитану, обжигало веки и застилало глаза пылающей ярко-красной пеленой. Не в силах дальше притворяться, он вздохнул и открыл глаза.
— Капитан! — тихо окликнул его далматинец.
Капитан вздрогнул как от острой боли. Далматинец смотрел ему в глаза прямым, открытым взглядом, словно перед ним был кто-то из своих.
— Взгляни-ка на море! — сказал он.
Капитан приподнялся.
— Синяя вода, — пробормотал он.
Можно было подумать, что, пока они спали, их занесло в какое-то неведомое море, — так резко изменился цвет воды. Из зеленовато-голубой она превратилась в густо-синюю, как чернила. Такую воду капитану приходилось видеть во время плаваний в Пирей и иногда далеко в открытом море, с рыбачьих кораблей. Но, несмотря на густую синеву, море стало необыкновенно прозрачным. Косые солнечные лучи врезались в воду, но не терялись, а уходили вглубь, и море казалось пронизанным тысячами искрящихся серебристых стрел.
— Что за история? — спросил далматинец, подняв брови. — Словно мы очутились в наших морях!
Он обращался к капитану, как к своему, — спокойно и с доверием.
Капитан судорожно глотнул и сказал:
— Течение отнесло нас…
Далматинец быстро взглянул на него.
— И куда?
— Откуда мне знать? — сказал капитан. — У течения надо и спрашивать!
— В открытое море?
— Может, и в открытое море, на глубокое место… А может быть, и к турецкой границе.
Лицо у далматинца вытянулось.
— К турецкой границе? — воскликнул он. — Откуда это видно?
— Попали в синюю воду, — беспомощно пробормотал капитан.
Далматинец обернулся и быстрым взглядом окинул лодку. Все спали, никто не слышал их разговора.
— Объясни-ка! — сказал он, нахмурившись.
Но голос его звучал дружески — он верил, что капитан не обманет.
— Что тут объяснять! — сказал капитан со вздохом. — Так моряки называют глубокую и чистую воду… У Варны она отходит далеко в море…
— Как далеко?
— Не знаю, как тебе сказать… У Варны миль на шестьдесят, не меньше… А на юге подходит ближе к берегу. Все зависит от того, куда нас отнесло.
Далматинец задумался, лицо его потемнело.
— Ты знаешь лоцию Черного моря? — спросил он.
— Учил когда-то, — ответил капитан. — Но успел позабыть… Мы на своих корытах плаваем у берега.
— А течения как идут? Параллельно берегу или в открытое море?
— Параллельно берегу.
— И, по-твоему, что выходит? — спросил далматинец.
Капитан молчал.
— Скажи! Что думаешь, то и говори!
— Наверное, мы продвинулись к югу, — сказал капитан, с отвращением цедя слова. — На юге синяя вода ближе к берегу… Не думаю, чтобы течение отнесло нас так далеко в открытое море.
Они услышали позади легкий шум. Далматинец, не оборачиваясь, совсем понизил голос.
— Никому ни слова об этом! — беззвучно сказал он одними губами. — Понимаешь? Никому ни слова!
— Посмотрите на воду! — раздался голос Вацлава. — Господи, какая вода! И как глубоко видно!
Капитан опустился на место. В душе его шла борьба: чувство светлой и радостной гордости крепло, одолевая горькое раскаяние. Далматинец доверился ему. Теперь у них общая тайна. Она связывает их, как равных, и поднимает над остальными. Черта, разделявшая людей в лодке на два лагеря, стерлась, вместо нее появилась невидимая нить, сблизившая души. Хорошо: если надо молчать, он будет молчать! Кому бы это ни было на руку!
10День выдался такой же яркий, тихий и знойный, как и предыдущий. Так же немилосердно палило солнце. Никто не почувствовал облегчения от того, что вода вокруг стала синей и прозрачной, а солнечные лучи уходили далеко в глубины моря.
Насколько хватал глаз, в этой воде не было заметно никаких признаков жизни, ни малейшего движения. И как ни прозрачна она была, но на вкус стала хуже — более горькой и соленой. Небо тоже было мертво — ни облачко не мелькнет, ни птица не пролетит.
Томительно тянулись часы, жажда становилась все ужаснее. Губы потрескались, силы иссякли. Все молчали и не двигались. Мертвящий застой на море стал сковывать и сердца людей.
Около полудня откуда ни возьмись прилетела бабочка и села на рею. Все глядели на нее, вытаращив глаза, — как угораздило ее залететь так далеко от берега? Это была большая, красивая бабочка, с пестрой окраской и длинными усиками — крошечный вестник благословенной земли. Она улетела так же неожиданно, как и прилетела, и все с грустью смотрели, как трепещущее пестрое пятнышко исчезало в открытом море.
