Роман Парисов - Стулик
ОНА. Ну да… Час посидели, она такая Маринку в сторону: «Мусик, говорит, время – деньги».
Я. Ха! Кто бы сомневался! Я сразу так и понял, что вы не одни будете сидеть.
ОНА. Ну да… Был какой-то мужик, Маринкин знакомый. Но я ничего не знала, Ромик, правда! Я была просто с Мариной… А что в этом такого – если человек готов заплатить за наше присутствие деньги? Просто за присутствие, понимаешь?..
Я…
ОНА (пауза пауза). …а что в этом такого, почему я не могу принять сто баксов из рук Маринки?.. (Пауза.) А Фиса такая: «У меня сейчас трое, один другого круче… один в Питере, другой в Киеве, а третий в Самаре. И никто из них не догадывается о существовании друг друга». Все ка-ак заржали. Вот такая стала Фиса… Но она рано ушла, часов в девять, получила свои двести баксов и спать поехала – назавтра ей вставать в пять часов, лететь в Самару на какую-то тусовку, нужно, говорит, выглядеть хорошо… Потом ещё ей звонила Лия, ну – сутенёрша, говорит – у меня есть ужин. Пятьсот баксов с продолжением. Фиса такая – подумала-подумала… «Для продолжения, говорит, нормально, а вот за ужин доплатить бы надо». (Пауза.) Фиса, Фиса, везде одна Фиса! Что эта Фиса – скучный, банальный чел!..
Я. Дальше.
ОНА. Ну, поехали куда-то на дачу – опять к каким-то Маринкиным знакомым. А я не хотела, но Маринка меня запихнула в такси, а сама в другое села с девчонками: «Стуличек, говорит, ничего не бойся, я с тобой». Со мной она, как же… Я ей звоню на мобильный – он, конечно, выключен. А у меня ни денег – ничего. Вот в этом вся Маринка – что ей надо, так она вокруг пальца обведёт, чтобы своего достичь… (Задумалась, задумалась.) Блядство – её дом, её дом – блядство, она живёт в нём, она живёт этим!.. Ну вот, приезжаем куда-то в лес вообще, там особняк этажей девять, человек пять мужиков, кто такие, так и непонятно, какие-то стриптизёрши ещё понаехали… Мы типа для разбавления компании, а этих там трахали все подряд где-то наверху… Маринка сразу: «Так, этой девочке четырнадцать, она моя, её не трогать». Был там какой-то организатор конкурса «Мисс Россия», всё хотел меня пригласить на следующий год, всё говорил – да с твоими глазами, да с твоими ножками тебе финал обеспечен, чуть подрастёшь только…
Я. Это всё здорово, но ты ведь понимаешь, что такое эти все конкурсы?!
ОНА. Да ты что-о, Ромик! Он совершенно не такой – интеллигентный, он Маринкин друг. Всё же будет через неё, а она меня в обиду не даст. Представляешь, нужно было открыть бутылку какого-то дорогущего вина, а штопора не нашли – так я пробку пальцем протолкнула, я же ушуистка, энергию свою ка-а-а-ак сконцентрировала – все так и попадали!.. А этот, что с конкурса, достаёт так четыреста баксов – это тебе, говорит, положено – десять процентов от стоимости вина. (Фу, такая кислятина, чуть не позапрошлого века!)
Я…
ОНА. Ну а что такого – я же ничего с ним не собираюсь делать, пусть мальчик польстит себя надеждой, что вот когда мне стукнет восемнадцать… ну, что дал мне авансом… ну, как бы навырост …
Я…
ОНА. Потом он ещё там долго «Рамштайн» искал, нашёл даже «Муттер» – я тебе хотела поставить по телефону, но батарейка села… Потом покурили под анекдоты… Знаешь, как всё смешно, когда маруся – настоящая, голландская!! Но это ладно всё – слушай дальше! Я Маринку на балкон, говорю, я должна сказать тебе что-то очень важное… очень-очень, понимаешь?… Я… я – полюбила – всерьёз! И ты его знаешь… Она такая – сначала не поверила, потом начала отгадывать: мой Саша?.. твой Паша?.. мой Серёга?.. мой Макс?!! – ну, в общем, всех, кого можно, перебрали, она уже в полных непонятках, и тут я такая: «Фисин Рома!»… Ой, если б ты видел её, она так и осела, сначала побелела, потом посерела, вышла на балкон, заплакала… Ты что, говорит, спятила, Стуличек?.. Несколько минут сидела-молчала, в одну точку смотрела… потом как вспомнила что-то: да он же, говорит, ненормальный – избивал её, ревновал! – я: ну а мой папа вообще бы я не знаю, что с мамой сделал, если б узнал, что она гуляет… Она – знаешь, так вспоминает потихоньку, что Фиса ей про тебя говорила: да он же алкоголик… – я: ну и прикольно, я тоже. Она: да он же за ней следил, жизни не давал! – я: ну а как бы он узнал ещё, бедный Ромик, что жена ему изменяет! В общем, она: да он… – а я: ну и… И потом, говорю, когда любишь человека, все его недостатки воспринимаются достоинствами!
