Михаил Чулаки - Большой футбол Господень
Дионисий стоял не двигаясь над Зоей, распростёртой у Его ног.
– Вот праведница, – повторял Он. – вот святая душа.
Потрясен избегнутой близкой опасностью Он нисколько не был. Так и должно быть: Божественная Чета не могла не спасти Его.
Милиционер прибежал первым – свой, апраксинский, приставленный присматривать за рынком. Пощупал пульс опытной рукой, выпрямился и объявил почти что с удовлетворением:
– Всё. Готова.
Он хотя и слегка, но искренне пожалел неизвестную ему молодую, пусть и явно порочную женщину. А удовлетворение невольно проскользнуло, потому что самый факт убийства делал его роль здесь более значительной. А то шипят в спину: «Шляются менты, делать им нечего». А вот есть чего! Убивают людей – значит нужна милиция.
– Первомученица совершилась! – объявил Дионисий.
Милиционер уставился на него в недоумении:
– Ты чего? В школу надо ходить, а не по рынкам шляться в бабьей юбке!
Дионисий посмотрел прямо в глаза милиционеру – что редко удается обыкновенным гражданам – и сказал:
– Все перед Богами-Супругами в ответе.
Милиционер был в годах и ещё не перестроился, не уверовал вслед за гражданскими массами, но инструкция у него была твердая: религию поощрять! Правда, предпочтительно в православном исполнении. А этот походил на сектанта, тем более и балахон на нем какой-то неуставной, в церкви такие не носят, к сектам же следовало проявлять корректность, но настороженность.
– Ладно, кто тут свидетели?
– Тут и самый убийца налицо, – похвастался активист из толпы.
И выдвинул вперед скрученного деда Дмитрича.
– Ты?!
– Я, – плакал дед. – Не хотел, само вышло. Бабу не хотел.
– А свидетели кто тут есть?
– Мы все в свидетелях! – подтвердил активист.
Наконец и «скорая» пробралась сквозь толпу.
Дионисий смотрел на лежащую мертвую Зою без сожаления. Мученица нужна была в основании Его учения – и вот мученица явилась. Награда ей уготована на небесах – Отец Небесный позаботится и Мать подсобит.
А вышло красиво. Дионисий и так в Себе не сомневался, но все-таки самоотвержение Зои прибавило Ему ещё больше гордости и уверенности в Своей избранности: едва успел Он произнести всего несколько пророческих слов, и вот ради явленной Им истины ученица пошла на мученичество, пожертвовала жизнью. Не хуже чем в Святом Писании.
А между прочим, ни один апостол не заслонил Христа и жизнью своей Его не спас. Так что Дионисий Златый уже превзошел того первого Сына Божия!
* * *
Зоя умерла, но никто кроме Господствующего Божества не знал, что её СПИД живет и продолжается в крови юного самозванного Сына Божия. А Оно вовсе не собиралось морить переселившихся в Дениса вирусов: проповеди безнадежного больного, да ещё больного самой знаменитой болезнью времени, обещали произвести впечатление – и на землян, и на Него Самого. А Оно очень ценит возможность получить посильные впечатления.
Интересная все-таки штука – жизнь. Если внимательно приглядеться к деталям. Очень ведь просто в масштабах Вселенной потерять мелкие детали. Другое Божество на Его месте, может, и потеряло бы. Но – не Оно.
Кстати, интересная мысль: о другом Божестве.
Планетяне – они все рождаются в результате случайных комбинаций. Те же родители Дениса. Мог каждый из них умереть в младенчестве. Могли пережениться иначе. Людмила Васильевна, например, очень колебалась, была параллельно влюблена в морского капитана, и если бы не глупая ссора – представьте себе, из-за Окуджавы – вышла бы замуж за своего «красивого морячка», как называла возможного зятя её мама. И тот, кто родился бы в этой комбинации, был бы уже не Денис: вырос бы в бравого папу, мечтал бы о море, а не о новой вере.
Тогда молодая Людочка ещё не уверовала вместе со всеми в вернувшегося в Россию православного Бога, а вместо Бога и тоже вместе со всеми интеллигентными девушками страстно почитала Окуджаву. А её моряк Эдик сказал небрежно: «Подумаешь, певец кухонный. У меня половина команды бренчит не хуже!» И тогда Люда поняла, какой он тупой и бездуховный. А через три дня Эдик уплыл в очередной раз, так что времени помириться не осталось.
Так что любой планетянин – результат совпадения многих случайностей. А Оно Самоё? Коли Господствующее Божество не имеет ни начала, ни конца – значит Оно не могло бы быть другим?! Если только…
Все-таки и Оно не всегда понимает: как это существовать изначально, не будучи никем созданным?! А вдруг Оно тоже – Создание некоего ещё более Высшего Разума?!