— Погибнет, — задумчиво промолвил студент.
«Разве не бывает, что люди иногда летят, сами не зная куда? Разве люди тоже не сбиваются с пути? Сбиваются, — размышлял он, — но не теряют надежды и слепой веры в то, что летят к какой-то цели».
Бабочка улетела, а вместе с нею и мимолетная радость, оживившая сердца.
— Сегодня не будем купаться? — уныло спросил печатник.
— Можно, — коротко, нехотя ответил далматинец.
Все утро он был хмурый, необычно молчаливый и даже не смотрел на товарищей.
— Можно! — повторил он. — Это неплохо!
Но купание никому не доставило радости и не освежило, как в первый раз. Люди неохотно опускались в воду и спешили обратно, в лодку. Самое незначительное напряжение утомляло, и они берегли силы, стараясь не делать лишних движений. Добытая ночью пища не подкрепила их, а только раздразнила, напомнив на миг о забытом чувстве сытости.
К концу дня далматинец совсем расстроился, а за ним приуныли и остальные. Стефан смотрел на него с немым удивлением и время от времени пытался заговорить. Далматинец отделывался односложными ответами и снова замыкался, не сознавая, что этим лишь приковывает к себе внимание. Только изредка он пытливо и с сомнением поглядывал на неподвижное лицо капитана и снова погружался в свои невеселые размышления.
Это был самый тягостный и длинный день. Все уже забыли, когда он начался, и потеряли надежду на то, что он когда-нибудь кончится.
Солнце медленно ползло по раскаленному небу, мертвым блеском сверкало море, в синей пучине не было никаких признаков жизни.
Жара совсем иссушила людей. Даже синие глаза Вацлава будто потемнели, а выгоревшие волосы стали похожи на пучок засохшей травы, брошенной на голову.
Только Ставрос, словно ожив, расхаживал по лодке и с насмешливым мрачным злорадством посматривал на остальных. В сумраке, когда солнце скрылось за горячей кромкой моря и в воздухе повеяло прохладой, он уселся на корме и, глядя на пестрые полоски на горизонте, тихо засвистал.
— А ну, замолчи! — злобно прикрикнул на него капитан. — Замолчи, а то как огрею!
Ставрос мельком, с ехидцей, глянул на него, облизал сухие губы и сказал:
— И завтра не будет ветра…
— Откуда знаешь? — вяло спросил печатник.
— По морю видно!
Действительно, закат был необычный — лимонно-желтый, сухой, странно прозрачный. Им еще не приходилось видеть такой далекий горизонт, особенно на западе. Море раздалось в стороны, разгладилось и посветлело. Люди немного оживились, и один далматинец все еще оставался мрачным и удрученным.
— Что с тобой? — спросил, не выдержав, студент. — Ты на себя не похож!
Далматинец поднял голову.
— Почему ты так думаешь? — спросил он.
Взгляд его, ясный и прямой, на мгновение смутил студента.
— Целый день из тебя слова не вытянешь!
Далматинец словно не слышал.
— Вижу, что вы как на иголках, — сказал он. — А я не имею права ничего от вас скрывать.
Все обернулись и поглядели на него.
— Что же случилось? — сдержанно спросил печатник.
— Мало хорошего, если до сих пор я ничего вам не сказал, — начал он. — Мы находимся совсем не там, где думали… Течение отнесло нас на юг, быть может даже южнее Созополя…
Пораженные, все смотрели на него, не мигая.
— Откуда ты знаешь? — спросил печатник.
— Знаю! — твердо сказал далматинец. — С капитаном толковали, так получается… Теперь мы дальше от Одессы, чем в начале пути… Течение хоть и медленно, но относит нас на юг…
В лодке наступила гнетущая тишина. Беглецы лихорадочно размышляли, их лица осунулись, головы опустились еще ниже.
— А ты уверен в этом? — снова спросил печатник.
— Что значит — уверен? У меня нет навигационных инструментов, чтобы знать наверняка… Но по всему видно, что это так. Капитану нет расчета обманывать меня…
— Есть! — со злостью возразил Стефан.
— Может, и есть, но на этот раз он не обманывает…
— А почему ты до сих пор молчал? — спросил студент. — Мы не дети, мы должны знать правду!
Далматинец провел сухим языком по горячим губам.
— Мне не хотелось отнимать у вас надежду, — сказал он. — И без того вам нелегко…
![Тяжелый дождь - [Тяжелый дождь]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