Я (хохочу, умираю). В общем, отпор дала супостатам!..
ОНА. А т-то! Потом, аргументов когда уже у неё не осталось, тихо-тихо так говорит: «Я знаю, это он мне мстит за Фису… Но теперь я сделаю всё, чтобы вас разлучить! Для начала поговорю с твоей мамой… Ты же ещё маленькая, тебе же надо учиться!»
Я (вслух). Ну что же. Отдадим должное Марине. В этом она абсолютно права. (В сторону.) …и живёшь ты своею прежней жизнью, и будет так всегда, и аминь.
Ведомственный санаторий «Заря» – рыжая кирпичная многоэтажка посреди лугов и косогоров. В фойе, однако, уже пахнет четырьмя звёздами. Время на рецепции тоже непростое: Токио, Нью-Йорк, Лондон… А отдыхают здесь почти бесплатно – потому что люди всё неброские (семьи лётчиков, космонавтов да авиаконструкторов)… Ну, а мы птицы яркие и свободные – вот и платим за выходные, как всегда, 300 долл.
– Иди-иди, ставь своего красного коня, – сказала Света загадочно, после того как я поднял её со всеми сумками на…дцатый этаж. Оказалось, всё продумано: через пять минут на кровати меня встречала распушистая игрушечная овечка в обнимку с бронзовой розой.
– Сам говорил: подари мне себя !
У меня же день рожденья, опять я забыл о нём… Подарок трогательный – потому что искренний и продуманный. Больше всего мне нравилось то, что выражение овечьего лица было совсем как у Светы, а горделивая роза с большими шипами казалась точь-в-точь, как из нашей печальной испанской песни. Десятки живых роз, преподнесённые Светлане, возвращает она бронзовой изломанной статуэткой… маленьким прижизненным памятником любви.
Она разбирает вещи, объясняя попутно происхождение некоторых, хотя я у неё не просил. Вот эта интересная кофточка, в лилово-жёлтых переливах – подарок Коли (ну, который продвигал её в модели), баксов 400, не меньше, есть ещё от него много других красивых шмоток, а он, бедный, так и не получил того, что хотел… Очень дорого и секси смотрится на шейке массивное серебряное колье с большим камнем и такой же браслет на тонком запястье – был некто Василий, он просто брал её с собой в рестораны и другие места, но смотрел ну совершенно, как на ребёнка… Однажды у него на даче чуть не подарил он Свете шикарного белого скакуна из своих конюшен (ну просто так – человек богатый), а там такие кони – по миллиону каждый. Долларов, конечно. Она, естественно, отказалась – где его держать?.. Ну, а солнечные очки и часы «Гуччи» – от… ни за что не угадаете! – от самого Осиновского. Это он так просто, он всем им, девчонкам, что-то дарил там, в Турции, но на Свету запал конкретно и несколько месяцев потом ещё звонил ей домой, а мама её, конечно, прятала. А вообще человек он очень интересный, такой… стремительный. Несусветные бабки тратил на них – они там обжирались, где и сколько хотели…
Я вот сейчас улыбаюсь вместе с нею, и внутри тоже улыбаюсь этой искренней и непрошеной болтовне… и всё пытаюсь определить, имеет ли сей мутный поток отношение ко мне. Скорее, не имеет – ведь это было до … Не едет же она сейчас ни в Италию, ни в Японию, ни в какую-нибудь Турцию… (Из-за меня?..)
– Знаешь, Светик, – говорю задумчиво. – Я даден тебе свыше…
– А я знаю, – отвечает Светик невозмутимо, растушёвывая пудру.
И мы ныряем в дискотеку, мы очень приятно напиваемся, мы носимся по полупустому танц-полу, мы кривляемся под это немного уже провинциальное техно, не замечая никого вокруг, мы дружим с барменом… Мы заходим почему-то в женский туалет (ах ну да, без меня она боится Фредди, Пиздермана и призраков) и выметаемся оттуда с хохотом, заслышав дикие улетающие стоны… («Дрочит девчонка», – комментирует Светик.) Мы встречаем петушка и пытаемся с ним подружиться, но прибегает какой-то щенок и портит нам всю малину. Тогда мы валяемся в ночной сочной траве, тонко и доверчиво говорим о жизни, расставляем всё на свои места. В номере нас ждёт бездонная бутылка мартини и безграничные возможности делать друг с другом разные удивительные вещи, насколько позволяют улётная весёлость и опьянение. Последнее, что помнится – стакан на периле балкона. (Я голый пытаюсь сфотографировать рассветное солнце, ловя его в стакане.) Флэш никак не включается. Всё-таки флэш и солнце – несовместимые субстанции.
Утром разбудил часов в двенадцать шальной звонок – была это давнишняя знакомая, чудом упомнившая мою дату (вот так устроен мир – тебя хотят люди почему-то глубоко тебе безразличные), и Светик тревожно насупилась спросонья, и всё расспрашивала потом, кто такая и что вообще у нас было.