Если – Создание, тогда могло получиться у того неизвестного высшего Творца и немного иначе. А было бы Оно немного другим – и Вселенная Им сотворенная получилась бы немного другая.
Мысль странная – но соблазнительная. А почему бы и не обдумать на досуге? Благо, досуг всегда найдется, когда целая вечность в запасе.
* * *
Виталик уже мог вставать – опираясь на Клаву одной рукой, и на неусыпного стража – другой.
Стражи, по мере его выздоровления, смотрели всё подозрительнее и несколько раз пытались снова запереть Виталика в хижине. Клава пока не давала: «Воздух, – она повторяла, – воздух хорош!» И охватывала широким жестом окрестные горы – потому что в таких горах воздух может быть только самый чистый и целебный. Как и вода.
Виталик уже узнал, зачем Клава появляется в таком маскараде. И свято соблюдал конспирацию. Конспирировал он своеобразно: старался при стражах разговаривать с доктором максимально матерно, чтобы те понимали, что так могут разговаривать только два настоящих мужчины. И Клаву учил шепотом:
– Да говори ты при них по-настоящему, как мужик.
Клава материлась без увлечения, хотя и готова была признать свободу мужского слова одним из преимуществ сильного и оттого грубого пола. Но все-таки одно речение она полюбила: «Да пей ты лекарство, ебена мать!»
Выпал наконец снег в горах. Лунными ночами сделалось совсем светло: снег не только отражал, но словно бы и усиливал свет ночного светила. На поляне около хижины можно было бы даже читать крупные буквы. И тем темнее казались тропы, уходящие под полог елового леса.
Виталик уже немного окреп, но, по совету Клавы, скрывал свою крепость от охранников. Когда те отходили на свой частый перекур, Клава с Виталиком шептались о побеге.
Если бы Клава могла спокойно посмотреть на себя со стороны, она бы поняла, что переживает счастливые дни: роскошная природа вокруг, чистейшая вода в горном ручье, неплохая еда и совсем даже ненавязчивая охрана, нужная ровно настолько, чтобы придавать отрывочным разговорам с Виталиком запретную прелесть. Никогда бы они с такой напряженной радостью не переговаривались на своей ярославской воле. Других таких счастливых узников не бывало во всей Чечне. И вряд ли будут.
Но Клава считала случившееся злой неволей и планировала побег. Виталик хотя и окреп, но сам планировать ещё не мог и препоручил всю мужскую инициативу ей.
Выпавший в горах снег, ради прелестей которого благополучные жители этой планеты заполняют горные курорты, казался ей только опасной помехой: на снегу ясно отпечатаются следы, а ставшие светлее ночи облегчат погоню.
Впрочем нужно было решить два главных вопроса: куда бежать и на чем? Пешком ведь не уйдешь. Летом можно было бы и пешком – лесами. Но зимой – не уйдешь.
А на дорогах всякий наедет, остановит. Помогла бы только захваченная машина – и карта, чтобы знать, по какой дороге газовать. Карты у Клавы, естественно, не было.
Виталик сам не планировал, даже не вникал в сложности предстоящего мероприятия, а потому торопил совершенно по-детски:
– Ну чего ты? Давай уходить!
Ночью стражи теоретически спали по очереди. Но практически дежурный дремал тоже – только что прислонившись к двери. Убивать ли стражей, связывать ли?
Если убить, то при поимке пощады не будет. А так – так посадят в яму, скуют наручниками. Клаву при этом разденут и разоблачат – чтобы насиловать всем отрядом.
Иногда ночью Клаве начинало казаться, что вообще всё вокруг – сон. Как она могла решиться на такое?! Как посмела понадеяться на успех?! Конечно, случаются чудесные спасения.
Если поможет Бог. И не просто поможет, а очень поможет! Кроме как на Бога надеяться было и не на кого.
Но даже и при надежде на Бога надо было подготовиться.
А Виталик ныл нетерпеливо:
– Ну чего ты? Давай! Эти недоноски спят. Давай сейчас автоматы вырвем, пристрелим их – и вперед!
Явился соблазн: послушаться. Он мужик, пусть решает!
Хватит она отвечала за всё.
Дежурный охранник заснул в обнимку со своим калашом.
Прихлопнуть его мог сейчас и пятилетний мальчик.
– Давай!
Виталик даже приподнялся, готовый броситься на спящего.
– Нет! – сказала Клава. – Лежи. Рано.
Клава разозлилась. Ради такого капризного недоумка она рискует всем! А если спасутся, небось, припишет всё себе. И всю жизнь будет точно также жить за её счёт, за её труды.
